Отныне ведется игра на равных, с прозрачным разграничением сфер интересов. Ксеркс предлагает Карфагену открыть «второй фронт» — пока персы атакуют собственно Элладу, пунийцам следует ударить в тыл и окончательно подвести черту под греческим вопросом именно в тех регионах, которые Новый Город полагал областью своего абсолютного доминирования — в центральном Средиземноморье.
Персы, подобно Дарию, уже не требуют обязательного предоставления карфагенских отрядов себе в помощь, как обычно поступали с данниками — наоборот, международная и военная политика Персии согласуется с политикой партнера, действия против общего врага ведутся сообща, но каждая сторона сохраняет самостоятельность, без признаков подчиненности.
Это была безусловная победа Карфагена — величайшая империя эпохи, царство царств Ахеменидов, спустя почти 60 лет после своего стремительного взлета, признала Новый Город как силу, достойную действовать совместно и равноправно с иранцами.
* * *
Вершить судьбы Древнего мира отныне должны были две империи — западная, кафагенская, и восточная, персидская.
Не получилось.
Карфаген и подвластный иранцам Вавилон недооценили противника. Греки накопили достаточно сил, чтобы оказать достойное сопротивление.
На небосводе мировой истории вспыхнула яркая звезда классической Греции — цивилизации, сумевшей пронести свое пламя через тысячелетия.
Разработанный Гелоном сценарий был реализован с блеском: пунийская стража поверила подошедшим к лагерю всадникам и пропустила их, греки на галопе ворвались на стоянку Гамилькара, собиравшегося приносить жертву богу моря Йамму (Посейдон в греческом варианте), убили его и начали разбрасывать горящую паклю со смолой по палубам кораблей. На холмах вспыхнули сигнальные факелы. Гелон отдает приказ атаковать лагерь карфагенской пехоты.
«...Кровопролитие было велико, и бой колебался туда и сюда, как вдруг высоко взметнулось пламя с кораблей и до каждого бойца дошло известие, что главнокомандующий убит; поэтому греки стали смелее и приободрились духом от полученной новости и, в надежде на победу, надавили на варваров с большей смелостью, а карфагеняне, впав в уныние и отчаявшись в победе, обратились в бегство. Так как Гелон отдал приказ не брать пленных, последовало великое избиение врага в бегстве, и в конце концов не менее ста пятидесяти тысяч из них были убиты. Все, кто спасся из боя и бежал на сильную позицию, на первый порах отразили нападавших, но на позиции, которую они заняли, не было воды и жажда заставила их сдаться победителям».
Геродот выдвигает свою версию гибели Гамилькара — якобы он добровольно бросился в жертвенный огонь, но скорее всего эта легенда служит оправданием возникшего в Карфагене героического культа последнего сына Магона, принесшего себя на алтарь отечества...
Летописная традиция символически объединяет день битвы при Гимере с датами сражения спартанского царя Леонида при Фермопилах (Диодор, 8-10 сентября 480 г. до н.э.) или морского боя при Саламине (Геродот, 28 сентября 480 г. до н.э.), что линий раз показывает отношение обоих эллинских авторов к карфагенскому «удару в спину» — пока Греция, излучая пафос превозмогания, билась не на жизнь, а насмерть с богопротивными персами, подлые и вероломные финикияне осмелились попрать своей нечистой стопой священную землю Сицилии! Риторически-назидательный мотив в совпадении дат очевиден: боги рассудили, греки превозмогли, враг повержен, и так будет с каждым, кто покусится!
Убрав в сторону риторику, на выходе мы получим неутешительный для пунийцев результат: стратегическая инициатива обеих держав, Ахеменидской и Карфагенской, потерпела неожиданный и очень обидный крах. Поражение Эллады в войне открывало самые заманчивые варианты будущего: раздел бассейна Средиземного моря с персами и усмирение греческой прыти — отдаленные колонии со временем можно было бы додавить усилиями объединенных флотов, перехватить торговлю с Галлией, усилить присутствие в Италии. Конечно, однажды Персия и Карфаген сцепились бы в непримиримой схватке, но это забота следующих поколений...
Судьба рассудила иначе.
После поражения при Гимере Карфаген отделался сравнительно невеликими убытками — пришлось заплатить Сиракузам компенсацию «за военные издержки» в сумме 2000 талантов серебром. Аттический серебряный талант тогда весил 26,2 килограмма, то есть тирану Гелону досталось 52,4 тонны драгоценного металла, для перевозки которых хвалило бы максимум одного-двух кораблей, с учетом дополнительных грузов. Греки явно продешевили — 2000 талантов это не так много как кажется; современный банковский слиток серебра весит 30 кг., значит в руках сиракузян оказался эквивалент 1747 слитков. Учитывая, сколько вывезенного из Тартесса серебра было накоплено Новым Городом, сумма не самая значительная.
Дополнительно пунийцы должны были профинансировать строительство двух храмов, в которых демонстрировался выбитый на камне текст мирного договора с Сиракузами — традиционно такие храмы возводились в главных городах высоких договаривающихся сторон или на месте события, которому они посвящены. Развалины одного из святилищ, Темпио-делла-Виттория, доселе сохранились на месте сражения при Гимере, в нынешнем сицилийском городке Термини-Имерезе, по автотрассе на Палермо. Второй храм, построенный в Карфагене, по известным причинам не уцелел.
Важная деталь договора: Карфаген не сделал никаких территориальных уступок грекам. Гимера осталась во владении Ферона из Акраганта, но и только. Перейди соседние финикийские города под власть Сиракуз, древнегреческие авторы непременно (и с большим удовольствием) сообщили бы потомкам об этом факте.
Спрашивается, почему Сиракузы не развили и не закрепили успех? Надо полагать, что влияние оказали два фактора: неудача Карфагена в одной битве никак не означает поражения могучего, невероятно богатого и обладающего крепким тылом государства. Через год-другой Новый Город восстановит силы и отомстит. Внутренняя обстановка на Сицилии тоже не располагает к большой войне с финикийскими полисами, вполне достаточно бесконечных конфликтов греков с греками. Лучше синица в руке, чем журавль в небе.