Миша засопел еще громче.
— А я вот вчера своей засадил так засадил… — похвастался водитель. — Пришла ночью в одной рубашке… Стоит, задницу чешет. Ну, до́бро, что сразу убежала, а то бы вторым тапочком еще сильнее досталось.
Миша сразу позабыл о своих огорчениях.
— Значит, засадил, да? — утирая заслезившиеся от смеха глаза, переспросил он и снова захохотал.
— Засадил… — водитель, не отрываясь, смотрел сейчас на дорогу.
Разбитая дорога за градирней, склады и чахлые деревья были скрыты в густом тумане, окутавшем водоохладительную станцию. Внезапно в разрывах тумана возник автопогрузчик, идущий навстречу. Низко наклонив к земле лапы, он загораживал дорогу.
— Э! — досадливо сказал водитель. — Это еще что за носорог?
И, видимо, позабыв, что сигнал не работает, хлопнул по баранке. Потом высунулся в окошко и закричал, грозя кулаком:
— Ну куда ты прешь? Куда прешь?
«Носорог», очевидно, и сам сообразил, что на такой дороге не разъехаться, и остановился. Водители вышли из кабинок и начали совещаться, что теперь делать. Облака пара наплывали на них, и порою Мише казалось, что водители ушли куда-то, но вот в разрывах тумана, снова совсем рядом возникали замасленные ватники.
Миша впервые работал сегодня за стропаля и удивленно хлопал глазами, не узнавая заводскую окраину. Здесь, возле обшитого в косую линейку здания градирни, куда поступала из цехов нагретая вода и, разбитая на мелкие капли, продутая мощными вентиляторами, поворачивала назад к цехам уже охлажденной, здесь и кончался завод. Дальше горбились неотапливаемые склады, а за ними — мусорные ворота. Там сидел охранник, жег ящики и смотрел на подступившее к мусорным воротам заводское поле.
От постоянной сырости стены градирни заросли мхом. Тоненькие прутики деревьев торчали прямо из досок, и для них не существовало времен года. Еще в декабре раскрылись на деревьях почки, а сейчас листья уже увядали, словно наступила осень.
— Ну чего? — Миша вылез из кабины. — Так и будем стоять?
— Так ведь… — водитель почесал затылок. — Ведь сам видишь, не разъехаться нам. Ему с санками не сдать назад, а мне с контейнером тоже несподручно крутиться.
— Что же делать будем?
— Кто его знает — чего… Носорог в дурня предлагает перекинуться. А я? Я — как ты скажешь… Скажешь в дурня играть, в дурня играть будем. Скажешь еще чего робить, думать станем.
— Какие карты! Контейнеря грузить надо!
— Наверно, надо… — согласился водитель. — Только сам же видишь — не разъехаться. Давай в дурня сыграем.
Миша наморщил лоб. Пока все шло хорошо. Двенадцать контейнеров он завез в литейку, один — на химикаты, этот был последним.
«Черт с ним…» — уже готов был пробормотать Миша, но перед глазами встало лицо Таб-бачникова, и Мишу осенило.
— Ты контейнерь-то в сторону, в сторону поставь! — закричал он. — И назад двинься. Носорог проедет, а мы снова контейнерь подцепим. Что? Такую простую вещь не сообразить?
— Можно, конечно… — лицо водителя поскучнело. — Если тебе охота лишний раз на контейнерь лезть, валяй…
Миша только теперь сообразил, что придется забираться на контейнер без лестницы, но лишь махнул рукой: «Ставь!»
Прозвище начальника литейного цеха соответствовало его внушительной внешности и стало почти официальным. Даже на планерках порою так и говорили: «Медведь опять план завалил!», «Снова Медведь завод назад тянет!»
Слов этих Медведь очень не любил. Он опускал голову, толстая шея багровела, и, поводя головой из стороны в сторону, Медведь рычал негромко, махал своими ручищами и хрипловато ругался.
С зараздевальем у Медведя давно установились напряженные отношения. Литейке постоянно недодавали контейнеров, и отчасти из-за укоренившейся в Медведе привычки преувеличивать потребности цеха, отчасти из стремления перевалить на многострадальные плечи зараздевалья хотя бы часть вины за неритмичную отгрузку литья, Медведь всегда заказывал контейнеров вдвое больше, чем требовалось. Вот и сегодня он оформил заявку на двенадцать контейнеров, хотя и шесть-то загрузил бы с трудом. Во-первых, нечем было загружать, а во-вторых, — некому.
Побагровев, Медведь расписался в журнале и швырнул его в оробевшего Мишу.
Уронив по дороге попавший под ноги стул, подошел к окну. Необходимо было что-нибудь придумать!
Окно Медведевского кабинета выходило в переулок, на углу которого стояло зданьице медпункта. Морщась, Медведев разглядывал санитарную машину у медпункта, и приглушенное ворчание превращалось в тихий еще, но уже грозный рык.
— Опять кр-р-ровососы пр-риехали! Загр-рузишь тут…
Надо сказать, что на заводе выгодным считалось донорствовать. После сдачи крови отпускали с работы, а плюс давали три дня отгулов, и — хотя какая уж тут выгода? — одуревшие от завода сборщики, станочники и литейщики целыми бригадами шли сдавать кровь.
Директор завода запретил пускать донорские машины.
— Они с меня кровь пьют! — объяснил он начальнику охраны Малькову. — Не с них, а с меня! — и, подумав, добавил, что, может быть, потому и чувствует себя так плохо в последнее время. Дальше свою мысль директор развивать не стал, задремал на любимом диване.
Не любил донорские дела и Медведь.
— Кр-ровососы! — рычал он, впиваясь пальцами в подоконник. — Р-работать надо, а не кр-ровь сосать!
Отшвырнув ногою стул, он рванулся к телефону.
— Р-раечка! Р-разбуди ср-рочно дир-ректора!
И не прошло минуты, как медвежий рык обрушился на еще не очухавшегося от сна директора.
— Александр-р Сер-ргеевич! Р-работать кто будет, а? Эти, за кр-р-ровью которые, опять приехали! А сегодня зар-рплата! А у меня контейнеров тр-ридцать штук! Пускай назад забир-рают, если кр-р-ровососов пустили!
Медведь дождался, пока директор бросит трубку, и лишь тогда замолчал. Теперь все было в порядке. На этот раз грозу пронесло. Кровососы и контейнера прочно сцепились между собой в освеженном сном сознании директора, и можно было ничего не бояться.
Медведь даже и не догадывался, что́ он натворил. Словно бы сумрачные тучи нависли над заводом. Запрыгали в переключателях заводской АТС синеватые искорки-молнии, и вот — громыхнуло! Голос директора раскатывался сейчас по кабинету начальника охраны Малькова.
— Ты еще диверсантов на завод запусти, — задыхалась директорским гневом трубка, и Мальков ежился. — Сегодня получка! Ты что, не соображаешь ничего?!
— Через десять минут все выясню! — заверил директора Мальков. — Кто видел машину?
— Медведь видел! — директор бросил трубку и обессиленно откинулся на спинку дивана. После таких переживаний ему снова требовался отдых.