— За неделю до того ваш отец погиб на эшафоте со своим другом Бералеком, взятым так же, как и он, с оружием в руках. Графиня с дочерью, изгнанные из своего дома, верхом следовали за вандейской армией. По вашему совету они остались в Краоне в надежде найти там убежище, а я последовал за ними, чтобы прислуживать им.
— Что сталось с ними после моего ухода?
— Три дня мы скрывались в Краоне. Но потом люди, прятавшие нас, испугались, и нам пришлось бежать в Париж. Там я нашел себе работу в гавани, а ваши мать и сестра были выданы и погибли на эшафоте.
После нескольких минут молчания лакей робко спросил:
— Признаете ли вы, граф, во мне своего прежнего Лабранша?
Пьер мотнул головой и отвечал старику:
— Мы решим этот вопрос завтра при дневном свете.
— При дневном свете? Так вы не знаете, где вы находитесь?
— Нет. А ты знаешь?
— Но здесь не бывает дня. Это погреб.
Дойдя до стены, он приподнял одну из занавесей и открыл голую каменную стену из твердого известняка.
— Ага, — сказал Пьер, обретя прежнюю беспечность, — а я и не заметил, что здесь нет ни одного окна!
Он принялся за ужин. Лабранш стал возле него с салфеткой, готовый служить своему господину.
— Следовательно, я осужден не видеть никакого света, кроме этого?
— Вам еще повезло, я живу в конуре, тут, рядом, куда фонарь приносится только на время еды.
— Да, кстати, я забыл спросить… Чего ради тут держат меня в этом плену?
— Точно так же, как и вас. Я пленник Точильщика.
— Ты уверен, что их главаря зовут Точильщиком?
— Так его все называют. У меня было довольно времени, чтобы узнать его.
— Сколько же ты здесь находишься?
— Я не могу точно сказать, так как в этой ночи нет времени.
— Сейчас июнь тысяча семьсот девяносто восьмого года. Припомни число, когда ты попал к ним в руки, и мы узнаем, как давно ты здесь.
Лабранш помедлил с ответом.
— В таком случае получается, что я уже полгода здесь, — проговорил он с явным замешательством.
В ту минуту, когда он протянул руку, чтобы поменять тарелки, Пьер быстро схватил его за рукав.
— Что это?
— Как что?
— У тебя искалечена рука!
На левой руке лакея не хватало двух пальцев, остались лишь последние суставы.
— Я не помню, чтобы раньше у тебя было такое украшение.
— Этим я обязан Точильщику.
— Ну так расскажи мне об этом.
— О, тут нет ничего сложного. Он решил заставить меня сознаться в одной вещи, к которой я не имею ни малейшего отношения.
— А можно узнать, что от тебя хотели узнать?
— Когда меня вели к вам, то пригрозили убить, если я открою рот.
— В таком случае не говори ничего. Оставим это. Объясни только, каким образом эта таинственная вещь, в которой ты не мог сознаться, оставила тебя без пальцев?
— Я не смог ответить на вопросы Точильщика, а он решил, что я упрям. Мне вложили между пальцев просмоленный фитиль, связали и подожгли…
— И ты вытерпел пытку, не признавшись?
— Но, сударь, если я ничего не знаю?! — возразил Лабранш с бессмысленной улыбкой, за которой Пьер угадал решительность.
— Ну и ну! Но если Точильщик вздумает возобновить свой способ вытягивания тайн, ты скоро будешь неспособен прислуживать мне.
— С тех пор, как меня перевели сюда, меня почти не беспокоят.
— А где мы, по-твоему, находимся?
— По крайней мере, в пятнадцати лье от Парижа, судя по тому, что меня везли сюда целый день на телеге.
— И тебя? — спросил Пьер.