— Показушница, милорд. Не любит пачкаться. Множество побрякушек, черные кружева. Вы знаете таких. Имеет связи. Но это все, что я могу сказать.
— Ах, да. Сейчас, когда ты мне напомнил, я ее вспомнил. Агрессивная и эгоистичная. Она из тех, что посещает светские рауты.
— Вы тоже, милорд.
— Да, но я-то тиран. Это моя работа, которую я, к сожалению, должен выполнять. Теперь о юной мисс Болит. Что нам еще о ней известно? Разве в городе не возникли беспорядки во время ее последнего визита?
— Нак Мак Фиглы, милорд, очень к ней привязаны, как и она к ним. Они считают себя кем-то вроде ее почетной стражи во время ее путешествий.
— Барабантер.
— Да, милорд?
— Я хочу использовать слово, которое раньше не использовал. Кривенс! Нам бы не хотелось вновь испытать нашествие фиглов. Это не допустимо!
— Маловероятно, милорд. Госпожа Болит держит их в узде, и вряд ли захочет повторения событий своего прошлого визита. И повреждения не носили долговременный характер.
— Разве «Голова короля» не превратилась в «Шею короля»?
— Совершенно верно, милорд, но как оказалось, для многих это изменение было к лучшему. В основном для владельца, который наживается за счет туристов. Трактир даже внесен в туристический гид.
— Если на ее стороне фиглы, то с ней приходится считаться, — задумался Ветинари.
— Юная леди известна так же своей рассудительностью, умом и отзывчивостью.
— И с ней все еще можно общаться? Хотелось бы мне сказать то же самое о миссис Иервиг. Хмм. Нам следует внимательно к ней присмотреться…
Аркканцлер Невидимого Университета Наверн Ридикулли сидел уставившись в стену своей спальни, снова вытирая слезы. Собравшись мыслями, он вызвал своего подручного волшебника Думмера Туппса.
— Семафор передал подтверждение сообщению Гекса, господин Туппс, — горько сказал он. — Ведьма из Ланкра Эсме Ветровоск, известная многим как Матушка Ветровоск, умерла. — Аркканцлер выглядел слегка встревоженным. На его коленях был ворох писем, которые он теребил в руках. — Когда мы были моложе, между нами была своего рода связь. Но она хотела стать лучшей в мире ведьмой, а я надеялся когда-нибудь стать Аркканцлером. К несчастью для нас наши мечты осуществились.
— Ух ты, сэр. Хотите, чтобы я внес в ваше расписание посещение поминок? Я полагаю, они должны быть…
— К чертям расписание, господин Туппс. Я ухожу. Немедленно.
— Со всем уважением, Аркканцлер, напомню, что вы, сэр, обещали быть на встрече с гильдией ростовщиков и бухгалтеров.
— С этими вымогателями! Передай им, что у меня срочные международные дела.
Тупс разнервничался:
— Но, Аркканцлер, это ведь неправда.
Чудакулли отмахнулся:
— Нет, правда!
Правила не для всех. Не для него. «И, — он подумал с острой болью, — не для Эсме Ветровоск…»
— Вы давно в Университете, молодой человек? — буркнул он Туппсу. — Лицемерие наш козырь в переговорах. А теперь, господин Туппс, я собираюсь взять свое помело и оставляю это место в ваших надежных руках.
В том… ином мире, что паразитирует при помощи маленьких дьявольских когтей в каменных проходах, эльф вынашивал свой план. Он задумал захватить власть в стране Фей у Королевы, которая так и не сумела оправиться после поражения от той маленькой девочки по имени Тиффани Болит. Замышлял прыжок, прорыв сквозь проход, поскольку — по крайней мере, на время — преграда тонка. Могущественная карга больше не стояла на пути. А значит этот мир будет уязвим.
Глаза лорда Цветок Гороха заблестели и его разум был наполнился образами жертв, наслаждением от жестокости, от тех игрушек в новых землях, с которыми могли бы поиграть эльфы.
Когда настанет подходящий момент…
Следующим утром даже целый кувшин сидра, почти мгновенно выпитый Нянюшкой Ягг, не помог спустить тело Матушки Ветровоск по винтовой лестнице. Тем не менее, это получилось, и даже ни разу не уронив.
Они аккуратно уложили тело в плетеную корзину, и, пока Нянюшка Ягг переводила дыхание, Тиффани сходила в сарай за тачкой и лопатами. Потом они вместе аккуратно подняли корзину на тачку, сложив лопаты по обе стороны.
Тиффани взялась за ручки.
— Оставайтесь здесь, Роб, — приказала она фиглам, вылезших из разных укрытий и выстроившихся перед ней. — Это наши карговские дела. Вам нельзя мне помогать.
Роб Всякограб поскреб ногой землю:
— Но ты ж наша карга, и, знашь ли, Джини казала…
— Роб Всякограб! — Стальной взгляд Тиффани пришпилил фигла к земле. — Ты не помнишь главную каргу? Матушку Ветровоск? Ты хочешь, чтобы ее тень вернулась и… вечно указывала что делать? — Послышался общий стон, а Вулли Валенок попятился, скуля от страха. — Тогда усвойте следующее: это то, что карга должна делать самостоятельно. — Она повернулась к Нянюшке Ягг: — Куда везти?
— Эсме приметила местечко в лесу, Тифф. Там она и хотела упокоиться, — ответила старушка. — Идем! Я знаю место.
Сад Матушки Ветровоск незаметно переходил в лес, но дорога показалась Тиффани бесконечной. Наконец, они прибыли в густую чащу, где из земли торчала палка с повязанной на кончике красной лентой.
Взявшись за лопаты обе ведьмы начали копать в прохладной утренней дымке. Это был тяжелый труд, но Матушка Ветровоск выбрала хорошее место и земля была легкой и мягкой.
Наконец они вырыли могилу, в основном благодаря Тиффани. Пока Тиффани возилась с тачкой, Нянюшка Ягг повисла на рукояти лопаты, проклиная мозоли, и прикладывалась к фляге. Они аккуратно опустили корзину в могилу и мгновение постояли молча.
Ни словом не обмолвившись, они обе поклонились могиле ведьмы. Потом дружно взявшись за лопаты, они стали ее засыпать землей. Кир-чанк! Кир-чанк! Лопата за лопатой, пока из-под земли не осталось видно гроба, и Тиффани следила, как растет горка, пока не была брошена последняя горсть.
Когда они разровняли свежую землю, Нянюшка Ягг сказала, что Матушка Ветровоск не хотела ни каких святилищ, урн или надгробий.
— А как же без надгробия? — спросила Тиффани. — Ты же знаешь, как барсуки, мыши и прочие лесные жители роют землю. Хотя мы и знаем, что кости, это не она сама, я бы хотела удостовериться, что ее никто не потревожит, до… — она умолкла.
— До конца времен? — спросила Нянюшка Ягг. — Послушай, Тифф. Эсме просила передать, если хочешь повидаться с Эсмеральдой Ветровоск, просто оглядись вокруг. Она здесь. Мы ведьмы не горюем подолгу. Мы радуемся добрым воспоминаниям. Они остаются, чтобы нас радовать.