«Может быть, это — Кожоль», — подумал Ивон.
На лестнице раздались шаги.
Шаги приближались и вскоре в комнату вошел человек. Длинные волосы выбивались из-под касторовой шляпы, голубой камзол, пояс с широкими медными пряжками, широкие шаровары из серой холстины и штиблеты — типичный наряд бретонца того времени. У него было загорелое лицо, обрамленное густой черной бородой.
При виде Ивона он улыбнулся и бросился к нему с криком:
— Ах, кузен! Ивон!
Прежде, чем Ивон успел что-либо сказать, он сжал его в объятиях и шепнул на ухо:
— Я — аббат. Говорите по-бретонски.
Бералек обернулся к Лоретте.
— Госпожа Сюрко, позвольте представить вам моего двоюродного брата Порника, — сказал он по-французски.
— Он приехал за вами? — живо спросил Лебик.
— Сейчас узнаем, — ответил Ивон.
Гигант был неприятно поражен, услышав, что шевалье обратился к приезжему на бретонском наречии.
— Не за мной ли вы приехали?
Что-то вроде крепкого словца проскочило сквозь стиснутые зубы Лебика, когда при нем заговорили на непонятном языке.
— За вами? — вскричал аббат. — О, нет! Вам здесь слишком хорошо для того, чтобы мне пришла в голову жестокая мысль — вырвать вас отсюда.
Говоря таким образом, Монтескье пристально вглядывался в Лоретту. Потом он сказал.
— Примите мои поздравления, шевалье. Если это ваша любовница, она прелестна!
— О, нет, — отвечал Ивон, — это создание, которое я обожаю, и достойное всяческого уважения.
— Она понимает по-бретонски? — спросил аббат, увидя, как щеки Лоретты залились румянцем.
— Не думаю, я ни разу не слышал от нее ни одного слова по-бретонски.
— И все-таки спросите ее об этом.
— Охотно.
Но прежде, чем Бералек обратился к ней с вопросом, Лоретта спросила Лебика.
— Лебик, который час?
— Скоро девять.
— В таком случае пора запирать магазин. Ступай поскорее вниз, да поживее возвращайся! Если эти господа будут еще долго угощать нас своим варварским наречием, так мне есть от чего соскучиться.
Луч радости сверкнул во взгляде Лебика. Если он не мог понять присутствующих, так, во всяком случае, они будут под наблюдением. Он бросился со всех ног на лестницу, чтобы поскорее вернуться.
Тогда Лоретта обернулась с улыбкой к собеседникам.
— Да, господа, я говорю по-бретонски. Извините, Ивон, что я не говорила вам этого до сих пор.
Она запнулась и добавила:
— Но ведь только сегодня мы поклялись друг другу в… союзе.
— Скажите лучше — в любви, — подсказал Ивон.
— Лебик сейчас вернется, — заметила молодая женщина. — Если я вас стесняю, я уйду и постараюсь увести этого шпиона.
— Напротив, мадам, — возразил аббат, — вам необходимо выслушать то же, что и шевалье, если вы боитесь того, кого вы называете Лебиком.
— Я вам потом расскажу, что это за птица, — прервал Бералек.
— В таком случае надо не показывать ему нашего недоверия и сделать так, чтобы он присутствовал при нашем разговоре.
Когда Лебик вошел, Лоретта спокойно вышивала при свете лампы. Ивон разговаривал в другом конце комнаты с аббатом, который проявлял себя настоящим деревенщиной.
— Лебик, ты будешь моей моталкой, — сказала Лоретта.
Гигант протянул свои громадные ручищи к мотку шелка и, указывая глазами на двух бретонцев, сказал:
— Слышите их болтовню? Точно две совы перекликаются…
— Можно подумать, что они щелкают орехи, — добавила его хозяйка.
— Что с вами? — спросил Лебик, заметив, что Лоретта вздрогнула.
— Ты так неловко держишь шелк, смотри, он весь спутался!
Но вздрогнула она совсем не от того, а от вопроса, который задал аббат.