На Тиффани разом нахлынули воспоминания о Бабуле Болит. Ее бабуля не была ведьмой, хотя Матушка Ветровоск очень ею интересовалась. Когда Бабуля Болит умерла, ее пастуший фургон сожгли, а ее саму похоронили в меловом кургане. Потом дерн уложили обратно, и место можно было найти лишь по вросшим в землю старым фургонным колесам. Однако теперь это место стало почитаемым, место для воспоминаний. И не только для Тиффани. Ни один пастух не пройдет мимо, не глянув в небеса и не вспомнив о Бабуле Болит, которая топтала эти холмы ночь за ночью, освещая во тьме свой извилистый путь фонарем. Ее одобрительный кивок на Мелу мог сравниться с покорением мира.
И это место в лесу, подумала Тиффани, непременно станет таким же. Благословенным. «Отличный день, — решила Тиффани. — Если есть подходящий день, чтобы умереть, то должен быть и подходящий день для похорон».
Над головой запели птицы, и послышался шорох травы, и все звуки леса, напомнившие о продолжении жизни, слились с душами умерших в лесной реквием.
Лес пел в память о Матушке Ветровоск.
Тиффани заметила лисицу, которая поклонилась и убежала, испугавшись дикого кабана, появившегося с выводком поросят. Не обращая внимания на ранее пришедших, появился барсук и уселся сидеть. Тиффани с открытым ртом смотрела, как рядом с могилой устраивается словно домашние животные разная лесная живность.
«Где ты теперь, Матушка Ветровоск? — задумалась Тиффани. — Может ли часть тебя… оставаться здесь?» — Она вздрогнула от прикосновения к плечу, но это был всего лишь листочек. И тут в глубине души она услышала ответ.
Где ты теперь, Матушка Ветровоск? — Она здесь. И повсюду.
К удивлению девушки Нянюшка Ягг тихонько плакала. Она хлебнула еще из фляги и вытерла глаза:
— Иногда слезы помогают, — сказала она. — Нет ничего постыдного поплакать о любимых. Порой я вспоминаю одного из своих мужей и тоже проливаю пару слезинок. Нужно ценить воспоминания, а помногу грустить негоже.
— Так все-таки, Нянюшка Ягг, сколько у тебя было мужей?
Нянюшка Ягг задумалась, по видимому подсчитывая.
— Значит, трое моих собственных, и, скажем так, у меня кончились пальцы, подсчитывая чужих. — Но сейчас она улыбалась, наверное вспоминая самого любимого мужа, и вдруг, вынырнув из прошлого, она внезапно стала прежней собой. — Но, хватит стоять, Тифф! Давай вернемся в твой дом. Не даром говорится — добрый стояк не случается сам по себе.
На обратном пути Тиффани задала вопрос, который давно не давал ей покоя:
— Как думаешь, что будет дальше?
— Что ты имеешь в виду? — посмотрела на нее Нянюшка Ягг.
— Ну ведь, Матушка Ветровоск не была так сказать лидером ведьм… хотя большинство именно так и считало…
— Ты же знаешь, Тифф. У ведьм не может быть предводительницы.
— Да, но… Если Матушки Ветровоск больше нет, то не ты ли становишься как-бы-не-предводительницей?
— Я? — расхохоталась Нянюшка Ягг. — О, милая! Разумеется нет. У меня отличная жизнь, полно детей, мужчин, развлечений, хотя, разумеется, я хорошо справляюсь с ведовством. Но я никогда не хотела бы влезть в Эсмины ботинки. Никогда.
— Ладно. Но кто тогда? Кто-то должен быть.
Нянюшка Ягг ответила, поморщившись:
— Эсме никогда не утверждала, что она лучше других. Она просто жила и демонстрировала всем, а люди просто сами до всего догадывались. Помяни мои слова, скоро соберутся старшие ведьмы, чтобы это обсудить. Однако я знаю, кого бы выбрала Матушка Ветровоск. И я бы тоже. — Она остановилась и на мгновение стала серьезной. — Это ты, Тифф. Тебе Эсме оставила дом. Но все куда сложнее. Тебе придется влезть в ее ботинки, иначе это попытается сделать кто-то менее подготовленный!
— Но… Я не могу! У ведьм же не бывает лидера! Ты только что это сказала!
— Сказала. А ты должна быть лучшим растреклятым лидером, которого у нас нет. И не смотри на меня так, Тиффани Болит. Просто подумай. Не следует пытаться стать, а просто быть, и если мне не веришь, поверь Матушке Ветровоск. Она мне говорила, что ты единственная ведьма, которая всерьез способна занять ее место. Она сказала мне в ту ночь, когда ты носилась с той зайчихой.
— Мне она ничего подобного не говорила, — сказала Тиффани, внезапно почувствовав себя юной соплячкой.
— А она бы ничего и не сказала. Разумеется, нет. Разве так поступала Эсме? Ты ведь ее знала. Может она и хмыкнула бы разок, а может сказала что-то вроде: «Молодец, девочка». Ей нравилось, когда люди знают свои силы, а твоя сила примечательна.
— Но, Нянюшка, ты же старше и опытнее! Ты знаешь куда больше!
— И кое-что из этого я хотела бы забыть, — ответила Нянюшка Ягг.
— А я слишком молода, — заныла Тиффани. — Если бы я не была ведьмой, то еще помышляла бы о кавалерах.
Нянюшка Ягг почти набросилась на нее в ответ:
— Ничего ты не слишком молода. Годы не имеют значения. Матушка Ветровоск как-то сказала мне, что ты одна из тех, кто умеет обращаться с будущим. А быть молодой означает, что впереди у тебя много этого самого будущего, — она фыркнула. — И поболе, чем у меня. Это факт.
— Но все устроено не так, — возразила Тиффани. — Это должна быть старшая ведьма. Должна быть.
Но ее Ясномыслие ей возразило: «Почему? Почему не изменить порядок вещей? Зачем повторять то, как всегда поступали раньше?» И что-то внутри нее вдруг испугалось такой смелости.
— Ха! — хмыкнула Нянюшка Ягг. — Ты танцевала с зайчихой, чтобы спасти жизнь друзей. Помнишь, как ты разозлилась настолько, что… схватила кусок кремня и он потек у тебя сквозь пальцы словно вода? Все старшие ведьмы там были, и сняли перед тобой шляпы! Шляпы! Перед тобой! — Она устремилась к домику, бросив напоследок последний довод: — И вспомни, что и Ты тебя выбрала. Когда Эсме ушла, эта кошка отправилась именно к тебе.
Белая кошка как раз сидела и умывалась на пне старой ивы. Тиффани призадумалась. Да, призадумалась.
Они вернулись к дому как раз в тот момент, когда у козьего загона пытался приземлиться растрепанный толстый волшебник, верхом на помеле.
— Как здорово, что ты прилетел, Наверн, — крикнула Нянюшка через весь сад. Джентльмен осторожно двинулся им навстречу, перешагивая через растения, поправляя свой наряд и сняв шляпу — Тиффани с любопытством заметила, что она была завязана под подбородком тесемочкой. — Тифф, познакомься! Это Наверн Чудакулли, Аркканцлер Незримого Университета.
Тиффани всего раз или два встречала волшебников, и те в основном полагались на свои шляпы, мантии и посохи, опасаясь, как бы их не попросили сделать что-нибудь волшебное. На их фоне Наверн Чудакулли выглядел в точности таким же: борода, посох с огромным набалдашником, шляпа… погодите-ка, на полях шляпы был установлен арбалет? Ее ведьмина часть отступила назад и осторожно вгляделась. Но Чудакулли не обратил на нее никакого внимания. К ее удивлению Аркканцлер плакал.
— Значит, это правда, Нянюшка? Она действительно умерла?
Нянюшка Ягг протянула ему носовой платок, в который тот шумно высморкался, и шепнула Тиффани: — Они с Эсме были в молодости, ну ты понимаешь, добрыми друзьями. — Она подмигнула.
По всем приметам Аркканцлер был убит горем. Нянюшка Ягг протянула ему свою фляжку:
— Мое знаменитое лекарство, ваше всеможество. Лучший способ применения — пить залпом. Отлично справляется с меланхолией. Когда я теряю уверенность в себе, принимаю его в больших количествах. Разумеется, в чисто медицинских целях.
Аркканцлер принял флягу из рук Нянюшки Ягг, сделал сразу несколько глотков и, взмахнув сосудом в ее сторону, провозгласил хриплым от горя голосом:
— В память Эсмеральды Ветровоск и утраченного будущего. Пусть мы снова встретимся! — Он снял шляпу, отвинтил заостренный конец и вынул бутылочку бренди со стаканчиком. — Это тебе, миссис Ягг, — прогудел он. — А теперь, могу я ее повидать?