— Нет. В мастерстве он пока недосягаем. Тут не то, Маша. Вари, говорит, свои шесть, и точка. А время осталось — можешь в шахматишки иль на рыбалку…
— Пошутил, поди?
— В том-то и дело — не шутил.
— Чего же ты?
— Язык от неожиданности проглотил. Пока с мыслями собирался — от Кабанова и следа не осталось.
— Ничего не понимаю, — сокрушенно развела руками Мария Федоровна. — Объясни, пожалуйста.
— Пару лет назад сварщики здесь в месяц по две с половиной тысячи рублей зарабатывали. Теперь полторы — потолок…
— И полторы немало, хотя и даются они нелегко, — вставила Мария Федоровна.
— Мало, оказывается! Потому у нас и механизации никакой. Не нужна механизация! Внутренний подвар — вручную. Трубу под огнем режем — вручную. Да не каждый может-то. Вот узелок. Поняла? Тут только ас! Тогда Кабанов и бьет своим козырем: «Гони сотню за день — сделаем!»
— Вон куда ниточка тянется. А я-то голову ломаю. — И вдруг с откровенным вызовом, наступательно. — Неужели нечем кабановский козырь побить?
— Не знаю, Маша. Деньги — страшная сила. Смерть-то они не перешибут, а вот жизнь запросто могут… и узлом завязать, и под корень. А кто думает об этом? Кто понимает? Все только: давай, давай, давай! Гони чистоган! И все мало. И хоть тратить эти тысячи некуда, все равно — мало!
— Чем же здесь людей удержать? Только рублем!
— Интересом, Маша. Доброй жизнью — вот чем! Я б на те тысячи тысяч, что по сберкнижкам рассеяны, построил здесь такие города, каких и на Большой земле не видывали. С зимними садами и бассейнами, с кондиционерами в квартирах. Не всех ведь манят и держат тут рубли…
— А что же?
— Увлечение! Азарт! Риск! Это как свежий воздух. Только раз дохни — на всю жизнь привязало.
— Ты, Митя, мир своим аршином меряешь, — подошла, ласково погладила его по голове, распушила мягкие длинные завитки на затылке. — Ты изобретатель, творец. У тебя и подход к жизни — творческий. А Кабанов…
— Кабанов — мастер высший класс! Профессор. Другого такого сварщика в тресте нет. А вот вместо души — копилка… Но ничего! Недолго ему на этом коне гарцевать! Хочу с двух стволов по нему шарахнуть… Разрывными…
— Прежде чем шарахнуть, сходи к Бурлаку, — посоветовала Мария Федоровна. — По-моему, деловой, мудрый руководитель…
— Может быть. Только не без его подмоги Кабанов в седле держится. У Бурлака рубль — и кнут, и пряник…
Забарабанили в сенную дверь. Дмитрий Афанасьевич вскочил, выглянул в коридорчик, крикнул:
— Кто?
— Отвори, Афанасич!
Сивков откинул задвижку, толкнул обитую кошмой дверь, и тут же в крохотный, тесно заставленный коридорчик ворвался снежный вихрь, осыпал белым порохом котел водяного отопления, шеренгу сапог, висевшую у входа брезентовую робу и самого Дмитрия Афанасьевича обдал белыми холодными искрами. Но вот дверь захлопнулась, от метельного клубка только мокрые следы остались. Дверной проем закупорила могучая фигура мужчины в высоких болотных сапогах с загнутыми голенищами, в стеганой куртке с поднятым капюшоном. Это был их сосед шофер Василий Бобров. «Привет, Вася», — хотел сказать Сивков и руку приподнял, чтоб протянуть соседу, да, глянув на него, замер в недобром предчувствии.
— Что случилось, Василий Данилович? — обеспокоенно спросила Мария Федоровна.
— Дашка пропала.
— Как пропала? — легонько отодвинув мужа, Мария Федоровна выступила наперед.
— Должна в пять прийти из школы, подождали до шести, мало ли что. Сбегал в школу: ушла с подружкой сразу после уроков. Подружку сыскали в городе у бабки, а Даши нет. Такая метель. Свалилась в траншею, под машину…
— Притормози, Василий Данилыч! — неожиданно твердо, даже властно приказала Мария Федоровна. — Митя! Поднимайте народ. От балка к балку. И к школе. Я туда. Соберу свой десятый. Сообщу в горком партии. — Сорвала с вешалки куртку мужа, кинула ему в руки. — Быстро, Митя, быстро!..
Даше Бобровой недавно исполнилось семь. Это была махонькая, тоненькая девочка с нежным бледным лицом и большими удлиненными глазами. Наверное, за невесомость маленькой фигурки и странную танцующую походку подружки прозвали Дашу балериной, и, будто в подтверждение этого прозвища, девочка еще до школы стала заниматься в балетной студии городского Дома пионеров.
На вид тихий и как будто флегматичный, этот ребенок был наделен совершенно необузданной, буйной фантазией. Скользнет она взглядом по обыкновенной синей промокашке, и та сразу станет морем. Положит карандашную резинку на промокашку, и вот он — таинственный остров, населенный неведомыми зверями и птицами и обязательно собаками. Этих домашних тварей Даша любила самозабвенно. Смело подходила к любому бродячему псу, гладила его, трепала за уши, обирала приставший к шерсти мусор, делилась булкой или бутербродом. Под ее маленькой ладошкой пес затихал, блаженно щурился, благодарно лизал руку юной покровительницы, а завидя девочку вновь, первым спешил навстречу.
Не однажды Даша приводила четвероногого бродягу домой, устраивала ему логово в крохотном коридорчике или в пристроенных к балку сенях, но мать сразу выгоняла пса и даже наказывала Дашу.
Школ в Гудыме катастрофически не хватало, они работали в три смены: первая — с половины восьмого утра до двенадцати, вторая — с двенадцати до четырех и третья — с четырех до девяти вечера. Даша училась во вторую дневную смену. Минут двадцать было ходу от школы до вагон-городка, где сравнительно недавно Бобровы выстроили свой собственный деревянный балок из двух комнат с кухней и сенями. На этом пути самым страшным местом была бетонка, по которой в оба конца нескончаемым потоком шли и шли самосвалы, грузовики, автобусы. И хотя перед школой, где ребятишки обычно переходили бетонку, были выставлены предупредительные знаки, все равно — мальчишкам и девчонкам иногда приходилось подолгу выжидать просвет в колонне машин, чтобы перемахнуть дорогу.
Последним уроком сегодня было рисование. Учительница предложила нарисовать свой город. Даша нарисовала большую красную собаку, а вокруг нее — маленькие домики, автомашины, люди.
— Почему у тебя такая большая собака? — спросила учительница, глянув на Дашин рисунок.
— Большую никто не обидит, — ответила девочка.
— А почему она красная?..
— Чтоб шоферы видели издали…
Метель еще только занималась, когда Даша с подружкой Женей вышли из школы. Сперва дети обрадовались снегопаду, с радостными криками ловили снежинки, лепили снежки, развлекались и баловались всяк на свой лад, но крепнущий холод скоро выдул из них желание играть, и малышня заторопилась по домам. Подружки благополучно пересекли бетонку и уже стали спускаться по некрутому песчаному склону к вагону-городку, когда Женя вдруг вспомнила, что мама наказала непременно зайти к бабушке. Несмотря на теплый свитер и подбитую двойным слоем ватина длиннополую курточку, Даша порядком зазябла, потому и не захотела идти к чужой бабушке. Попрощавшись с подружкой, Даша уже направилась к дому, как вдруг перед ней будто из-под земли вынырнула лохматая желтая собака.
— Здравствуй, — обрадованно сказала девочка. — Ты откуда?
Лениво вильнув длинным хвостом, собака обнюхала маленькую незнакомку и медленно двинулась прочь.
— Постой! — взмолилась Даша. — Куда ты? Пойдем ко мне!
Собака приостановилась, подождала девочку и снова лениво затрусила к темнеющей невдалеке роще — единственному зеленому островку в этом разливе песков.
— Ты хочешь, чтобы я пошла к тебе в гости? — спрашивала Даша, семеня рядом с собакой. — Тебя ждут маленькие щенки и щенятки? Ты будешь их кормить обедом?..
Долго петляли они по рощице. Девочка устала, озябла и стала уговаривать пса довести ее до дому.