Сальваторе страшно. Он весь покрылся холодным потом.
Ему еще ни разу не доводилось убивать змею. Главное — одним ударом перебить ей спину. Сколько раз он рассекал палкой воздух, сбивал листья, молотил по камням. Но теперь ему предстояло одним ударом прикончить кровожадную змею-убийцу — гуардабассо. «Я никого не боюсь, — повторяет про себя мальчик. — Я, Сальваторе Виджано, не трус».
Удар — и готово. Он и в самом деле перебил змее спину.
Сальваторе чуть не стошнило, когда он увидел, как перешибленная змея судорожно дернулась и застыла на месте.
Заяц вздрогнул, слегка покачнулся. Бежать у него уже не было сил, и он позволил схватить себя. Сальваторе чувствовал, как он дрожит. Но дрожи, зайчишка, ты спасен, тебя не съедят. Шерстка на нем вся взъерошилась, а в глазах еще таится ожидание неминуемой смерти. Но смерть отступила.
Сальваторе прижался щекой к заячьей мордочке. Усы зайчонка легонько щекочут кожу.
— Хороший мой зайчишка, я не струсил и спас тебя от смерти. Я буду тебя беречь и защищать, — шепчет Сальваторе.
— Пассалоне! Пассалоне, иди сюда! — крикнул он.
— Где ты, Сальваторе?
— Ту-у-ут!
Сальваторе стоит, крепко прижимая зайца к себе. Иначе заяц, повинуясь инстинкту, убежит, хотя только что этот же инстинкт заставил его неподвижно ждать смерти.
— Что это?
— Смотри!
На спине у змеи алая полоска. Джулиано вытаскивает из кармана руку и несколько раз проводит по коротко стриженной голове, так что на лоб набегают морщины.
— Это ты змею убил?
— Я.
Джулио никогда бы сам не напал на змею. Недаром его прозвали Пассалоне — увалень. Ну и пусть, ему от этого ни тепло ни холодно. Он показал на зайца:
— Поймал?
— Гуардабассо хотел его проглотить, так глазищами и заворожил.
— Теперь этот заяц твой?
— Конечно. Я назову его Роккино.
Роккино в страхе поводил глазами. Пассалоне снова вытащил из кармана руку — другой он держал за веревку козу — и хотел было погладить зайчишку. Но тут же отлетел в сторону: оказывается, Нинка-Нанка приглядела неподалеку соблазнительный куст и внезапно дернула веревку. Подлая Нинка-Нанка, вечно что-нибудь да выкинет!
— Послушай, — Сальваторе понизил голос и украдкой поглядел на козу, — зайчонок голодный, хорошо бы его молоком напоить.
Роккино после стольких испытаний совсем ослаб, словно стал меньше, похудел. Он даже не пытался удрать.
— Не могу.
— Ну хоть один глоточек. Ему много не надо. Он же совсем маленький.
— У меня скоро еще одна сестра будет.
— Правда? Еще сестренка?
— Да.
— А откуда ты знаешь, что сестра? Может, брат.
Пассалоне безнадежно пожимает плечами — на рождение брата, видно, нет никакой надежды.
— Да ведь она еще не родилась.
— Пока нет.
— Значит, можно Роккино дать каплю молока.
— Завтра.
— Нет, сейчас.
— А если Нинка-Нанка не захочет?
— Давай у нее спросим.
Пассалоне вздыхает.
— Нинка-Нанка! — зовет он.
Коза оборачивается и внимательно смотрит на Пассалоне. В ее хитрых глазках притаился смех. Она слегка трясет бородой.
— Позволь нам взять у тебя чуточку молока. Совсем, совсем капельку.
Нинка-Нанка оставляет в покое куст, подходит ближе и снова начинает трясти бородой.
— Позволила, Пассалоне. Видишь, бородой кивает.