— Пришлось-таки писать, — поддел Ясенев.
— Тише. — Землюков взял в свои руки бразды правления. — На повестке один вопрос. Слово имеет комсорг.
Марат прокашлялся, вертя в руках какую-то бумажку.
— Ребята, вы уже знаете, у нас в классе ЧП. Вчера вечером ранен Валерий Заморыш. Два гада напали на Кулагину. А с этими преступниками дружили некоторые наши ученики.
— Не дружили, а просто ходили, — пробасил Бурков.
— Ты помолчи! — оборвал Марат. — До тебя дойдет. А ты веди собрание! — сделал он тут же замечание Землюкову. — Почему разрешаешь прерывать?
— Не прерывайте вы, — сказал Землюков всем нам, а Марата вроде подогнал: — Давай, давай.
— Так вот, значит, — начал опять комсорг. — Дружили с преступниками наши ученики Бурков и Нечаева. Нечаева вообще и в школу не ходила. Но дело не только в этом. Позавчера у нас появилась гнусная фотография. Касается тоже Кулагиной. Выяснилось, что это, конечно, типичная липа, подделка. Но вот в чем вопрос? Как они попали в почтовые ящики к нашим девчонкам. К Розе, Зине и к самой Кулагиной. Я провел расследование. Кто же распространял эту гнусь? А распространял ее тот же Бурков.
— Врешь! — крикнул Бурков.
— Нет, не вру. Ты!
— Тише вы, тише! — Землюков неистово застучал ладонью по столу, успокаивая не только Марата с Бурковым, но и всех, потому что поднялся невообразимый шум. Ведь если раньше только немногие догадывались или предполагали, что фотофальшивки подкинул Николай Бурков, то теперь это чудовищное обвинение ему прозвучало в официальном выступлении комсорга.
— Да врет он! — закричал Бурков. — Я и в руках их не держал.
— Сам нахально врешь! — распалился Марат. — Ответственно заявляю.
— Докажи!
— И докажу! — сказал Марат. — Я же ходил по дворам девчонок, которым эти подделки подброшены.
И он рассказал, как показывал пацанам в наших дворах фотографию, которую взял у Зинухи. На той фотографии сидят в сквере на скамейке парни из компании Дины. И среди них Бурков. Вот во дворе у Кулагиной один мальчишка и признал: видел Буркова. Да не один раз. Сначала с Олькой из пятьдесят третьей квартиры, она в соседках у мальчишки. А потом как-то гоняли пацаны допоздна шайбу и вдруг заметили — кудрявый, с усиками, без шапки, зашел к ним в подъезд. И сразу вышел. Мальчишки подумали: что ему понадобилось? И направились следом. А за углом стоял Бурков. Кудрявый подошел к Буркову, что-то сказал, смеясь, и они пошли вместе. Мальчишка, конечно, не знает Буркова по фамилии. Просто показал на фотографии — в куртке, в белой мохнатой кепке.
Марат рассказывал подробно, не спеша, никто его не перебивал. Но с каждым словом комсорга становилось очевиднее, что Бурков и в самом деле врет и вывертывается, но никуда ему уже не деться от обвинения, которое подтверждает своими показаниями мой маленький сосед Вовка Данилюк-Кошман. И хотя клянется Н. Б., что не держал в руках фотофальшивки, все равно распространял их вместе с Сиротой-Терехиным.
— Что же, значит, получается? — воскликнула Кира Строкова, пораженная этой мыслью. — В руках не держал, а рассовать по ящикам подделку помог?
— Да он сам подлец после этого! — выкрикнул Илья Шумейко, и снова все разволновались. Землюков начал успокаивать, кто-то громко потребовал:
— Пусть Бурков скажет.
Все притихли. Бурков молчал.
— Говори же, — произнес председатель.
Даже не пошевелившись, Н. Б. пробасил:
— Ничего не знаю.
— Как то есть не знаешь? — вспылила Кира Строкова. — Марат-то что сказал? Объясни.
— Ничего я не знаю, — повторил он упрямо.
— А ну, встань! — рассердился Землюков. — Перед собранием находишься. Развалился…
— Наговорить на человека всякое можно, — поднялся наконец Бурков, пряча от всех глаза, переводя взгляд на окно. — Если малолеток каких-то слушать. Еще в детсад пойди, расследуй.
— Ты мозги не засоряй, — не выдержал Шумейко. — Скажи прямо, знал про карточки или не знал?
— И как они к нашим девочкам попали, если ты ни при чем? — напомнила Роза.
— Откуда тот тип наши адреса узнал, если не ты ему сообщил? — подбросила Зинуха.
Бурков, плотно сжав губы, по-прежнему неотрывно глядел за окно, и повернутое к свету лицо его было бледным, а в серых глазах, отразивших пасмурное небо, как и вчера, когда стоял он в моей прихожей, уловила я грустное выражение. Он молчал потому, что запираться было уже бессмысленно, а сказать правду не хватало мужества, и он не знал, как выйти из тупика, в который сам забрался. Вот и стоял столбом, а все ждали, что он скажет, и томительно тянулось время. Мне стало невыносимо, и я сказала:
— Послушай, ну зачем ты приходил ко мне вчера? «Не сердись, бывает, сам не рад». Ну, признайся сейчас, и тебе станет легче.
Он посмотрел на меня, будто стрельнул взглядом, и сел. В ту же секунду громыхнул ясеневский голос:
— Наводчик! Подлюжный человек.
— Ты не ругайся, — не очень уверенно предупредил Омегу Землюков. — На собрании все же.
— На собрании, на собрании. Да за такие дела его, знаешь, что надо!
— Гнать из комсомола таких надо — вот что!
Это выкрикнула уже Роза.
И встала. А за ней Кира Строкова. И Шумейко. Даже Зинуха. Они выступали коротко, но горячо и выкладывали Буркову все сполна. За эту его подлость. И за высокомерие. Грубость. Двуличие. Нет ему дела ни до кого, знает только себя. Вот и ходил с такими — меня не убудет! А убыло. Убыло потому, что нельзя быть рядом с грязью и не запачкаться. Вот и результат. И действительно — гнать надо его! — сказала даже Зинуха. Я подивилась ее непримиримости, никогда раньше не выступала она так запальчиво.
— Да у нас же никогда и не было такого, не было! — говорила она. — А этот новенький…
— Погоди, — сказала Вика. — «Новенький», «новенький». А где были мы в начале года? Разве не поддались мы все влиянию этой личности?
— Это кто же личность? — грозно вопросил Шумейко. — Преступник, а не личность!
— Ты того, — одернул его Землюков. — Преступления-то Бурков не совершал.