— Ты Термометра знаешь? — неожиданно спросила Варя.
— Знаю, — Андрей внимательно посмотрел на девушку. — А почему ты спрашиваешь о нем?
— Так… — Варя опустила голову. — Просто так… А почему ты, Андрюша, никогда не рассказываешь о себе?
— Я убью его!
— Нет! — Варя остановилась, и светло-зеленые глаза ее стали беспомощными и прозрачными до самой глубины, где все измято, все болит сейчас. — Нет! Я очень прошу тебя: не надо. Я ничему не поверю, если это будут рассказывать про тебя другие. Я знаю, что ты все мне расскажешь сам.
Она говорила так, а Андрею самому становилось страшно — таким отчаянным холодом, как в пору безнадежно поздней осени, несло из Вариных глаз.
— Я расскажу… — пробормотал он и, расстегнув пальто, прижал к себе девушку, пытаясь отогреть ее.
Никогда и ничего не боялся Андрей, но сейчас стало страшно, и трудно было разжать отяжелевшие губы. О чем он мог рассказать Варе? О трех годах «общака» или о четвертом, когда вышел на химию?
Летюганск — хороший город, но жить в нем оказалось труднее, чем в колонии. И с каждым днем все темнее и темнее становилось внутри. Он возвращался в общежитие, и пожилая вахтерша, отмечая время, только вздыхала:
— Ой-ей-ёшеньки… Что коммунисты с людей ро́бят?
Она жалела Андрея, и еще темнее становилось от жалости. Тогда был конец декабря, но — какие декабри сейчас? — все вокруг таяло, как весной. Андрей собрал в ту ночь вещички и — без документов! — поехал в город, откуда его взяли четыре года назад.
На вокзале попросил таксиста отвезти в Северный поселок и, ожидая обычного отказа — таксисты неохотно ездили на тот край города, — посулил накинуть трешницу. Таксист лишь пожал плечами и молча включил счетчик. Через полчаса остановил машину.
— Приехали…
— Я же просил в Северный… — проговорил Андрей, вглядываясь в незнакомые кварталы новостроек. Таксист завез его совсем в другое место. Не было вокруг ни низкорослых домишек, ни кривых переулков, освещенных луной, где королевствовал он когда-то. Не было ничего знакомого в этих безликих, залитых мерцающим электричеством кварталах новостроек.
— А это и есть Северный, Андрюха…
Андрей быстро обернулся к таксисту и только теперь узнал в водителе Витька́. Того самого Витька́, которого — единственного из всей компании — не взяли тогда.
— Богатым будешь… — хрипловато сказал Андрей.
— А я и так богатый… — равнодушно ответил Витёк. — Куда дальше поедем?
— К тебе.
Андрей думал, что Витёк испугается, но тот молча кивнул и развернул машину. А потом на квартире, когда выпили водки, взял в руки гитару и запел про кривые переулки, про луну в холодном осеннем небе. Наклонив голову, Андрей смотрел на него и видел, что ничего-то не боится этот Витёк, что кучеряво устроился он в жизни, и сегодняшнее приключение не пугает, а даже нравится ему, и приятно Витьку́ петь сейчас рвущий сердце романс, в который безвозвратно ушли из кривых переулков уличные короли.
Андрей подумал так и сразу протрезвел.
— Все! — зажав пальцами гриф с дрожащими струнами, сказал он. — Кончилась музыка. Отвезешь меня в Летюганск, парень. Надо к семи успеть, а иначе — на проверку опоздаю. Понял?
Покладистый Витёк и тут не стал спорить. За всю дорогу до Летюганска они не сказали друг другу ни слова.
Андрей должен был рассказать все, но разве можно рассказать об этом?
— Если ты не хочешь рассказывать… — Варя плотнее прижалась к нему. — Не рассказывай…
— Я расскажу… — проговорил Андрей. — Я потом расскажу.
О вчерашнем разговоре и думал Андрей все утро. Станки уже сняли с платформы, и все хлопцы спрыгнули вниз. Наверху остались только Андрей и Сорокин: нужно было сбросить с платформы мусор.
— Слушай! — сказал Андрей, обращаясь к Сорокину. — Вот скажи: можно рассказать, что было, или нельзя?
— Нужно… — пробурчал Сорокин. — Если ты не расскажешь, то за тебя расскажут другие. Только еще хуже расскажут.
— Верно! — Андрей с любопытством взглянул на своего товарища. — А ты, Сорокин, оказывается, только с виду пришибленный!
— Высшая школа закончена… — буркнул Сорокин. — Не слышал, как на собрании говорили?
Андрей засмеялся.
— Хочешь, я тебя поцелую?
Сорокин молча отошел на другой край платформы.
— Поцелуй меня в задницу! — оглянувшись, ответил он.
— Ну, скоро вы там?! — крикнул с тепловоза машинист. — Долго еще ждать?!
— Да чисто уже все! — сбрасывая ногою брусок, прокричал в ответ Андрей. — Езжай!
Он спрыгнул с платформы.
— Максимович! — попросил он. — Я сорваться хочу. Если еще подача будет, звякни на Дражненскую проходную.
Бригадир цепко взглянул на Угарова и кивнул.
Андрей быстро зашагал к Дражненской проходной, чтобы рассказать Варе то, что он должен был ей рассказать. Но не дошел. По дороге перехватил его Ромашов.
— …Везет вашему цеху! — продолжал бурчать сменный мастер, но Андрей уже разгрузил насосы.
— Везет-везет… — передразнил он мастера, вставая на подножку кара. — Это вашему цеху везут и везут. Как в прорву.
Так и не удалось ему выбраться к Варе. Когда подогнал кар к лифту, из-за ящиков вынырнул бригадир.