Девушка резко выпрямилась. На щеках ее загорелся румянец, а глаза полыхнули огнем.
- Иди, не бойся, - насмешливо повторила Элиза, прищелкнув пальцами.
- Я не боюсь, - сквозь зубы прошипела девушка, отбросила щетку, поискала кого-то взглядом, потом кивнула, не глядя на миледи.
Элиза шла к выходу, повторяя свой недавний путь по хозяйственному двору в обратную сторону. Она не оборачивалась, не смотрела по сторонам, но знала, что девушка идет следом.
Миледи остановилась, лишь пройдя под широкой аркой, ведущей к въездной башне - по крайней мере так для себя определила ее Элиза: это было крепкое, мощное и укрепленное сооружение с арочным проездом внутри, перекрытым поднятой сейчас решеткой.
Из въездной башни внутрь замка вели три пути. Левый вел под другую арку, где сейчас и стояла Элиза, а оттуда к хозяйственным дворам и постройкам. Правый огибал выступ башни, караулку, и вел наверх, на галерею чуть ниже верха крепостной стены и терялся за углом здания. Центральный приводил прямо к парадному входу, а точнее, ко второй крепостной стене, в другую, более широкую арку и закрытый с трех сторон галереями дворик, чистенький, аккуратный, выложенный серыми плитами, предварявший вход в сам замок - просторное крыльцо с несколькими ступенями и массивные двери метров пяти высотой. За ними, как помнила Элиза, шла череда мрачноватых узких залов, завершавшихся большим, но не менее мрачным пиршественным чертогом.
Здесь, перед въездной башней, было сравнительно пусто. Пара стражников выжидающе поглядывала на хозяйку, но лезть с разговорами не спешила. Через ворота проехал и повернул к арке, ведущей на хозяйственные дворы, воз, груженый сеном. Мужичок, ведший в поводу измученную лошаденку, равнодушно склонился в поклоне и прошествовал дальше. Бежавшая рядом с возом собачонка коротко тявкнула и гордо пристроилась рядом с лошадью. А больше никого и не было. После шума и гама хозяйственных дворов здешняя пустота и тишина просто успокаивала.
- Садик с круглым бассейном. Ты знаешь, где это? - Элиза лишь слегка обернулась.
- Да.
- Веди.
Как и помнила Элиза, бассейн был круглым, зелень в кадках чахлой, а краешек каменной скамейки надтреснутым.
- Как тебя зовут?
Девушка остановилась у невысокого каменного ограждения, выпрямившись, напряженная и натянутая как тетива.
- Зачем миледи помнить имена тех, кто служит ей?
Ответила с вызовом, однако и с заметной горечью. Элиза задумчиво кивнула.
- Ты права, не помню. Я много чего не помню. Дай мне нож.
Девушка силилась казаться спокойной и невозмутимой, презирающей любую опасность, но ей не слишком хорошо это удавалось - руки ее слегка дрожали, поза говорила о едва сдерживаемом страхе.
- Мы здесь одни. Надеюсь, - в легкой улыбке скривив губы, миледи протянула руку и подождала, пока девушка не вложила в ее раскрытую ладонь нож с широким лезвием и основательно потертой костяной рукоятью.
Элиза в жизни не держала подобного оружия. Видеть видела, но в руке не держала. Да и зачем цивилизованному лингвисту тяжелый охотничий нож?
А потом она сделала то, чего от нее совершенно не ожидали. Поддев лезвием пяток узких перекрещивающихся полосок ткани на бедре, она единым движением рванула их на себя и радостно осклабилась, когда разрезанная ткань с шелестом опала вниз. Еще два решительных движения завершили дело.
- Целый час мечтала об этом, - расставив ноги, покрутившись и так и этак, и даже заглянув за спину, удовлетворенно заявила Элиза. Потом сбросила бесполезные туфли, ополоснула ноги в бассейне теплой еще после жаркого дня водой и присела на скамейку, небрежно разбросав вокруг себя ставшие свободными и чересчур длинными шелестящие шелковые юбки, - Ну, так как тебя зовут?
Ждать пришлось несколько секунд. Маневр девицу озадачил, она молчала, переводила взгляд с босых ног на болтающиеся по бокам обрезки дорогого платья и молчала.
- Ирби, - наконец выцедила она.
- Очень хорошо, Ирби, - примирительно сказала Элиза, приветливо улыбнулась и приглашающе похлопала ладонью по скамейке рядом с собой, - Так за что ты меня ненавидишь?
Ирби была миловидной девушкой, невысокой, коренастой и крепкой, с черной косой до пояса и с округлым смуглым личиком, луноликим, как сказали бы на Востоке, сдобренным четким твердым подбородком, черными бровями вразлет и маленьким курносым носиком. Очень молода и явно задириста. Ничего зловещего или угрожающего в ее облике не было, камней за пазухой она наверняка держать не любила, лицо ее было подвижным и открытым, любая эмоция отражалась на нем тотчас. Но как только вопрос дошел до ее сознания, она вспомнила о своих чувствах, мгновенно подобралась и насторожилась. Лицо ее затвердело, глаза сощурились и заблестели. Девушка опять огляделась вокруг, в этот раз куда пристальнее и внимательнее, ее рука привычно нащупала ножны и отдернулась, коснувшись пустоты...
Нет, Элиза не собиралась вызывать еще больший гнев или страх. Ей только и нужно было, что втянуть девушку в разговор.
- Ты кого-то ищешь?
Ирби вскинула голову и ответила прямым немигающим взглядом.
- Мне непривычно видеть вас, миледи, без ваших псов. Где они? Прячутся, дожидаясь вашего сигнала?
- Псов? У меня есть псы? И какой же породы?
- Волкодавы, - с ненавистью выдавила Ирби, сжимая в кулаке пустые ножны, - Что вам от меня нужно, миледи Элиза?
- Поговорить.
- О чем?
- Обо мне.
- Зачем? Чтобы вы опять натравили на меня псов?
Губы у Ирби дернулись в болезненной гримасе, но тут же сжались в твердую прямую линию. Она явно решила не показать больше страха, даже если этот страх заставлял ее дерзить больше, чем это было допустимо.
Элиза встала, подхватила рукой ставшие слишком длинными юбки, босиком прошлепала по холодным плитам пола и присела на краешек невысокого ограждения рядом со стоящей Ирби. Как там насчет горы и Магомета?
Вечерело. Красно-фиолетовое густое закатное небо еще окрашивало землю в угрожающие тона войны и печали, но незаметно подкравшиеся сумерки смягчили контуры окружавших предметов. Садик при ближайшем рассмотрении оказался милым, но запущенным. Вдоль стены извилистой линией шел невысокий каменный бордюр, за который, надо полагать, было задумано посадить растения. Но земля, засыпанная за бордюр, давно иссохлась, а поставленные поверх нее широкие и приземистые медные чаши, украшенные росписью, выглядели на диво неуместно. И торчащие в этих чашах цветы явно не желали там расти.
- Я этого не помню, - печально произнесла Элиза, разглядывая поникший куст с засохшими цветами.
- Куда уж вам запомнить..., - прошипела девушка в сторону, словно и не желая, чтобы ее услышали, - Ваши псы устали не знают...
- Да причем здесь псы, я на самом деле ничего не помню, - меланхолично продолжила Элиза, нагнулась и пощупала землю в горшке. Она была совершенно сухая. Женщина приподняла было горшок, да поставила обратно - очень уж тяжелый. Тогда она решительно взялась за юбки, небрежно подвязала их повыше колен обрывками разрезанных полосок и пошлепала к бассейну, - Видишь ли, недавно я заболела. Очень сильно заболела. Наверное, должна была умереть. Но выжила. А когда очнулась - ничего не помню. Совершенно ничего.
Она набрала в сложенные ладони воду и побежала с этим ценным грузом обратно к цветочному горшку.
- Я не знаю, кто я, как меня зовут. И где я. Ванита сказала, что мое имя - Элиза. Наверное, так оно и есть.
Шлеп-шлеп босые ноги... вода капает из сложенных ладоней на сухие каменные плиты пола... истосковавшаяся земля впитывает воду быстрее, чем может уследить глаз...