Хозяин встретил его ласково, угостил водкой и даже предложил вернуться на работу.
— Я новую тачку купил, — сообщил он, по обыкновению что-то жуя. — «Хаммер», понял? Не машина — зверь! На ней не только ездить, на ней плавать молено! Соглашайся, Дэн! Кто старое помянет, тому глаз вон! Где я еще такого водилу найду?
— На любой стоянке такси, — сказал Денис, в котором чрезвычайные обстоятельства очень своевременно пробудили дремавшую до сих пор скромность.
— Э, не скажи! Быстро ездить любой дурак может. А вот чтобы не побоялся на полном ходу самосвал протаранить — да таких один на тысячу!
— Опять вы об этом, — вздохнул Денис. — Ну вышло так, что ж тут сделаешь! Дорога — она и есть дорога, на ней всякое бывает.
— Ну все, все, не обижайся, — добродушно пробасил хозяин. — Твоя правда. Что дорога, что жизнь — один хрен. Никто ни от чего не застрахован — что в жизни, что на дороге…
— Точно, — поддакнул Денис, несколько озадаченный этим философским замечанием.
— Факт, что точно! — воскликнул хозяин, видимо обрадованный тем, что Денис с ним согласен. — Что тут, что там всякое бывает. Бывает, скажешь глупость, а бывает, сделаешь… И глупости бывают разные. Бывают маленькие, а бывают и такие, что потом за всю жизнь не расхлебаешь. Правильно я говорю?
— Правильно, — сказал Денис. Разговор этот с каждой минутой казался ему все более подозрительным, но отступать было поздно, и он нерешительно потянулся к замку своей спортивной сумки.
Заметив его движение, хозяин оживился.
— Принес? — спросил он, подаваясь вперед и только что руки не потирая от нетерпения.
— Конечно, — сказал Денис. — Я же обещал!
— Вот молодец! — воскликнул хозяин, наблюдая за тем, как он выкладывает деньги на стол — пачку за пачкой, все двадцать пять тысяч. — Правильный ты мужик, Дэн! Раз обещал — умри, но сделай. Лучше, конечно, самому не умирать, а кого-нибудь грохнуть… А?
Денис обмер. «Что это? — подумал он, беспощадно давя внутри себя скотскую панику. — Что это он такое говорит? Это шутки у него такие, что ли?»
— Не знаю, — сказал он, кладя поверх двух полных десятитысячных пачек одну ополовиненную. — Не пробовал. Случая не представилось.
— Молодец! — повторил хозяин, рассеянно пробегая большим пальцем по срезу пачки. — Я же говорил, что сам принесет, — неожиданно добавил он, глядя поверх плеча Дениса и адресуясь к кому угодно, только не к нему. — Видишь, принес. И остальные пять наверняка в кармане лежат.
Денис обернулся так резко, словно его ткнули шилом пониже спины, и почувствовал, что вот-вот обмочится, а может быть, и навалит полные штаны, да не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом — возьмет и навалит, потому что в такой ситуации только это, блин, и остается…
В дверях гостиной, сложив на груди мощные руки, стоял вчерашний москвич. На голове у него красовалась аккуратная марлевая повязка, в остальном же он был как огурчик — не то восстал из мертвых, не то и не думал умирать. Как ни велика была овладевшая Денисом в этот миг паника, он все-таки сумел понять, что второе предположение ближе к истине. Очевидно, он треснул москвича по кумполу далеко не так сильно, как ему показалось. А может быть, у него, у москвича, череп был особенный, повышенной прочности…
— Ну что, фраерок? — хриплым уголовным голосом произнес москвич. — А ты, небось, думал, что я тебя не упомню?
— Вы чего, ребята? — пролепетал Денис. — Что случилось? Ничего не понимаю, хоть убейте!
— Убьем, убьем, не волнуйся, — ласковым голосом успокоил его хозяин. — Только сначала объясним, что к чему, чтобы ты, когда на небо прибудешь, знал, чего тамошнему начальству бакланить. Понимаешь, вот это, — он указал на москвича, — Паштет. Это погоняло такое, понял? А зовут его Павликом, Пал Палычем, значит. Его московская братва к нам заслала, чтобы типа мосты навести. Ну, слыхал про интеграцию? Ну вот… Хорошее это дело — интеграция, полезное. А ты, мудак, со своим кирпичом встал точнехонько на пути объединения двух братских народов и чуть было не испортил все дело. С кирпичом ведь, я не ошибся? И потом, это еще неизвестно, чем дело кончится. Может, как раз таки и испортил. Откуда я знаю, как Москва на это посмотрит? Это ж террористический акт против дипломатического представителя! А, Паштет? Все ведь теперь от тебя зависит, а ты — лицо пострадавшее.
— По мне, так все путем, — прохрипел Паштет. — Ты не при делах, бабки нашлись, фраер, который их увел, — вот он… Все путем, брателло, не менжуйся.
— А с этим что? — спросил хозяин, кивая в сторону Дениса.
— Ну как что? — удивился Паштет. — А то ты не в курсе…
Денис упал на колени. Он и сам не понял, почему это сделал. То есть зачем — это и ежу ясно; но вот почему?.. То ли и вправду решил на колени стать, то ли просто ноги ослабели…
— Не убивайте! — со слезой в голосе взмолился он, ползая на коленях по ворсистому ковру. Среди ворса все время попадались какие-то не то крошки, не то камешки, они больно кололись сквозь ткань брюк, но Денис воспринимал это неудобство как должное: пусть колются, лишь бы не пристрелили! Колются — значит, еще жив… — Не убивайте, милые мои, хорошие! Я же не нарочно, я же только долг хотел отдать! Я все верну, клянусь! Достану и верну, дайте только срок! Ведь это же такие деньги, такие деньги! У меня жена беременная, мне таких денег за всю жизнь не заработать! Не убивайте!
— Перестань выть, урод. Тебя не поймешь: то хоть убейте, то не убивайте… — брезгливо сказал хозяин и добавил, обращаясь к Паштету: — Он твой, тебе решать.
— А что тут решать? — удивился Паштет, вынимая откуда-то большой черный пистолет и с лязгом передергивая затвор. — Он сам все решил, разве нет? Только я никак не въеду, про какой такой долг он все время базарит?
— Бабки он мне задолжал, — с кривоватой улыбочкой объяснил хозяин. — Двадцать пять косарей, как одна копейка. Ты бы видел, во что он мой «Лендкрузер» превратил! Ремонту, как говорится, не подлежит…
— Ага, — сказал Паштет, задумчиво почесывая лоб под повязкой стволом пистолета. — Сложная ситуевина. Со жмура, ясный перец, много не возьмешь. А только, братан, сам понимаешь, у нас такие вещи просто так, задаром, не прощают. Отдать этого фраера тебе — не вопрос. Но это, браток, не по понятиям, сам подумай.
Денис преодолел оцепенение и, быстро-быстро перебирая ногами, на коленях подполз к Паштету, от которого в данный момент зависела его судьба.
— Прости, земляк, — горячо забормотал он, одной рукой намертво вцепляясь в Паштетову штанину, а другой выдирая из заднего кармана брюк сложенную пополам стопку стодолларовых банкнот — те самые пять тысяч, которые он оставил себе на мелкие расходы и о которых все словно бы забыли. — Прости, я же не нарочно! Я не хотел, просто долг надо было вернуть. Вот ему…
Паштет забрал деньги и оттолкнул Дениса ногой. Денис повалился на спину и прикрыл лицо растопыренной ладонью, уверенный, что его сию минуту начнут избивать ногами и, очень может быть, забьют до смерти.
— Глохни, гнида! — цыкнул ему Паштет и снова повернулся к хозяину: — Слушай, где ты этого пидора нарыл? Ему бы на зоне цены не было!
— Ветром надуло, — сказал хозяин и вдруг присел над Денисом на корточки. — Значит, так, — деловито произнес он, не переставая что-то жевать. От него остро разило водкой и луком. — У меня такое предложение. Двадцать пять косых мне — это долг. Еще двадцать пять — Паштету на лечение. Двадцать пять, само собой, московской братве, чтобы ребята не обиделись, и еще двадцать пять — ментам.
— К-каким еще ментам? — несмотря на весь ужас своего положения, робко возразил Денис.
— А ты думал, разбойное нападение и покушение на убийство — это так, хаханьки? По этому факту возбуждено уголовное дело, понял? Вся украинская ментовка ищет смазливого брюнета с большими бабками в кармане, а брюнет — вот он, у меня на ковре лежит и лапками дрыгает, как майский жук… В общем, готовь сто штук. Я правильно говорю, Паштет? Ты не в обиде?
— Нет базара, — сказал Паштет. Он поставил свой страшный пистолет на предохранитель и убрал его в карман. — Верно про тебя слух идет, что правильный ты мужик. Нет, в натуре, я бы так не сумел. Я бы этого пидора сразу замочил, а потом жалел бы, что бабки накрылись.
— Замочить его — не вопрос, — сказал хозяин, тяжело вставая с корточек. Он повернулся к Денису спиной, подошел к столу и наполнил водкой из хрустального графина две рюмки. Одну рюмку он протянул Паштету, а другую сразу же выпил, как воду или, вернее, как горькое лекарство — залпом, не произнося тостов и не чокаясь. — Замочить всегда успеется, и он это знает. Но ведь мы же с тобой не маньяки, правда, Паштет? Мы себе на хлеб с маслом зарабатываем, только и всего. Денежки счет любят, а от мертвяка, как ты правильно заметил, никакого дохода — наоборот, сплошные траты. Пулю на него потрать да потом еще думай, чего с ним, жмуром вонючим, делать…
Паштет покивал, но вид у него при этом был довольно скептический: он сомневался, что живой Денис Юрченко может принести больше дохода, чем мертвый. Он задумчиво повертел в пальцах рюмку, наблюдая за игрой солнечных лучей в хрустальных гранях, а потом выплеснул водку в рот, даже не поморщившись.
— Хорошую вы, хохлы, водяру делаете, — крякнув, с одобрением заявил он. — Легко идет. На ней, на водяре вашей, я вчера и подорвался — уж больно хороша, стерва.
— А ты думаешь, почему хохлы сало любят? — с усмешкой сказал хозяин. — Такую водку только салом и закусывать, а то наутро и не вспомнишь, где тебя носило. Я удивляюсь, как ты ухитрился этого придурка запомнить. Крепкая у тебя голова, Паштет. Мне бы такую.
— Не выйдет, — сказал Паштет, ухмыляясь. — Эксклюзивный товар, выпущен по спецзаказу в единственном экземпляре… Слушай, а этот фраер не слиняет?
Хозяин с любопытством посмотрел на Дениса. Тот все еще лежал на спине, прикрываясь ладонью. Он уже понял, что убивать его не собираются, чуточку успокоился и начал осознавать всю нелепость своей позы.