Разговор плавно перетек на житейские темы. Маринка пожаловалась: в доме не хватает мужских рук, а многое давно требует починки… С помощью одной лишь отвертки Димка ей исправил заедающую педаль ножного привода швейной машинки, вызвав в Маринке неподдельный восторг. Затем сам обратил внимание на разболтанный штепсель утюга, без которого портнихе — никак. И той же отверткой подтянул контакты в настольной лампе, имевшей привычку потухать в самый неподходящий момент.
Гордый и радостный, он возвращался домой. Пусть прохожие и не догадываются о причинах его приподнятого настроения. Вот и свершилось: у него теперь тоже своя девушка. Он сегодня стал мужчиной. И повторял испытанные на себе слова Радищева: разница в годах совершенно не важна для счастливой любви…
И не глядел на девчонок-сверстниц, попадавшихся ему навстречу. Маринка ему сейчас казалась самой лучшей на земле.
Они стали встречаться регулярно. День-два и Димка, одержимый желанием, бежал к подруге, где оба с ходу занимались любовью до полного изнеможения. Они стали даже изобретать разные позы, приемы, уловки, чтобы усилить ощущения и продлевать удовольствия. А насладившись, как все возлюбленные пары, стали ходить на прогулки. В парк, в кино, и еще просто так, побродить вдвоем. Они отдыхали на озере, в том же самом месте, где тогда встретился Радищев… Но теперь его сверстницы, прежде драпавшие наутек, пристально и жадно глядели на парня, плененого объятьями великовозрастной дамы. И при случае кидали в Димку камешки. Маринка даже стала его ревновать и больно щипала, если ей казалось, что он посматривает на чужих девок…
В жарких обьятьях любви отпуск незаметно подошел к концу.
Потом наступила осень. Снова начались занятия в институте. Они привыкши встречались. И вдруг однажды Маринка предложила:
— А переходи ко мне жить. Твои бабки ведь совсем тебя заклюют и свихнут. А рядом со мной тебе и спокойней будет, и учиться станет легче.
Он раздумывал: согласиться или нет. С одной стороны — против: слишком тяжело и не привычно было бы переселиться в хату, напрочь лишенную каких-либо удобств. Да и ездить на работу оттуда выходило бы намного дольше. С другой стороны — за: он готов был лететь куда угодно, когда мать принималась терроризировать своими абсурдными нравоучениями.
Но сдерживала еще одна неясность. В последнее время он стал к Маринке остывать. Их любовные игры перестали быть столь бурными, продолжительными и частыми. Возвращаясь от нее, он все чаще поглядывал на встречных сверстниц, воображая, как будет их ласкать. Он стал заглядывать к ней реже, подчас лишь подгоняемый давящей на мозги и тело спермой.
И ему стали понятны дежурные слова Гришки: "Женщина — это словно музыка, хороша и приятна. Но не будешь же слушать одну мелодию всю жизнь…"
Да, и Радищев впоследствии призанался, что она была его подругой, они какое-то время встречались, но затем он решил всетаки подыскать "ту, которая получше". И что Маринка даже была замужем, но муж ее бросил, поскольку она оказалась бездетной.
Поэтому, наставлял старший приятель: "бери от нее секса, столько, сколько хочешь. И не переживай за последствия".
Но Маринка не обижалась. Она объяснила его охлаждение во-первых, наступившей осенью. Во-вторых понимала: Димке необходимо продолжать учебу. Которая забирает столько сил и времени. И потому не торопила с началом совместной жизни. И — о чудо: ради парня даже бросила курить.
Димка все колебался, не ведая, как строить дальнейшие отношения с подругой. Молодые на него по-прежнему не клевали, да и покидать темпераментную возлюбленную было жалко. Неизменно проявляя прежнюю нежность, и не подозревал о грядущем впереди несчастии…
В ту сентябрьскую субботу, вернувшись с лекции, Димка привычно собирался к Маринке. Ясный теплый денек располагал к приятному времяпровождению: он не виделся с подругой аж четыре дня. Похоть беспрестанно давила, побуждая стиснуться с ней в любовных объятьях. А промчавшись на волнах наслаждения, они расслабившись, совершат прогулку по парку. Возвратясь домой, снова предадутся удовольствию.
…- Эй! Куда шастать намылился?! — резко взвизгнула мамаша.
— Заниматься. К Юрчику Дёмину. Чертежи на курсовую будем рисовать, — оправдывался он, засовывая рулоны ватмана в тубус для переноски.
— Не стыдно врать!? Хоть бы раз мне показал этого Юрчика!
Небось с дружком за выпивкой нацелились!? И свой барабан, вижу, прихватил под бутыля со стаканами!
Мать, заметившая, что сын стал исчезать из дома регулярно и надолго, решила выяснить тому причину и беспощадно пресечь похождения. Его загулы не смогли объяснить ни бабули у подъезда, ни Кириллыч, постоянно атакуемый звонками… Вот и приходилось для отмазки таскать к подруге книги, чертежи, конспекты. Иногда и впрямь делать у нее дома задания. Маринке, разумеется, были абсолютно чужды формулы дифференциальных уравнений или схемы курса основ радиотехники. Но рамки чертежей (те же выкройки!) она ему вычерчивала с большим удовольствием.
Лишь одному Гришке было известно о его подруге. Он их вдвоем случайно повстречал их на улице. И посмотрел на них с почтением: Димке даже показалось, что друг завидует. Может и ему
Маринка приглянулась? Но он был спокоен, понимая: Гришка их любовь никому не выдаст.
По пути заскочил в магазинчик. Он знал — в нем всегда можно купить хорошее сладкое вино и шоколадные конфеты. И безмятежно тронулся дальше, не подозревая: сзади "висит хвост".
… Мать следовала за ним сзади, почтительно держась от него на квартал, осторожно прячась за углы, деревья, выступы домов.
И о черт, засекла двор, в котором он скрылся…
— Ой, Дима! — воскликнула подруга. — Как я по тебе соскучилась! Иди скорей ко мне, мой хороший!
Подхватив подругу на руки, он повалился с ней на диван. Халатик ее расстегнулся сам собой, и она, страстно целуя друга, стаскивала с него одежду.
И тут прогремел оглушительный стук… В разгар сладострастия порой приносило клиентов за своими шмотками, не ведавших, что их портниха забавляется с молодым… Но те стучали тихо, деликатно и выждав минутку-другую, предпочитали зайти попозже.
А это была агрессивная, напористая атака на дверь. Димке стало не по себе: в последнее время он все чаще подозревал, что у подруги завёлся второй любовник. Но за дверью гомонили лишь женские голоса, и тут ему стало вконец дурно от… разъяренного вопля родной матери.
— Не открывай, милая! — испугано громко зашептал Димка. — Не открывай, прошу тебя!
Но грохот продолжался, и казалось, не только вынесет дверь, но и сметёт с земли ветхую хибару. Маринка не устояла.
— Ты не волнуйся, это же соседи. Наверное, что-то случилось.
Спрячься пока туда, а я посмотрю. А вдруг там пожар? Я огня боюсь, мы как-то раз уже горели.
— Не выходи, не вздумай! — кричал Димка. Но она застегивая на ходу халат, ринулась открывать. Он торопливо натянув трусы, скрылся за занавеской, отделяющей угол у большого старого шкафа — импровизированной примерочной…
— Где мой сын?!! — взвопила мать. — Куда ты его спрятала, стерва!?
Димка замер не жив ни мертв. Бабушка из дворовых соседок пыталась успокоить мамашу, но ей-то: что слону — дробинка.
— Да я одна. Нет у меня никого. — бледнея и дрожа, оправдывалась Маринка.
— А это чье, шлюха!? Тоже скажешь твое!?
Охваченная яростью, она схватила Димкино одеяние, закинутое в порыве страсти на швейную машинку.
— Ты, поблуда, где Диму прячешь?! Ты, гадина, ответишь за совращение мальчика!
— Да чего вы напали? — ёжась от страха, заикалась Маринка. — Я вашему мальчику только рубашечку и брюки хотела зашить.
— Ах, ты стерва! Считаешь моего сына оборванцем!? Что ему зашивать некому!? Что он неуч и неряха!?
— А сколько же лет вашему мальчику? — поинтересовалась дворовая бабушка.
— Девятнадцать. — буркнула мамаша.