Нам пора уходить.
Прости, говорю я ей.
Когда усыпальница падает на поверхность будущего солнца, ее веки… вздрагивают?! Или… нет? Взгляды камер провожают падение, и я все жду, что она взглянет мне в глаза, улыбнется, расправит крылья и, вознесясь над темной пустынью, полной скорби и слез, простит своих неблагодарных детей.
Потом загорается звезда, ветер наполняет паруса, и корабли уносят нас дальше.
Во мрак.
К новым звездам.
Можно мне один раз спокойно побриться без твоих колкостей? Стой ровно. Не крутись, иначе я порежусь. Почему не можешь? Мой пивной живот мешает? А куриные мозги тебе не мешают? Тоже мне Нефертитя. Не «ти», а «тя». Именно так. До Нефертити ты на бреющем полете не дотянула. Не реви! Пойди пожалуйся подружкам в соцсетях. Расскажи им, что твой Дэн питекантроп, а ты, утонченное создание, вынуждена жить с животным. И запомни: я люблю свой пивной живот и майку-алкоголичку. И в спортзал не пойду. И на — прости мя, господи — маникюр. И даже не думай о пластических операциях. Мне нравятся мои морщины. Меня тошнит от твоего глянца и идеальных, похожих на кукол, людей.
Не крутись, говорю. Ты обязана все делать, как я. Ах, ты слишком умна, чтобы повторять за таким, как Кинг-Конгом, как я? Елки, все-таки порезался! Что ты сказала? Щетина мне идет, потому что я на хряка похож? Ну все. Ты доигралась. Не хочешь делать, как я не — не делай. Черт с тобой. Вот тебе! Получай! Больно? И мне больно и обидно. Ненавижу тебя, Нефертитя!
…Пряча лицо под черным капюшоном, Дэн тайком пробирался по темным улицам гетто в квартал «черных антикваров». Поблизости взвыла полицейская сирена — он замер, прижавшись к стене. Если его здесь повяжут — до свидания, карьера и благополучие. Здравствуйте, конура в гетто и крошечное пособие по эстетической инвалидности. Старший менеджер крупной компании не может быть одним из тех фриков, которые позволяют себе не стремиться к идеалу в обществе вечной красоты и молодости. Их место здесь, в обшарпанном грязном гетто, на обочине жизни, прогресса и красоты.
Вот она, заветная дверь. Он нервно оглянулся, но постучать не успел. Дверь открылась, выпуская женщину. Она вскрикнула от неожиданности, еще крепче прижала к груди сверток с запрещенным товаром и юркнула в темноту улицы. На пороге появился антиквар с прилипшей в уголке рта настоящей, не электронной сигаретой, ощупал Дэна цепким взглядом, выпустил клуб дыма и хрипло сказал:
— Товар подорожал втрое. Копы из отдела эстетической безопасности накрыли наших с крупной партией. Артефактов почти не осталось.
— Беру за любые деньги, — решительно ответил Дэн.
Через десять минут он шел домой. Замирая от счастья, Дэн крепко, но осторожно сжимал в руках заветный сверток с запрещенным товаром: не интерактивным, не дигитальным и, главное, всегда безмолвным зеркалом двухсотлетней давности.
Ванечка был третьим сыном, так что ума ему досталось немного, а возраст уже требовал жениться. И девушка нашлась подходящая: с весенним именем Марта. Вот и решился Ванечка ради нее на подвиг пойти. Вывел из сарая старенькую «лошадку», прицепил к ней коляску и направился к дорожке неезженной, в темному лесу проходящей, о коей Марта сказывала.
У опушки избенка стояла. Не на курьих ножках, но старенькая, покореженным сайдингом обшитая. Пустая оказалась, никого. Объявление блеклое на стене едва читалось: «Налево пойдешь — в Чернигов попадешь, прямой пойдешь — проблемы найдешь, направо — дорога на Муром». Ниже, помельче, расценки указаны. Оставил Ванечка на подоконнике монетки, как Марта сказывала, вдохнул поглубже, чтобы страх побороть, да и направил «лошадку» прямо. По дороге уговаривал себя, мол, ничего ужасного не случится. Марта ему подробно объяснила, что игра все это. Знал Ванечка, что делать, как с какой нечистью бороться, как каких монстров побивать. Коли просит Марта подвиг, совершит его Ванечка ради такой девушки. Но все равно страшно ночью-то на дорожке неезженной. Зато не скучно.
— Та-ак! — взревел Коля Щепкин, среди своих называемый Кощеем. — Это что?!
— Что «что»? — невинно похлопала ресницами помощница, юная особа — то ли готтка, косящая под хиппи, то ли хиппи, крашеная под готта, но более похожая на бабу Ягу.
— Это кто?! — Кощей ткнул пальцем в упитанного парнишку на стареньком мотоцикле, в коляске которого лежали лешак и два вурдалака, а сверху восседал обмотанный веревками соловей-разбойник.
— За все по тарифу заплачено, — встрял парнишка. — А что без квитанции, так на входе никого. Но на маршруте все нормально, не скучно.
— Тебя не спрашивают! — огрызнулся Кощей. — Марта, ты что, отправила его по темной дороге? С ума сошла?! Там сейчас черти что творится. Как генно-модифицированные из клеток посбегали, мы теперь никому безопасность гарантировать не можем. Что с ними произошло? Даром что ли аттракцион закрыли?
— Кощей, зато Ванечка вон сколько образцов нам для изучения добыл, — Марта указала на коляску. — А то как бы мы сами их отлавливали, чтоб узнать, почему они взбесились и сбежали?
— Ладно, раз обошлось, прощаю. Но только на этот раз.
— Марта, — побледнел Ванечка. — Так все по-настоящему было?
— Извини, что не предупредила, — снова невинно взмахнула ресницами девушка. — Зато подвиг самый настоящий получился.
— Слушай сюда, сопля! Бабок не принёс — готовься, будем ждать тебя после школы, — с растяжечкой произнёс Быча. — Получишь у меня!
Костик молча смотрел вслед удаляющимся семиклассникам. Сказал в пустоту:
— Я дотемна сижу в библиотеке…
В читальном зале он действительно был последним. К библиотекарше, Лидии Сергеевне, давно уже прибежала её подруга, учительница русского, и они шептались, посматривая на одиноко сидящего мальчика.
— А это Пахотин из пятого, да? Чего это он так долго?
— Так домой идти не хочется, наверное. У него весной мать умерла.
— Да ты что?
— Каждый день у меня сидит, уроки делает. Бедный ребёнок! Но сегодня он совсем поздно.
Лидия Сергеевна подошла к Костику и погладила его по плечу:
— Пахотин, засиделся. Смотри, темнеет уже.
— Да, — согласился он, вставая.
В школьном дворе никого не было. Полупрозрачный сумрак, как тёмная вата, стелился по земле, клубился у ограды. Только фонари разрывали его яркими кругами, да на ветках выделялись сияющие желтые листья.
А за калиткой, откуда ни возьмись, возникли четыре силуэта. Быча первым шагнул в свет фонаря.
— Что, забздел идти, а из школы-то и погнали? — радостно завопил он. — Ну, сейчас поболтаем!
— Ты, малец. — двинулся вперёд мальчишка с длинной чёлкой на глазах. Он замахнулся, но поскользнулся, и он неловко шлёпнулся на землю, боком в грязь.
— Косой на ногах не стоит! — заржали остальные. — Бухой, что ли? Когда успел?
— Сам бухой, придурки! — барахтаясь, Косой дёрнул ногой, даже не рассчитывая ни в кого попасть. Но попал.
— Ой ё! — взвыл стоявший с ним рядом, хватаясь за колено. — Урод, ты мне чашечку выбил! Да я тебя!..
— Ты чашку с собой носишь? Может, горшок? — не успел сыронизировать третий, как получил от второго в глаз.
Но ничто не могло сбить Бычу со взятого курса.