— Конечно нет.
— Я ему так и сказал. Он считает, что мне следует проконсультироваться у сексопатолога. Может быть, он и прав. Это обойдется нам в копеечку, но если ты хочешь… Он полагает, что если бы у нас был ребенок…
Бедный Бернар! Мне было так жаль его… А теперь он пытался освободиться от своих подозрений, и это было ужасно. Бернар настаивал:
— Мы бы могли, знаешь. Сегодня медицина овладела искусством зачатия.
— Замолчи, прошу тебя.
— О, прости! Я забыл, как ты еще слаба.
Я действительно очень устала, и в течение двух дней все визиты ко мне были запрещены. Волновался и доктор, и медсестры. Благодаря переливаниям крови я должна была быстро набирать силы, но пребывала в апатии, без аппетита и должного оптимизма. Я продолжала переживать мгновения своего бесплотного существования. Огромная, захватывающая радость, которую я испытала в тот момент, когда собиралась пересечь световую границу — а это я помню совершенно точно, — рождала во мне желание повторить содеянное. Моя страна была там, откуда шел Голос, отвергнувший меня. Почему? Почему я не заслужила?.. Какую ошибку допустила? Что означало: «Когда ты будешь свободна?» Свободна от чего? От кого? И сколько времени займет это таинственное освобождение? «Позже!»— сказал Голос. Когда позже? Какие испытания ждали меня еще? Нет, мне, право, было не до еды.
— Нужно пересилить себя, — отчитывала меня Нелли. — Разве вам не хочется снова стать, как прежде, красивой и желанной?
Это я-то желанной! Которую Доминик бросил, как мимолетную подружку. Гнев ярким румянцем проявлялся на щеках. Мне бы следовало убить его! А мне еще говорят о каком-то ребенке!
Мать во время своих визитов говорила в основном о Стефане Легри.
— Я знаю, что представляют собой сердечные дела, бедное мое дитя. К сожалению, дела денежные конца и края не имеют. Ты затыкаешь дыру в одном месте, а рядом открывается новая. Стефан меня разоряет, да и не меня одну. Всех вас, поскольку если я объявляю себя банкротом, то после меня ты будешь первая пострадавшая, как и твой муж, и его мать, и все те, кто доверял мне.
Порой она даже плакала, но я чувствовала себя так далеко от нее, как и от всей прошлой жизни.
— Вышвырни его вон, — потеряв всякое терпение, сказала я.
— О, ты не знаешь Стефана! Когда он злится, то становится таким необузданным!
Она смотрела на часы и наспех припудривалась.
— Убегаю. Кстати, что случилось с твоей свекровью? Я ее встретила, а она даже не поздоровалась со мной.
Вот уж чего я совершенно не хотела, так это вмешиваться в их дурацкие ссоры. Я закрывала глаза, чтобы показать ей, что удаляюсь в свой маленький внутренний мир. Действительно, очень маленький. Ванная комната, залитая кровью ванна, из которой торчала моя голова, будто отделенная от тела, а затем коридор, ведущий к недоступной истине. Там мой затерянный мир и земля обетованная. По нескольку раз в день я возвращалась туда, будто верующий, размышляющий о тайне Креста.
Так пришло ко мне желание поговорить со священником. Да простят мне мое путаное описание! Но я так устала от всего случившегося, что легко теряю нить начатого рассказа. Да и читатели мои, вероятно, тоже пребывают в нетерпении. Их интересуют не мои семейные ссоры, а один-единственный вопрос: «Что в этой истории правда?» Почему не расскажет она свой случай кому-нибудь сведущему — священнику, психиатру, медиуму, все равно кому, но чтобы тот имел хоть какое-то представление о загробной жизни, параллельном мире или как он там еще называется. Поэтому я попросила больничного священника зайти ко мне.
Это был очень старый человек, пахнувший трубочным табаком, весьма нечистоплотный и с неуверенной поступью из-за сильной близорукости. Он рассказал мне, что раньше был священником при тюрьме, вероятно, для того, чтобы я говорила не смущаясь, мол, он и не такое слыхал. Наклонив голову и приставив руку к уху, чтобы лучше слышать, он молчал вплоть до того момента, как я начала рассказывать о своем перевоплощении. Здесь он соединил руки, кашлянул и заметил:
— Знаю, дочь моя, знаю. Галлюцинации умирающих. Очень частый случай. Не думайте больше об этом. Вы часто ходили в церковь?
— Нет. Меня крестили, потом первое причастие, и все.
— И вы никогда не молились?
— Нет.
— А это… это видение длилось долго?
— По-моему, да. И было таким ясным. Ничего общего со сном. Поэтому мне кажется, что моя душа вышла из тела, в то время как…
Он резко прервал меня:
— Душа! Душа! Что такое душа? И что дальше?
Смущенная, я закончила свою историю. Он не двигался, о чем-то раздумывая. Затем поднял голову, и его глаза, сильно увеличенные стеклами очков, нацелились на меня.
— Вы говорили об этом со своим врачом?
— Нет.
— А с близкими?
— Нет.
— Ну, так я советую вам молчать и дальше. Иначе вас сочтут сумасшедшей.
— Ну а вы, святой отец?
— Я, дочь моя, не буду спешить с выводами. Только Господь может творить некоторые вещи. Все, что я могу вам сказать, так это то, что Голос, который вы слышали, — не его. Но и не стану уверять, что это был Сатана. Сатану я часто встречал за решеткой. Это не его стиль. Поэтому обратитесь все же к психиатру. И молитесь. Помните Отца нашего и эту фразу: Ne non inducas in tentationem. Не поддавайся соблазнам. А вы знаете, о чем я говорю.
Большим пальцем он скорым движением нарисовал на лбу крест. Его посещение оставило у меня неприятные ощущения. Кто же говорил? Был ли тот Голос моим, исходившим от бесчувственного умирающего? Но как далеко дошла я в своей коме? Я спросила у Нелли. Она ответила с неохотой:
— Здесь все уверены, что на какое-то короткое мгновение жизнь покинула вас. Запись показывала прямую линию. Я была там, когда доктор Мешен сказал: «Все кончено…» Но он все же продолжал массировать ваше сердце, и мы заметили, что линия снова стала неровной. Я была уверена, что вы умерли, и доктор сотворил настоящее чудо.
Бедняжка Нелли! У нее все еще дрожал голос и были влажными глаза.
— Доктор просил нас молчать, — продолжила она. — Он опасался огласки, тех газетных заголовков, типа: «Воскресшая» и тому подобное.
— Вы говорили об очень коротком мгновении, — сказала я. — Сколько? Минута? Две?
— Я не знаю. Да и какое это имеет значение?
— О, имеет. Я чуть не умерла, согласна. Были все внешние признаки того, но не думаю, что можно действительно умереть, а потом вернуться.
Для меня это было огромным разочарованием. То, что я подошла к самому краю, — это так. Но я же не умирала, и все мои видения были всего лишь видениями. Однако я ясно слышала Голос, сказавший мне: «Не сейчас», и Голос этот не был моим. Это был Голос извне. Я до сих пор еще помню его, правда, я где-то читала, что некоторые психически нездоровые люди тоже слышат голоса. Священник был прав. Должно быть, перед последним вздохом я была не в себе. Итак, мне не удалось самоубийство, как и не удалась жизнь. Значит, оставалось лишь присоединиться к общему стаду. Но для собственного спокойствия нужно было посетить психиатра.
Я начала нормально питаться. Теперь мне просто не терпелось выбраться отсюда. Накануне выписки Стефан принес мне букет цветов.