Через час мы фотографировались со вскинутой рукой над телами умерших бездомных. Я тоже был на снимке. Хотя мне бы доставило большую радость подлить водки тем жирным овощам, да сосущим сигареты дамам. Залить отравленым бухлом всю их сраную улицу! Какое вообще может быть дело до бездомных, если это всего лишь опарыши в теле огромной, ещё живой свиньи?
Но, что поделаешь, если бомонд и либеральная общественность не принимают с незнакомых рук граненый стакан?
***
Глотку крепят разговоры о способах борьбы с системой. Главная формула проста: раскачать лодку, чтобы она затрещала по канопатым швам, тем самым лишить обывателя спокойного существования и, когда власть падёт, подобрать её из грязи, как когда-то сделали большевики.Вообще Минус приводит много интересных примеров. К сожалению, специфика большевистского восстания больше применима к России, чем гордость национал-социалистического возрождения в Германии. Минус говорит, что всё решится в столице. Если кто-то хочет революции, то должен ехать в столицу. Всегда
всё решалось там, и всё будет решаться там нынче.Представьте только: создать транспортный коллапс, который лишит более десяти миллионов человек продовольствия, света, воды. Что начнётся в городе, в этой грязной мультирасовой помойке? Разумеется, оккупанты, живущие по законам сплочённого клана, быстро возьмут власть на местах в свои руки. Начнутся мародёрство, грабежи и локальные войны.
Что делать невооруженному, пассивному русскому человеку?
Надеяться на проклятых фашистов.
Как тогда обыватели воспримут сплоченную организацию национального толка? Как манну небесную! Да они наплюют на все свои убеждения, если мы предоставим им защиту от распоясавшихся зверей и быдла. Таким путём мы заимеем массу на своей стороне. А с ней взять власть вполне реально. И удержать тоже.
Только дебил мечтает о революции, которую он осуществит с десятком или сотней верных соратников. Это возможно в случае переворота, но в последнем всегда участвует элита, которую, опять же, продвинутые пиплхейтеры, типа Тюбика, считают мусором. Она и есть мусор, но нужный нам мусор.
Минус говорит, что вооруженное восстание в семнадцатом году удалось не из-за еврейского заговора, а потому что масса обманутых обывателей поддержала революцию, попавших на крючок лозунгов. Мы должны поступать по такой же схеме: дискредитировать власть, а затем явиться как спасители простого русского человека. Тогда, логично предположить, что никаких врагов нашей расы убивать нельзя, ибо они дестабилизируют систему, угнетая обывателей. Логический тупик.Чем хуже, тем лучше?
'Сытый обыватель это главный враг революции' — один из тезисов Ленина, изрекаемый через потрескавшиеся губы Минуса. Что же, нетурдно согласиться! Но как легко мыслить и решать в уме сложные логарифмические уравнения о том, как лучше взять власть!Тюбик ругается, орет, что мы должны всех убить, а на обывателей ему класть, ибо они ничем не лучше оккупантов. Русский народ делится на две составляющие: 99% быдло-алкашей и 1% расово-верных мизантропов. И вообще мы все левацкие жиды, предавшие идею. Смерть — единственный настоящий национал-социалист! Достаётся и мне:
— Саныч, на хер рузких людей, сами все просрали, а мы еще и спасать их будем?
Хотя я, вроде бы, молчал.
— Мы должны заниматься точечным террором, — авторитетно изрекает наш студент-учёный, — как Борис Савинков. Как левые эсеры. Как бланкисты во Франции! Как фашисты 50-хх годов в Италии.
Они же почти взяли власть в результате переворота!
— Точечный террор?
— Да, убийство ментов, политиков, шоу-менов, либерастов! Если мы будем так делать, то к нам ломанётся столько народу, что ни в сказке описать!
Я воодушевлённо кричу:
— Тогда вперёд!
Мы подлетаем к лотку какого-то дагестанца, торгующего фруктами. В дощатых ящичках персики, бананы, бордовая черешня. Всё позднее, несвоевременное, выращенное в китайских теплицах за городом. Под нашими ногами этот искусственный компост быстро превращается во фруктовый фарш. Тюбик ожесточенно танцует какую-то сицилийскую тарантеллу в ящике с зеленым виноградом. Кровь христова — мутная и черноватая, вытекает на асфальт. Продавец опешил от наглости местных абреков и даже не пытается нас остановить. Я кидаю в него тяжёлой жёлтой дыней и ору:
— Точечный террор, блеать! Точечный террор!
***
С соседями на новой квартире не повезло: за стеной вечный шабаш алкоголиков. Какая-то предприимчивая мать устроила из квартиры настоящий вертеп. Пятиэтажка кажется огромным пабом. Зато, когда выбирали конспиративную квартиру, владелице не понадобились мои паспортные номера.Минус, чтобы не слышать пьяных воплей из-за стены, работает с будущей взрывчатой в наушниках. Тюбик задумчиво поглаживает лезвие ножа и поминутно изрекает:
— Я могу представиться сантехником и их зарезать.
Качаю головой и смотрю в окно. Во дворе, который начинают тискать сумерки, гуляет одинокий малыш в замызганной одежде. По асфальту течёт сигаретная весна. Косметикой ей служит собачий помет.
— Я могу сказать, что я из милиции и их зарезать.
Малыш время от времени подходит к двери, даже в этой глухомани оборудованной домофоном. Как слепой щенок тычется в кнопки, и тогда, за визгом соседней клетки, я слышу, как там пищит телефонная трубка.
— В принципе, можно перелезть через балконы и всех из зарезать.
Тюбик довольно почёсывает ножом горло, будто представляя, что расписывается у них на яремных венах. Минус в холодной воде выделяет из сухого горючего полезные нам вещества. Работы слишком много на одного, она монотонна и скучна, и мы вынуждены помогать.
— Когда сменим квартиру, обязательно подорву этих свиней за стеной.
За окном малыш остановился и кричит снизу:
— Мама, впусти! МА-МА! ВПУСТИ! МАМА! Домой хочу!
Через две минуты постоянного крика заскрипело наше окно — это распахнулась рама соседней квартиры. Прокуренный голос, мешающий водку с любовью, проворковал:
— Сына, погуляй еще чуть-чуть!
Ребенок, любящий мать всегда, покорно побрёл к холодной и тёмной песочнице. Там описался апрель — стылыми, колкими лужицами. Одинокая фигурка, потерявшись, бродила среди синих бутафорских ракет, на которых невозможно было улететь куда подальше, к счастью или в тёмно-синий космос; малыш опирался на зелёную стенку для лазания, лишь первую ступеньку которой мог покорить. За перегородкой нелюди запели какую-то русско-народную песню, что идет на экспорт быдло-иностранцам. Фигурка растаяла в синем тумане неосвещённого дворика.
Быстро пересёк холодную пустошь черный кот.
Я поворачиваюсь к соратникам. Говорю твердо, сжимая кулаки:
— Мы просто обязаны уничтожить этот мир.
***
Я не считаю себя крутым революционером. Мало таких среди нас. Я не хочу опорочить память героев, которые смогли преодолеть свой страх и решиться на настоящие поступки... Но, всё-таки, любое движение, любую армию или группировку двигает именно масса, середняки. На одних героях борьбу не построишь. Герои нужны, чтобы вдохновлять массу, чтобы они следовали примеру своих кумиров и жертвовали собой, сражались, умирали! Герой — это одушевленная пропаганда. Их поступки бесполезны, если основное движение пассивно и трусливо. Наглядный пример даёт фашистская Италия: агрессивный и амбициозный Муссолини, и чахлые, вялые, отрешённые итальянцы, которых некоторое время били даже эфиопы. Лидер, пришедшийся не по нации.
Наша ячейка подбирается к реальным делам, но они принесут отдачу, если будут совершаться системно. Сила в концентрации. Я что-то стал слишком много сомневаться. Поугасло пламя нетерпимости. Болен или выздоравливаю?