— Понятно, — произнес Кэллаген. — Вы надеялись, скрыв свое материальное положение, проверить, насколько искренни его чувства?
Она кивнула.
— Что было потом? — спросил Кэллаген.
— Больше я его никогда не видела. Спустя неделю началась война. Мой муж имел диплом пилота и немедленно был мобилизован Королевскими Воздушными Силами. Он погиб в 1941 году — через две недели после смерти матери.
— Следовательно, когда ваша мать умерла, вы были замужем? — уточнил Кэллаген.
Виола опустила глаза и кивнула. Кэллаген задумчиво разглядывал тлеющий огонек сигареты.
— Можете не продолжать, — сказал он. — Я знаю условия завещания. Я прочел его. Фактически вы незаконно наследовали поместье, так как в момент, с которого завещание вступало в силу, вы состояли в законном браке. То, что ваш муж погиб две недели спустя, значения не имеет.
Виола вздохнула.
— Да, и это выставляет меня в самом неприглядном свете.
— Хорошего мало, — согласился Кэллаген.
— Не думайте обо мне слишком плохо, а попытайтесь понять. Я уже сказала, что была глупой девчонкой. По условиям завещания в случае моего замужества состояние должно было перейти к Корине, мне оставалось лишь триста пятьдесят фунтов в год. Сразу же после смерти матери, узнав об условиях завещания, я написала мужу, находившемуся к тому времени в плену в Италии. Я сообщила ему о создавшемся положении и просила совета.
— Вы получили ответ на свое письмо?
— Нет. Больше я не слышала о Шэрфеме. Через месяц я получила извещение, что он был убит при попытке к бегству.
— Вы представляете своего мужа бескорыстным человеком, — заменил Кэллаген, — но был ли он таким на самом деле?
— Что вы имеете в виду? — не поняла Виола.
— Я допускаю, — пояснил Кэллаген, — что, когда вы познакомились, Шэрфем уже знал о вас все или почти все. Он надеялся, что со временем вы станете обладательницей значительного состояния. Держу пари, ему не слишком приятно было прочесть о том, что именно благодаря браку с ним, вам не достанется практически ничего.
— Мне трудно судить. Я почти ничего не знала о своем муже.
— Вот именно, — сказал Кэллаген. — Так или иначе, после смерти вашей матери был убит и ваш муж, но вы предпочли умолчать обо всем, решив не испытывать судьбу, и вступили во владение «Темной рощей» в качестве законной наследницы. Так?
— Не совсем так, — возразила Виола, подняв на детектива глаза, в которых стояли слезы. — Разумеется, вы вправе думать, что только ради собственного интереса я сознательно умолчала о своем браке, что только меркантильные интересы двигали мной.
— А разве это не так? — иронично осведомился Кэллаген. — Важны не слова, а факты. Разумеется, — он бросил на нее косой взгляд, — у вас могли быть и другие мотивы, чтобы скрывать от опекунов свое замужество, но сейчас это не имеет значения.
— Вы ошибаетесь. Я сообщила об этом. Точнее, поставила в известность одного из опекунов…
Кэллаген помотал головой, стараясь осмыслить услышанное.
— Объяснитесь, — потребовал он.
— Я рассказала все тете Онории, которая вместе с полковником Стенхарстом и адвокатом моей матери была назначена опекуном поместья. Я сообщила ей о своем браке и о лишении прав на состояние, которое должно было отойти Корине. Моя тетя в курсе этого.
— Представляю, в какой столбняк вы ее вогнали, — заметил Кэллаген. — И что же она сказала на это?
— Тетя посоветовала мне молчать, — спокойно сказала Виола. — Она была убеждена, что поместье и деньги должны принадлежать мне. По ее мнению, несмотря на то, что юридически я состояла в браке, фактически я никогда не была замужем. К тому же, если бы мой муж был убит чуть раньше, чем умерла мать, поместье перешло бы ко мне на законном основании. Были и другие причины, заставившие тетю просить меня ничего никому не говорить…
— Какие же?
— Главным доводом для тети было поведение Корины.
— А как она себя вела?
— Корина всегда была взбалмошна и неуправляема, — пояснила Виола. — Она была не такая, как мы, а главное — она слишком интересовалась мужчинами. Ей не раз случалось попадать в разные истории с сомнительными субъектами. Тетя Онория очень переживала из-за этого, но не могла ничего поделать. Ей становилось просто нехорошо при мысли, что усадьба и деньги могут оказаться в руках Корины.
— Пожалуй, я могу ее понять, — усмехнулся Кэллаген. — Иными словами, мисс Ваймеринг достаточно хорошо знала Корину и опасалась, что, заполучив наследство, она даст волю своим дурным наклонностям и при этом станет недосягаемой для критики. Последствия этого представить нетрудно.
— Да, — сказала Виола. — Именно так она и думала. По мнению тети, сокрытие моего замужества со всеми вытекающими отсюда последствиями было наилучшим выходом для всех нас, включая саму Корину, которой при необходимости я могла бы выделять дополнительные средства. Собственно, так я и поступала, — горестно продолжала Виола. — Корина имела все: деньги, машину, красивую одежду. Я свято верила, что действую во благо своих близких, но теперь очень сожалею об этом.
— Говорят, дорога в ад вымощена благими намерениями, — вздохнул Кэллаген. — Я готов признать, что в основе поступков лежали вполне достойные мотивы, но вся беда в том, что они вошли в противоречие с законом. Интересно, что сказала бы Корина, узнай она правду? Вероятно, она обвинила бы вас в обмане, в том, что вы благоденствуете за ее счет, и потребовала бы перемены положения.
— Вы снова ошибаетесь, — глухо произнесла Виола. — У нее не возникло такого желания. Вы ведь еще не дослушали мой рассказ, потому не торопитесь делать выводы.
Кэллаген швырнул окурок в камин.
— Одну минутку. Вы не будете возражать, если я что-нибудь выпью?
Он подошел к буфету, смешал для себя виски с содовой и вернулся к камину.
— Теперь я готов слушать дальше, — сказал он, — на трезвую голову ваши откровения хоть кого сведут с ума.
— В марте 1945 года, то есть примерно год назад, — продолжала Виола, — Корина вернулась домой сильно взволнованная — если допустить, что она вообще способна на сильные чувства. Последние годы войны она работала в одном из реабилитационных центров для офицеров и случайно встретила там человека, побывавшего в том же лагере для военнопленных в Италии, что и мой муж. Он совершил побег вместе с Шэрфемом, но, как известно, мой муж был убит. Этот человек сообщил Корине, что я была женой Руперта Шэрфема. По-видимому, ему было известно все об обстоятельствах нашего брака и о завещании матери. Он просил Корину передать мне, что, если я не заплачу ему требуемую сумму, он обратится к опекунам и представит доказательства моей непорядочности.
Кэллаген выпустил кольцо табачного дыма.
— И какова была реакция Корины?
— Сказать по правде, ее поведение поразило меня, — сказала Виола. — Я ожидала крика, скандала, обвинений — всего, чего угодно. Но, напротив: пожалуй, впервые в жизни она была необычайно внимательна ко мне. Как бы ни повернулось дело, заявила она, этого человека следует остановить. Она ничего не имеет против, чтобы я сохранила поместье и деньги, так как я всегда была необыкновенно великодушно по отношению к ней. По ее мнению, нам прежде всего следовало избежать скандала. Если бы отчим узнал обо всем, наша жизнь могла бы превратиться в сущий ад.
— И вы начали платить шантажисту?
Виола молчала, устремив взгляд на языки пламени. Кэллаген снова заметил слезы в ее глазах, и ему стало немного неловко, будто он подглядывал в щель за чем-то сугубо интимным.