— Вы что, золото в горах нашли, что носитесь туда и обратно? — спрашивает его шофер.
Автобус на полной скорости взлетает на холмы, одолевая крутые повороты, и Антонио подпрыгивает на потертом сиденье. Пока для шофера, как и для всех, Антонио Лазала — «новый учитель». Вот когда он еще раза два съездит в Аччеттуру, шофер привыкнет к нему, проникнется доверием. И, может, с улыбкой скажет, что синьор Антонио не за золотом сюда явился, а обучать ребятишек, зарабатывать себе деньги легким трудом. Ну что ж, пусть думает так.
«До свиданья». И снова в путь, пешком до Монте Бруно. Через густой бесконечный лес. Листья уже пожелтели. Красные и желтые пятна так и сверкают на темно-коричневом фоне. Вдруг тропинку перебежал кабан, за ним второй. А дальше вздымаются горы в серой застывшей лаве, окутанные легким туманом. Вон там свинарник дона Панкрацио. «Как вернусь из Аччеттуры, спрошу, когда можно занимать эти королевские покои». Шумит горная речушка. Шаткий мостик качается под ногами и, кажется, вот-вот рухнет. Ребятам, чтобы попасть в школу, придется не раз по нему переходить. Остается лишь надеяться, что и в зимнее ненастье с ними не случится беды.
Наконец показалось селение Монте Бруно, такое же серое, как и скала, к которой оно прилепилось. Главное, чтобы пенициллиновые свечи помогли этому зайчишке. Ветеринар не очень-то был в этом уверен. Да и вообще не понимал, зачем лечить зайца, когда можно его изжарить. Вот если б понадобилось мула вылечить, он сразу бы забеспокоился. Да и дядюшка Винченцо не отказался бы.
«Кто научил ребят этой песенке? Нечего сказать, хорошая слава пойдет о нас, луканцах. Хоть я и не пропиваю денег, но ленив почище мула. Почему бы мне не попытать счастья в телевизионном конкурсе певцов и гитаристов? Ведь певцы зарабатывают кучу денег. А я карабкаюсь по камням в гору. Вот уж действительно глуп, как мул!»
— Это вы, дон Антонио?
— Я. А вы где?
— В закутке для Нинки-Нанки.
— Отлично. Осмотрим вашего зайца.
— Тише, учитель, тише. Если нас услышат, мы пропали.
— Держи покрепче своего зайца, Сальваторе. Сейчас мы ему лекарство дадим.
— Куда же вы его суете? Ведь рот-то здесь.
— Знаю. Пенициллиновые свечи не через рот вводят.
Пенициллиновые свечи для больного зайца! Люди узнают — засмеют. Посмотрел бы директор института. Как он тогда торжественно заявил: «Проанализируем различные методы преподавания в начальной школе». Потом синьор директор поздравил выпускников. Слова, слова, которые так и остались в учебных аудиториях Неаполя, Матеры, Рима, Милана, Венеции. Все стены оклеены там не обоями, а красивыми словами. Студенты месяцами, годами питались лишь словами, пышными фразами, длинными строчками из черных букв. Наконец им выдали дипломы. Диплом на право жить в свинарнике и лечить зайца, чтобы завоевать доверие двух будущих учеников.
— Ничем не кормите. Если захочет пить, дайте немного воды. Я скоро приду и продолжу лечение.
— А когда он совсем поправится?
— Дня через два.
«Придется занять свинарник дона Панкрацио. Дня через два. Думаю, не откажет. Попрошу, чтобы предупредил своего свинопаса».
Через два дня…
— Знаешь, Пассалоне, я хочу в школу ходить. Каждый день.
— Каждый день? Так часто?
— Ну и что ж? Зато учитель рад будет. Смотри, какой Роккино веселый стал. Он совсем выздоровел. Вон как траву уплетает.
— Так-то оно так, лекарства ему помогли. Но только никак не пойму, с какой стати мы обязаны ходить в школу.
— Учитель доволен будет. Он еще говорит, что на гитаре умеет играть. Я пойду. А ты?
— Завтра скажу.
— Нет, не завтра, а сейчас отвечай, пойдешь или нет?
— Сказал, завтра.
— Эх, Пассалоне, никогда от тебя толку не добьешься!
— Выдумаешь тоже!
Пассалоне ожесточенно стал чесать голову.
— Знаешь, Сальваторе, зайца надо отсюда унести. А то если отец увидит, он его захочет изжарить.
— Верно. Но в доме тоже держать опасно. Где же его спрятать?
— В лесу.
— Нет, в лесу нельзя, он убежит или снова на змею наскочит.
— Что же делать?
— Нужно отыскать место ненадежнее. Какое-нибудь дупло в лесу.
— Пойдем поищем.
— Пошли.
Из закутка Нинки-Нанки можно выйти, не проходя через комнаты. У разбойницы козы своя отдельная квартира, и, право же, она ее заслужила.
Сальваторе и Пассалоне прошмыгнули на улицу. Заяц устроился поудобнее за пазухой у своего спасителя. Ребята жмутся к стенам домов, а когда надо, пересечь улицу, так припускают, словно с неба хлещет ливень. Но все предосторожности напрасны. Джузе́ппе Коландже́ло, по прозвищу Булыжник, гоняет посредине улицы камешки — это его любимое занятие. Он сразу замечает, что живот у Сальваторе необычно раздут.
— Что это у тебя?
— Не лезь! — Сальваторе прикрывает руками свой невероятно большой живот.
Приятели Булыжника, Пао́ло и Луиджи (Луиджи за непомерно большую голову прозвали Головастиком), тоже подступают к Сальваторе. Пассалоне незаметно лягает Паоло ногой, и Сальваторе, пользуясь этим, бросается наутек. Но Джузеппе преграждает ему путь. Подскакивает Головастик, и завязывается драка. Сальваторе отчаянно сопротивляется, но Головастик крупнее и сильнее его.
— Пассалоне, помоги!