— Поведу. Не думаешь же ты, что потом я отпущу его на все четыре стороны, чтобы он привел в этот лес свой полк.
— Нет! Нет! Это невозможно! Так не делается…
— Только так и делается. Мы партизаны.
— Виктор! Ты не сделаешь этого! Это бесчеловечно! Ты знаешь, у нас даже в языке есть два слова: «килл» — это просто убить, «мэрдер» — убить незаконно, варварски!..
— Не будь бойскаутом! Может, Робин Гуд так и не поступал, — нахмурился Виктор. — Но мы с тобой не в Шервудском лесу. Откуда тебе знать, как это делается на войне! Ты только начал воевать. А я воюю четвертый год. Если бы гитлеровцы сначала дошли до твоего Вашингтона или Нью-Йорка, если бы они замучили и перебили миллионы твоих американцев, если бы…
— Я убивал и буду убивать их в бою, но не могу хладнокровно поднять руку… Женевское…
— Хватит! Этот фриц… мой! Кстати, он эсэсовец — значит, военный преступник.
Они неприязненно молчали до самого шалаша. Впереди шел Эрик. Гауптшарфюрер, спотыкаясь, плелся посредине. Виктор затаптывал след американца.
В чемодане и ранце — вот удача — Виктор обнаружил две рождественские посылки. Обычные вермахтовские продукты: ливерная колбаса из дичи в консервах, сыр в тюбиках, португальские сардины, галеты из пшеничной муки, банка искусственного меда, страсбургский паштет из гусиной печенки, напиток «Шока-кола», белый хлеб в фольговой упаковке. Плюс американские трофеи: сигареты «Лаки страйк», консервированная колбаса «Спэм», свиная тушенка.
И на сочельник, и на рождество за глаза хватит. Тем более что их не трое, а двое. И первитин пригодится — таблетки бодрости, и таблетки доктора Виберта от кашля, не говоря уж о бутылке шнапса.
Первым делом подзарядились, выпили. Пока Эрик, жуя, очищал и смазывал оружие, начав с приглянувшегося ему офицерского автоматического карабина тридцатого калибра с тридцатизарядным магазином, Виктор, сев на чемодан и тоже жуя, допрашивал стоявшего навытяжку гауптшарфюрера, листая его довольно объемистую «солдатскую книжку»:
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот двадцать первый.
— Ровесники, значит. Где родились?
— Наугейм. Земля Гессен.
— Бауэр?
— Так точно!
Выражался «язык» на хорошо знакомом Виктору провинциальном гессенском диалекте, словно сосиски пережевывал.
Виктор вертел в руках рождественскую открытку, полученную его пленником от родителей. На открытке изображен Адольф Гитлер в блестящих рыцарских доспехах верхом на коне, в руке знамя со свастикой. И нелепые усики а-ля Чарли Чаплин!
— Призывался в сорок первом?
Так точно!
— Триста тридцать второй полк сто девяносто седьмой гессенской пехотной дивизии? Где вы были двадцать девятого января тысяча девятьсот сорок первого года?
— Под Москвой, в деревне около Минского шоссе.
— Как называлась эта деревня?
Тут перебил его Эрик:
— Виктор, можно, я ему бутерброд дам…
— Не мешай! — рявкнул Виктор. — Как называлась эта деревня?
— Не помню. Столько было разных деревень на пути…
— В этот день по приказу командира вашего полка вы казнили девушку-партизанку.
— Кто — я? Господин офицер! Я никого не казнил! Ни тогда, под Москвой, ни… Я вообще не принимал участия ни в каких казнях…
— А о казни этой девушки вы знали?
— Клянусь богом…
— Не нужно клятв. Мне доподлинно известно, что советские войска много раз перебрасывали на вашу сторону листовки с фотографиями казни Зои Космодемьянской. Это имя вам, думаю, знакомо?
— Нет! Никак нет!
— Кто был вашим командиром полка?
— Подполковник Рудерер.
— Судьба его вам известна?
— Пал… погиб в боях на Восточном фронте.
— Кто был командиром сто девяносто седьмой дивизии?
— Полковник Хане. Тоже из Висбадена. А до него — генерал-майор Мейер-Рабинген.
— Их судьба?
— Оберст Хане пропал без вести под Минском в августе этого года. Судьба генерал-майора мне неизвестна.
— Убит под Борисовом. В начале сентября вы получили Железный крест первого класса. За что?
— За то, что я вышел из окружения.