Едва с его языка сорвалось это имя, Лебик выронил бутылку, которая разбилась вдребезги. Вино залило штиблеты и светлые штаны аббата.
— Проклятый левша! — крикнул тот на чистейшем французском языке.
Лебик, мгновенно протрезвевший, выпрямился во весь свой гигантский рост и, казалось, готов был броситься на Монтескье.
Сцена продолжалась не более секунды. Лицо Лебика приняло свойственное ему бессмысленное выражение, и он расхохотался.
— О, да, левша, — подтвердил он, — жаль, славное было вино!
Бералек понял, что надо спасать положение.
— Ну, любезный, что же ты натворил? Если вино было действительно хорошим, то оно было бы весьма кстати, у братца Порника пересохло во рту.
— Бутылка выскользнула у меня из рук.
— Ну-ну, не браните моего бедного Лебика, — сказала, смеясь, Лоретта, — он живо исправит все, вытрет пол и принесет из погреба еще бутылку, пока вы будете распивать ту, которая сохранилась.
Склонив голову, аббат молча рассматривал бедственное положение своей одежды. Потом он невольно перевел взгляд на ноги гиганта. При виде их он подпрыгнул от изумления.
— Ого, — сказал он выпрямляясь.
— Что? — грубо сказал Лебик.
Не отвечая ему, аббат быстро сказал Лоретте по-бретонски, делая вид, что обращается к Ивону.
— Удалите, пожалуйста, на минуту этого человека.
Ивой сказал Лебику:
— Знаешь, о чем ворчит кузен?
— Нет, — недоверчиво ответил гигант.
— Он твердит, что вину место в желудке, а не на одежде.
Лоретта подошла к слуге.
— В таком случае, — кротко сказала она, — сжалься над этим пьяницей и сбегай поскорее за другой бутылкой, захвати также тряпку, чтобы вытереть пол.
Лебик недоверчиво посмотрел на хозяйку, но не заметил ничего подозрительного.
— Хорошо, иду, — ответил он.
Слуга ушел.
— Я дал два промаха, — сказал аббат. — Один раз, выругав его на чистом французском языке, второй, — упомянув имя Баррасена, так его поразившее, что он выпустил бутылку из рук.
— Вы полагаете, что это имя так его поразило? — спросил Бералек.
— Больше того, я уверен, что Баррасен и Лебик — это одно и то же лицо! Но больше того, я теперь уверен, что есть еще один человек, знающий об этом сокровище.
— Объясните, — попросил Ивон.
Шевалье налил вина в стакан и выплеснул его содержимое в камин.
— Он слишком долго копался в погребе. Скорее всего он подмешал в вино свое снадобье. Увидав мокрые стаканы, он подумает, что мы выпили.
— Но я слышу его шаги на лестнице, — заметил аббат.
— А история Баррасена? — спросила Лоретта.
Я расскажу ее на бретонском, называя его Жаком, — ответил аббат.
Лебик вошел, запыхавшись от быстрого бега.
— Как видите, я не копался.
— Как ты ни торопился, а мы тебя обогнали, — весело сказал Ивон, указывая на пустую бутылку.
— Вы празднуете свое выздоровление?! Смотрите, вы еще слабы, и вино может на вас плохо подействовать.
«Скотина, — подумал Бералек, — хорошо, что я вылил вино».
— Лебик, — сказала вдова, — если ты устал, можешь идти, тебе ведь рано вставать.
— Мне надо дождаться, когда уйдет эта трещотка, чтобы закрыть дверь, — возразил гигант.
— Это верно, — вдова боялась настаивать на своем.
Она опять уселась за шитье.
— Так расскажите же нам, аббат, историю этого «героя», называйте его Жаком, и пусть негодяй прислушивается!
— Когда я был в парламенте, туда залез вор, я не видел его лица, но запомнил его ноги, а на большом пальце правой руки у него был глубокий рубец.
В эту минуту Лебик, немного всхрапнувший, сказал все еще вышивавшей Лоретте: