— А куда его доить, молоко-то?
— Ну и бестолковый ты, Пассалоне! Я сложу ладошки, а ты потихоньку дои.
— Да оно на землю прольется.
— Не прольется.
Пассалоне подходит к козе. Нинка-Нанка даже жевать перестала. Она все понимает. Стоит спокойно и позволяет себя доить. В ладони Сальваторе, сложенные лодочкой, стекает тонкая струйка молока. Но Роккино отказывается его лакать.
— Ну вот! Только зря молоко извели.
— Эх, Пассалоне! Да ты жадина!
Обозвать его жадиной! Еще друг называется. Это оскорбление. Что бы ему такое ответить? Нет, лучше дать ему хорошего тумака. Так поступают настоящие мужчины. Да, но Сальваторе сильнее; глядишь, еще самому достанется на орехи. Лучше притвориться, будто ничего не слышал.
— Подержи зайца. Да смотри не упусти, а то получишь. Потыкай его мордочкой прямо в мои ладони. Ну вот, так.
— Ай, Сальваторе, Роккино вырывается! Но усы все же намочил.
— Гляди-ка! Да он облизывается. Совсем как человек.
— Бери его, Сальваторе, а то Нинка-Нанка за веревку дергает.
— Пошли.
— А Роккино ты тоже с собой возьмешь?
— Конечно. Теперь он мой.
— Ну как, полегчало, Кармела? А то могу повторить.
— Спасибо вам, дядюшка Винченцо. Вроде полегчало. Я вот вам немного молока принесла.
— Зря ты это, Кармела. Мы с тобой соседи, а добрым соседям грех не помочь.
— Уж так я вам благодарна, дядюшка Винченцо! Это молоко козье, возьмите.
— Ну, а голова у тебя совсем прошла, Кармела?
— Да, спасибо, спасибо вам. У вас счастливая рука, дон Винченцо. Худо бы мне пришлось без вас. Да тут еще ребятишки совсем замучили.
— А когда девятого ждешь?
— Скоро. Месяца через два, в новолунье. Еще раз спасибо вам, дядюшка Винченцо. Пойду домой, хлеб надо печь.
Это мальчишки колдуют над Роккино.
— Поправится наш зайчишка, а, Пассалоне? Смотри, как он тяжело дышит. Вдруг у него лихорадка?
— Похоже. В прошлом месяце моя сестренка болела, ее тоже так трясло.
— Знаешь, Пассалоне, сегодня суббота, и ночью дедушка Винченцо мог бы снять сглаз с Роккино. Ему это нипочем, А я еще маленький, у меня не получится.
— А кто сглазил твоего Роккино?
— Откуда мне знать? Но дедушка любые сглазы и заклятья умеет снимать. А захочет, сам любого заколдует. Скоро и я научусь. Как подрасту, дедушка мне самые секретные секреты откроет. Сам-то он выучился колдовству давным-давно, лет сто назад.
— Тогда ты станешь всемогущим и сможешь делать все, что захочешь, да, Сальваторе?
— Конечно.
— Ну, а пока-то как нам быть?
— Попрошу дедушку, пусть он Роккино вылечит.
— Ты уже испекла хлеб, Тереза? — спрашивает Кармела, входя в дом.
— Нет еще, Кармела. Только тесто поставила. Возьми свою дочурку, а то она мне весь передник обмочила.
— Ах, замарашка! Уж ты ее прости.
— Ничего. Мне привыкать пора. Когда-нибудь и у меня свои будут. Я провожу тебя, Кармела. Знаешь, я решила сегодня вечером погадать.
— Я так и подумала. Желаю тебе счастья.
— А почему ты так подумала?
— Да ты не красней. Просто подумала, что хочешь погадать, вернется ли он.
— Тише, не то дедушка услышит.
— Видишь, я угадала. Ты даже не спросила, а кто должен вернуться.
— Кто же, Кармела?
— Ну, к примеру, твой троюродный брат Феличе.