Закусили и пригорюнились. Люба подумала, подумала и решила:
— Сегодня целоваться не будем.
— Это еще почему? — возмутился Сырцов.
— От нас рыбой пахнет.
— А что делать будем?
— На Москву смотреть.
— Так ее отсюда не видно.
— За церковь отойдем к парапету и посмотрим.
— Продукт уведут, — мрачно предрек Сырцов.
— А знаешь как? — у Любы в яростной веселости во тьме засверкали бесшабашные глаза: — Я впереди пойду, а ты сзади с кейсом, как лакей с подносом. Только я выпить захочу, а ты тут как тут. Красиво, а?
— Спектакль по пьесе Островского «Горячее сердце». В роли откупщика Хлынова — даровитая актриса Любовь Листратова. Что же, начали!
Так и шли: впереди в светящейся во тьме оранжевой маечке откупщик Хлынов (он же девица Люба), а сзади лакей Сырцов с подносом (он же кейс).
Пристроились на шершавом камне парапета и принялись разглядывать Москву, которая всегда прекрасна. Петля Москвы-реки, овал Лужников, причудливый контур Новодевичьего, разноцветная глыба Кремля и, как стражники великого города, пронзительно освещенные высотные дома.
— Хорошо, — сказала Люба и прижалась плечом к его широченной груди.
— Хорошо, — согласился он. И вдруг сказал, сам от себя такого не ожидая: — Мне в нашем доме один старичок обмен предлагает. Мою на его двухкомнатную. С доплатой, конечно. Он всяких обменных контор боится, а мне доверяет. Меняться, Люба?
Она посмотрела на него испуганно и предупредила:
— С огнем играешь, Георгий?
— Так как мне быть?
— Это уж твое дело, — Люба решила быстренько снять скользкий вопрос с повестки этого позднего вечера.
— Наше, — не согласился он.
— Давай сегодня о другом, а? — попросила она.
— Тогда выпьем, — нашел Сырцов выход из кризиса.
— За Москву! — решила Люба. — За нашу с тобой Москву, Георгий. И не будем считать. А то ты еще какую-нибудь гадость выдумаешь.
— Уже выдумал, — азартно раздувая ноздри (осенило!), признался Сырцов и лихорадочно просчитал новый эрзац «раз, два, три»: — Ты, мразь, кок!
Не выпила Люба под такое безобразие. Поинтересовалась:
— Крыша поехала?
— Наоборот, приехала! — неизвестно чему радуясь, возразил он. И к месту, как ему казалось, вспомнил из богомоловского «Августа сорок четвертого» знаменитую коронную фразу: — Бабушка приехала!
Полковник Панкратов встретил его у монументальной проходной — единственной в бесконечной неприступной стене с проволокой поверху.
— Ксива у тебя какая-нибудь есть? — спросил полковник: — В меру нейтральная, но убедительная?
— Такого говна у меня навалом, — успокоил его Сырцов. — Удостоверение о том, что я старший инструктор высшей школы детективов и охранников, подойдет?
— В самый раз. И не наш, и не муровский, а вроде свой! — обрадовался Алексей.
Страж у вертушки, несмотря на дружеские отношения визитера со здешним начальством, придирчиво рассмотрел сырцовское удостоверение, сверил его с заявкой на разовый пропуск, дотошно изучил «байард» в поисках обозначенной в заявке же марки пистолета, нашел и нажал наконец на педаль, которая прокрутила вертушку на сто восемьдесят градусов. Только-только одному человеку пройти.
Так Сырцов оказался на секретной базе подготовки спецназа. Вчера, около полуночи вернувшись после прогулки с Любой, он в требующем немедленного выхода сыщицком колотуне бесстыдно позвонил Алексею по тайному домашнему телефону. Матерно ругаясь в полусне, Панкратов согласился на встречу. Но, садист, заставил Сырцова быть на месте к семи сорока пяти. Вот по этому поводу и высказался Сырцов, когда они чистенькой пихтовой аллеей шли туда, куда надо было Алексею:
— Лучше б уж к пяти утра. Чего там мелочиться?
— Ты небось, как блядь после рабочей ночи, в мягкой постели валяешься до двенадцати, а я человек служивый.
— Уж, пожалуйста, не ври, что ты каждый день на службу к восьми являешься, — невыспавшийся Сырцов был брюзглив, как генерал в отставке.
— Сегодня мои личные штатные стрельбы, — разъяснил ситуацию Алексей.
— У меня к тебе серьезный разговор на полчаса.
— Ты мне ночью уже говорил об этом. У меня время на стрельбище от восьми до половины десятого. Отстреляемся и побеседуем.
Забавное у них было стрельбище. Рядом с неподвижными мишенями, мишенями двигающимися, прыгающими, бегущими и ползающими существовало подобие детского городка аттракционов, где были и карусели, и качели, и механизм для выполнения мертвой петли, и миниатюрные американские горы, и круг, на котором следовало при вращении добираться к высокому центру. Много чего здесь имелось. Но ни веселых мордашек на бортах, ни яркой раскраски, ни причудливых на радость детям излишеств. Скелеты аттракционов, голая функциональность.
И изрезанный непредсказуемыми траншеями овраг тут же — перед другим рядом мишеней.
У будочки с электроуправлением всего этого хозяйства стояли навытяжку два сверхсрочника, которые при приближении полковника четко и синхронно откозыряли.
— С чего начнете, Алексей Владимирович? — интимно поинтересовался старший. Алексей сморщил нос от удовольствия существовать в понятном ему ярком утреннем мире, щуря глаза, осмотрелся и решил:
— Пожалуй, с оврага, Васильич, — и к Сырцову: — А ты?