Марусин не выдержал.
— Послушай! — сказал он, беря девушку за руку. — Объясни хоть ты, чего это вы все жалеете? Ведь сами же знаете, что меня уволили за профнепригодность.
— Да ты что?! — изумилась Зорина. — Ты что, не знаешь ничего, да?
— Нет…
— Ну, ты даешь… Тут же такой скандал из-за твоей статьи был… Редактора сняли с работы, и его замещает сейчас Бонапарт Яковлевич. О каком увольнении может идти речь? К нам приходил Кандаков и назвал тебя самым способным у нас журналистом…
Люда хотела еще что-то рассказать, но внезапно замерла на полуслове, увидев, как мгновенно посерело лицо Марусина.
— Что с тобой? — спросила она.
— Нет… — сказал Марусин чужим голосом. — Ничего. Значит, такие дела?
— Такие… — опустив голову, ответила Люда. — Мне жаль, что все так получилось. Ведь это ты из-за меня, да? А я еще и про самоубийство ляпнула.
Марусин вздохнул, осторожно погладил руку девушки и встал из-за столика.
— Я пошел, — сказал он и улыбнулся. — Мы еще обязательно увидимся.
От его улыбки Зориной захотелось плакать. Марусин уже ушел, а она все еще сидела за столиком и осторожно покачивала в руках чашечку остывшего кофе.
Выйдя из кафетерия, Марусин пошел прямо по улице, не думая, куда он идет. Все сходилось. И смущение Бонапарта Яковлевича, и поведение Угрюмова, и рассказ Зориной. Кончики ушей Марусина покраснели. Ему просто сунули кусок, от него откупились этой должностью редактора в Доме санитарного просвещения.
Он долго шел, не думая о том, куда идет.
Уже давно кончились городские кварталы, и сейчас Марусин брел вдоль заборов, за которыми располагались склады. Сюда ему и нужно было прийти.
И снова усмехнулся Марусин, думая о том, что, куда он собирался пойти утром, туда и пришел. Он стоял возле ворот, ведущих на склад макулатуры.
Заведующий долго в изумлении листал трудовую книжку Марусина, проверил его паспорт, надеясь найти отметку о судимости, потом поднял глаза на Марусина.
— Конечно… — неуверенно сказал он. — Конечно, вакансии, — он с трудом выговорил это слово, но с Марусиным ему хотелось показать себя культурным человеком, — есть… Но вы ведь знаете, какая у нас работа?
И он взглянул на него с надеждой, что Марусин объяснит ему, почему, имея высшее образование и чистую трудовую книжку, устраивается тот на склад макулатуры. Но…
— Я знаю… — сказал Марусин.
— Ну и прекрасно… — чтобы скрыть растерянность, проговорил заведующий складом. — Пойдемте, я покажу, где вы будете работать.
Огромное здание склада было пустынным и бесконечным. Над грудами бумаги сиротливо возвышались прессы, но рабочих возле них не было.
— День сегодня какой-то непонятный… — сказал заведующий. — Все люди отпросились с работы… Тетя у кого-то умерла, так они все на похороны пошли.
Марусин грустно кивал ему.
— Ну, вот… — заведующий развел руками. — Я все сказал.
И он ушел, оставив Марусина одного на складе.
Марусин подошел к прессу и первым делом швырнул внутрь его свои рукописи, что унес из редакции «Луча», потом начал заполнять клеть бумагой.
Наверное, недавно привезли списанную библиотеку, потому что вокруг пресса валялись книги.
Несколько часов прессовал их Марусин.
Потом, откатывая в сторону очередной тюк, он вдруг поймал себя на мысли, что засовывать под пресс книги ему доставляет какое-то странное удовольствие, и испугался.
Растерянно сел на тюк, сжав ладонями лицо.
Рядом лежал раскрытый томик стихов.
Не поднимая его, Марусин наклонился и прочитал несколько строчек.
«Не дай мне бог сойти с ума… Уж лучше посох и сума…» — медленно повторил он, и ему стало страшно. Он встал и побрел на светлый проем двери.
Огромное солнце стояло над городом, обрушивая на людей лавину огня.
По пустому Петергофскому шоссе, пошатываясь, словно пьяный, брел человек. Солнце слепило ему глаза, пекло голову, но человек не замечал этого.
Это был Марусин.
— Господи! — отчаянно прошептал он, пытаясь удержать сознание. — Гос-по-ди!
…Он сидел напротив, на обочине шоссе, и вытирал клетчатым платком лоб. Самый обыкновенный, плотный, чуть лысоватый мужчина.
— Это ты? — Марусин внимательно разглядывал его.
— А что? — мужчина улыбнулся и спрятал в карман платок. — Не похож?
— Не знаю… — искренне ответил Марусин. — Но я не об этом. Я про справедливость хочу узнать… Ведь должна же она быть?
— Должна… — неуверенно ответил мужчина и расстегнул пуговицу на вороте рубашки. — Жарко тут у вас… — виновато добавил он.
— Понимаете… — сказал Марусин. — Я, кажется, с ума схожу…