За другими культурными фронтами следили менее строго. Переполненные книжные магазины с полупустыми полками, за несколько минут расходящиеся в киосках газеты, включая «Правду» и «Известия», аншлаги во всех театрах - и самые внимательные читатели и зрители на самой вершине власти. Сталин в день прочитывал до пятисот страниц, причем в это число обязательно входила современная художественная литература. Молотов старался не отставать и до самой смерти сохранил привычку не пропускать ни одной значимой литературной новинки - будь то советская или зарубежная. В театре генсек и его первый заместитель часто появлялись вместе. Следили они, хотя и менее пристально, за другими сферами культуры.
Но все же партийное руководство в середине 1920-х волновало не столько высокое искусство, сколько вещи куда более приземленные. В сфере первоочередного внимания Молотова на культурном фронте была прежде всего ликвидация неграмотности. В выступлении на Оргбюро ЦК в апреле 1925 года он говорил:
-Я предлагаю считать необходимым приложить все усилия для полной ликвидации неграмотности к сроку, намеченному к 10-й годовщине Октябрьской революции. Предложить местным парткомам, губернским и национальным центральным комитетам партии сообщить в месячный срок о том, какие меры ими предпринимаются для выполнения этого постанов ления472.
Количество начальных и средних (в них обучение длилось девять лет) школ достигло 104 тысяч, и в них учились более 10 миллионов детей, на треть больше, чем до Первой мировой войны. Еще 400 тысяч человек посещали занятия в техникумах, профтехучилищах, школах фабричного заводского ученичества (ФЗУ), школах рабочей и крестьянской молодежи473. С этим была связана задача создания по стране сети сельских библиотек. В сентябре 1925 года Молотов докладывал об ассигнованиях на эти цели 5,5 миллиона рублей: «Одна библиотека на волость - это минимум, что мы должны выполнить в связи с разворотом к деревне во всей нашей работе»474.
.. .В июле 1925 года Сталин уехал на юг. На хозяйстве Политбюро он оставил Молотова. Защищенной телефонной связи с южными курортами тогда не существовало, и директивы шли в письменной форме. Именно поэтому появился на свет такой уникальный исторический источник, как переписка членов ПБ и письма Сталина Молотову. Многие из них стали достоянием истории только потому, что дед их сохранил.
Главным объектом внимания оставался Троцкий, который получил назначения на должности руководителя Главного концессионного комитета, Научно-практического управления промышленности и Электротехнического управления. Тогда Сталина волновало «дело Истмена». Этот американский корреспондент написал книгу о революции, в которой Троцкий был объявлен ее творцом, а ЦК изображался сборищем недоумков. Заставили Троцкого осудить Истмена как фальсификатора. Материалы дела были направлены членам ЦК, но Молотов и Бухарин были против того, чтобы знакомить с ними Коминтерн. Сталин решительно поправил: «Ты и Бухарин поступили неправильно, голосовав против предложения о документах по Истмену»475. В то же время Сталин рекомендовал Молотову отмежевываться от планов Зиновьева и Каменева, по-прежнему считавших необходимым форсировать изгнание Троцкого из Политбюро: «Своим ответом на книгу Истмена Троцкий предопределил свою судьбу, то есть спас себя»476.
Другим направлением антитроцкистской работы стало... замедление планов строительства Днепрогэса. В качестве нового главного электротехника страны Троцкий выступил с идеей форсированного строительства электростанции. Сталин заподозрил, что «партия (и ВСНХ) может быть незаметно втянута в дело Днепростроя, требующее до 200 миллионов рублей, если мы вовремя не примем предупредительных мер. Я думаю, что ни в этом году, ни в будущем году мы по состоянию своих финансов не можем заняться Днепрогэсом». Примечательно, что в этом вопросе Сталин и Молотов тогда потерпели поражение -«семерка» поддержала планы строительства.
В конце августа Сталин писал Молотову: «Бухарин говорит, что ты теперь сильно перегружен. Я постараюсь быть в Москве 10-го или еще раньше, чтобы разгрузить тебя»477. Подкрепление в Москве было необходимо. Зиновьев направил для публикации в «Правду» свою статью «Философия эпохи», где делал вывод о том, что нэп в условиях задержки с мировой революцией таил в себе опасность перерождения.
- Когда т. Молотов прислал мне эту статью (я был тогда в отъезде), я ответил грубой и резкой критикой, - расскажет Сталин на ближайшем съезде. - Да, товарищи, человек я прямой и грубый, это верно, я этого не отрицаю (смех)... Вот как я ответил тогда Молотову: «Статья т. Зиновьева “Философия эпохи” представляет искривление партлинии в духе Ларина... Среднее крестьянство и кооперативный план Ленина исчезли. Смешивать Бухарина со Столыпиным, как это делает т. Зиновьев, значит лгать на Бухарина»478.
Зиновьев не успокоился и выпустил том своих статей под названием «Ленинизм». Две основные мысли. Во-первых, кулак - непримиримый враг советской власти, что подкреплялось набором цитат из Ленина, который называл кулака «пиявкой, вампиром на теле народа»479. Отвергался лозунг «Обогащайтесь!», напоминалось, что нэп - временное отступление, с которым пора заканчивать. Во-вторых, Зиновьев доказывал, что «окончательно победить в одной стране пролетарская революция не может»480. Это было объявлением войны не только против Бухарина, но и против Сталина.
Залуцкий обвинил ЦК в термидорианском перерождении: «Кулачество растет, крепнет, а они этого не видят или даже скрывают, затушевывают... Да и кто из них может видеть? Молотов, что ли? Конечно, он хороший парень, но в вожди-то он не годится. Он сидит, как раздатчик благодати, и раздает “эполеты” - кому секретаря губкома, кому предгубисполкома и т. п. Его слушают, ему хлопают; докладывают, что все обстоит благополучно, - ну, он и доволен»481. Поскольку обижал он не только Молотова, ЦК попросил Залуцкого написать заявление об уходе. Зиновьевцы расценили это как зажим внутрипартийной демократии. Так же восприняли они и отказ опубликовать статьи Каменева и Крупской с критикой взглядов Бухарина. На эту тему в ЦК была направлена «Секретная докладная записка. (Для нескольких товарищей по списку)». Под посланием стояли подписи Каменева, Зиновьева, Крупской и Сокольникова. Так появилась «новая опозиция». Ответом им стало письмо Бухарина, Дзержинского, Калинина, Куйбышева, Молотова, Рыкова, Рудзутака, Сталина и Томского, обвинивших авторов «платформы 4-х» во фракционной деятельности.
Переход от эпистолярного жанра к прямой схватке состоялся в начале октября, когда, как вспоминал Бажанов, «на Политбюро решался вопрос о дате съезда и кто будет делать на съезде политический отчет ЦК. Съезд было решено созвать на середину декабря, и по предложению Молотова большинство Политбюро голосовало за поручение политического доклада ЦК на съезде Сталину. Большинство на Политбюро было для Зиновьева и Каменева потеряно. Они немедленно подали заявление в Политбюро с требованием открытия дискуссии»482.
Проходивший 3-10 октября 1925 года пленум в полном составе обсуждал вопросы повестки дня, а в кулуарах те же члены ЦК за вычетом троцкистов решали реальную судьбу партии. Зиновьевцы готовы были покинуть ЦК, но генсек решил не накалять обстановку и уговорил их вернуться483. На официальной же части пленума центральными стали вопросы, которые докладывал Молотов, - о работе в деревне и о порядке дня и сроках созыва XIV съезда. В его выступлении по сельской тематике легко различимы уступки зиновьевцам. Осуждалось уже не только левачество в ларинском духе, но и недооценка опасностей нэпа. Молотов выступал против двух уклонов в крестьянском вопросе:
- Первая опасность, которую мы не должны упускать из виду, заключается в недооценке отрицательных сторон нэпа, отрицательных сторон политики на большее вовлечение в товарооборот теперешнего мелкого частного крестьянского хозяйства, на почве которого растут и элементы капитализма и все еще увеличивается количество деревенской бедноты. Но есть и другая опасность. Эта опасность заключается в недооценке всей необходимости нэпа, являющегося, по выражению Ленина, уступкой крестьянину-собственнику, и всей той важнейшей роли и того крупнейшего значения, которое крестьянин-середняк имеет в нашей деревне484.
Одним из ключевых моментов доклада Молотова стал поворот партии к организации деревенской бедноты. Сталин позднее отметит: «Нужно было выставить лозунг организации особых бедняцких групп или фракций для открытой политической борьбы за привлечение середняка и изоляцию кулака во время выборов в Советы, выборов в кооперацию и т. д. Это именно и сделал тов. Молотов в тезисах о работе среди бедноты в результате своей трехмесячной работы в деревенской комиссии ЦК, единогласно одобренных октябрьским пленумом ЦК... Это то новое, что принадлежит целиком тов. Молотову, это его идея — лозунг организации»485. Резолюцию о «двух уклонах», предложенную Молотовым, приняли единогласно. По другому его докладу пленум, несмотря на возражения «новой оппозиции», подтвердил, что делать политический доклад на съезде будет все-таки Сталин, и отказался открыть внутрипартийную дискуссию.
Наступление на редуты «новой оппозиции» продолжилось на заседании ПБ 15 октября, когда было принято решение об усилении партийного контроля над СТО и Госпланом, для чего устанавливались два дня в месяц для специальных заседаний ПБ по вопросам хозяйственного строительства. Оттачивалась и идеологическая платформа для борьбы с «новой оппозицией», которая играла, безусловно, на самых популярных в партии лозунгах - избавления от нэпа и форсирования мировой революции. Сталин предложил в «Правде» концепцию фактически «новой революции», заявив о существовании всех предпосылок для скачкообразного превращения «нашей страны в страну индустриальную, а России нэповской - в Россию социалистическую». Задача состояла в том, чтобы «двинуть вперед переоборудование нашей государственной промышленности и ее дальнейшее развертывание на новой технической базе» и «вовлечь миллионные массы крестьянства в кооперацию и насадить кооперативную общественность в деревне»486.
Предсъездовская борьба шла не только на идейном, но и на организационном фронте: стороны стремились максимизировать представительство своих сторонников среди делегатов. Ленинградская губернская партконференция поддержала лозунги «новой оппозиции». На Украине новый первый секретарь Каганович железной рукой обеспечил представительство твердых сталинцев. А самым серьезным ударом для оппозиции стало ее поражение в Москве: Угланой со всей партийной верхушкой столицы перешел на сторону Сталина. Московская конференция солидаризировалась с выступлением на ней Молотова, который заявил: «Мы хорошо знаем, что в деревне имеется кулацкая опасность, но мы не впадаем от этого в панику, мы учитываем трудности развития страны в условиях нэпа и говорим, что на этом пути мы должны укреплять нашу опору - бедноту в деревне, организовать ее вокруг нас и вместе с тем сплачивать и больше смыкаться со всей основной массой деревни»487.
На XIV съезде, который вошел в учебники истории как съезд индустриализации, собственно об индустриализации сказано было довольно немного. В блеске Андреевского зала Сталин прочел доклад, основанный на идеях его же недавней статьи в «Правде». Отталкиваясь от озвученной Молотовым на октябрьском пленуме концепции двух уклонов, Сталин заявил:
- Вы спросите, какой уклон хуже? Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже, и первый и второй уклоны.
Но при этом он подчеркнул, что партия должна сосредоточить усилия на борьбе с тем уклоном, который преувеличивает кулацкую опасность, поскольку эти идеи гораздо более популярны в партии и за ними стоит авторитет видных лидеров. Другой выпад касался социализма в одной стране:
- И без помощи со стороны мы унывать не станем, караул кричать не будем, своей работы не бросим (аплодисменты) и трудностей не убоимся488.
Намеков на оппозицию в организационном докладе Молотова не было вообще. Главными были объявлены три задачи: рост массовых пролетарских организаций и оживление их работы, усиление влияния в них партии и роста вокруг нее беспартийного пролетарского актива489.
После исчерпания повестки первого дня работы съезда в президиум поступило заявление от сорока трех делегатов с просьбой предоставить слово для содоклада Зиновьеву: «Ленин думал, что у нас островок социализма, да и тот затонул... Местами кулак начинает возвращать себе раскулаченную землю... Против сползания мы обязаны бороться, хотя бы и в меньшинстве»490. Сталинисты солидаризировались с «новой оппозицией» в критике «перегибов нэпа», но не считали пока атаку на кулака актуальной задачей.
- Есть ли какой-нибудь спор о том, что партия должна бороться против отрицательных сторон нэпа? Конечно, никакого спора в нашей партии по этому вопросу нет и не должно быть, -доказывал Молотов. - Но перед нами сейчас главный вопрос не в том, чтобы сломить растущую опасность влияния 3-4 процентов кулачества в деревне, якобы угрожающих Советской власти, - перед нами теперь главная трудность заключается в том, как подойти и как организовать и сплотить вокруг себя основную массу деревни491;
Оппозиция требовала осуждения взглядов Бухарина и его школы, считая их наибольшей угрозой для партии, а Сталина -покровителем антиленинской линии правых. Сталинцы брали бухаринцев под защиту, отмежевавшись от лозунга «Обогащайтесь!»;
- Когда превращают отдельные ошибки в особую линию, это является уже желанием создать такое положение в партии, которое порождало бы недоверие к самым лучшим работникам нашей партии, одним из которых является, по признанию всей партии, тов. Бухарин492, - говорил Молотов.
Сталин разразился тирадой об ошибках Зиновьева и Каменева времен Октября, по сравнению с которыми, по его мнению, ошибки Бухарина были детскими игрушками. Пассаж речи генсека в защиту Бухарина, опубликованный в собрании его сочинений, обрывается словами: «Чего собственно хотят от Бухарина?» Но в протоколах съезда зафиксировано продолжение: «Крови Бухарина требуете? Не дадим вам его крови, так и знайте»493. «Новая оппозиция» обвинила ЦК в осуществлении переворота в московской организации. Угланов в ответ припомнил обстоятельства своего появления в столице:
- Когда товарищи Зиновьев и Каменев рядили меня в Москву на работу, они при этом вели со мной такие разговоры, из которых я понимал, что они прививают мне по пути свои разногласия со Сталиным494.
Наконец, «новая оппозиция» настаивала на реформировании руководящих органов, создании «полновластного Политбюро» и отставке Сталина. Произнести эти слова было поручено Каменеву:
- Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того, чтобы делать «вождя». Я пришел к убеждению, что т. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба.
В защиту генсека сталинцы и бухаринцы выступили активно и единым фронтом495. Подвел итог дискуссии Сталин:
- Поклонов в отношении вождей не будет. Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них - если они этого не захотят496.
Молотов отыгрался на теме реформы ПБ:
- Ну, товарищи, был когда-то у меньшевиков лозунг «полновластная государственная дума», этим заменялся тогда лозунг «учредительного собрания». Но чтобы у нас требовали «полновластного Политбюро» - до этого еще не доходили. Я знаю, что у нас председателем Политбюро состоял в течение последних лет неизменно товарищ Каменев. Не знаю, о чем он до сих пор думал, если председательствовал на таком Политбюро, у которого никакой власти не было. Нужно, говорят, полновластное Политбюро, но полновластие понимается такое, если у товарищей Зиновьева и Каменева будет большинство. Съезд ждет, съезд хочет, съезд надеется, съезд уверен, что ленинградская организация в целом, вся как одна, преодолевая колебания отдельных товарищей, преодолевая неуверенность перед огромными трудностями в среде отдельных частей рабочих, пойдет по тому пути, по которому идет партия, по которому идет наш партийный съезд. (Аплодисменты. Все встают, кроме товарищей ленинградцев.)497
Против «Обращения» съезда с осуждением оппозиционеров голосуют только 36 делегатов - размеры меньшинства, неопасные для ЦК, становятся ясными. Каменева лишают возможности выступить с уже включенным в повестку дня докладом о хозяйственной политике. Доклад Зиновьева о работе Коминтерна заслушали, но 100 человек воздержались при голосовании по предложенной им резолюции. На съезде появились «откликнувшиеся на “Обращение” посланцы ленинградского пролетариата», которые стали выходить на трибуну со словами горячей поддержки решений съезда. А что же Троцкий? Его забавляло все происходящее, особенно унижение его давних оппонентов Зиновьева и Каменева. Сближению троцкистов и зиновьевцев в тот момент препятствовало то обстоятельство, что одним из пунктов обвинений «новой оппозиции» в адрес команды Сталина было «покровительство Троцкому»498.
XIV съезд заканчивал свою работу поздно ночью 31 декабря. Уже 1 января 1926 года собрался пленум ЦК. В новом составе Политбюро не было Каменева (его перевели в кандидаты в члены ПБ), зато впервые появлялись фамилии Молотова, Калинина и Ворошилова. Кандидатами были избраны Дзержинский, Рудзутак, Угланов и Петровский499. Так Молотов стал полноправным членом Политбюро и оставался таковым в течение следующих трех десятилетий. Партию переименовали -РКП (б) в ВКП(б), отразив преобразование Советской России в СССР. На заседании Политбюро 11 января Каменева лишили еще и должности председателя СТО (вместе с упразднением самой должности все полномочия руководителя СТО перешли к председателю Совнаркома Рыкову) и, несмотря на его отчаянное сопротивление, назначили наркомом торговли. Молотов при сем не присутствовал - он был в городе на Неве.
Постановление ЦК о командировании к ним докладчиками о работе XIV партсъезда группы членов ЦК Ленинградский губком получил 4 января. Молотов вспоминал: «Я был во главе, организатором этого дела, ударной группы “дикой дивизии”, как нас называли зиновьевцы... Зиновьев пригласил нас к себе любезно в кабинет: “Что вам нужно, может быть, выяснить? Вы скажите, мы расскажем, как, что?”»500. Приехавших губком планировал сразу отправить на городское собрание партактива, где их ждали бы неизбежные обструкция, позор и изгнание. Но те, люди опытные, сразу всё поняли. Вот что пишет по этому поводу Батрак: «Делегация не пошла на эту удочку. Тов. Молотов заявил им:
- Отчетную кампанию надо начинать не с партактива, а чтобы выявить подлинное мнение ленинградской организации, нужно начать ее с низовых партийных коллективов.
После этого в течение двух недель ходили изо дня в день на собрания партийных коллективов по фабрикам и заводам»501.
Жили эмиссары Политбюро в «Европейской», где продолжалась обычная жизнь, описанная современником. «Не желаете ли марафету? В баре гостиницы “Европейская” десятка три девиц демонстрируют свои румяна и дешевые колечки мужчинам в фуражках и шубах, стаканами пьющих спиртное, треть из них составляют воры, другую треть - взяточники, а остальные - рабочие и товарищи, одолеваемые хандрой, которая к трем часам пополуночи разражается драками и поножовщиной»502. Но высоким гостям из Москвы было не до этого праздника жизни. Они убеждали работяг-партийцев в справедливости политики ВКП(б). Работенка была не для слабонервных. Как было написано в вышедшей в 1940 году книге «Революционная деятельность В. М. Молотова среди питерских рабочих», «собрания проходили бурно. Зиновьевская шайка посылала на эти собрания самых прожженных двурушников, махровых оппозиционеров, которые пытались сорвать их наглыми выпадами, криком, шумом»503.
Люди из Центра свое дело делали, первичные организации одна за другой принимали резолюции в поддержку позиции ЦК. Зиновьев явно переоценил собственные возможности. Оставались два наиболее крепких орешка - «Красный Треугольник» и Путиловский, которых сознательно оставили на потом. На «Треугольник» пошли впятером - Молотов, Калинин, Ворошилов, Петровский, Киров. Две тысячи человек в заводской столовой, в основном представительницы прекрасного пола. «Драка была невероятная, характер собрания таков, какого я с октябрьских дней не видел, но даже не представлял, что может быть такое собрание членов партии. Временами в отдельных частях собрания дело доходило до настоящего мордобоя! Говорю, не преувеличивая»504, - сообщал Киров по горячим следам Орджоникидзе. Молотов хорошо помнил это собрание и через полвека: «Начинаем голосовать - пока что по второстепенным вопросам. Половина - за, половина - против. Никак... Они путали нам ряды, у нас складывалось большинство, но еще не очень очевидное. Неуверенное, неясное, потому что в этой массе много рук за одно, много рук за другое. Не поймешь. Они тоже дали свои лучшие силы, только Зиновьева не было, а остальные там были крупные ораторы... Туг уж я сказал Калинину: “Становись на стол и кричи, что ты председатель, и командуй!” Он встал на стол: “Дорогие товарищи, те, кто за ЦК, - направо, кто за ленинградскую группу, оппозицию, - налево!” Кое-как утихомирили зал... И потом, когда стали голосовать окончательно, я не помню точно, то ли большинство наше, то ли половина на половину»505. Молотов не случайно запамятовал, как закончилось голосование, -точный итог подвести не удалось (хотя, конечно, ЦК отрапортовал о своей победе).
К партсобранию на «Красном Путиловце» стороны готовились, как к последнему бою. Сторонники ЦК 20 января заменили охрану завода, чтобы зиновьевцы со стороны туда не проникли, и на тот же день назначили собрание. Оппозиционеры из заводского парткома поспешили расклеить объявления с другой датой - для срыва явки, а когда поняли, что это не работает (охрана не выпускала коммунистов с предприятия), тараном проломили заводскую стену, чтобы запустить на собрание две-три сотни проверенных комсомольцев. Не помогло: «Огромное большинство коммунаров-краснопутиловцев решительно отмежевалось от оппозиции, лишило полномочий бюро коллектива и осудило райком и губком»506. ЦК мог праздновать победу за явным преимуществом. Молотов вновь появился в городе в начале февраля, чтобы констатировать:
- Партаппарат, оторвавшийся от массы, противопоставивший себя парторганизации, наскочил на такие препятствия, которые он преодолеть не смог. Организация сломила сопротивление своего партаппарата, радикально изменила его состав, реорганизовала весь аппарат снизу507.
Только победитель определяет, кто нарушает нормы внутрипартийной демократии. Главным докладчиком на XXIII чрезвычайную городскую конференцию, открывшуюся 10 февраля, ЦК не побоялся прислать Бухарина, который был наиболее сильным аллергеном для ленинградской организации. Молотов и Бухарин остановились в одном номере в «Европейской», где впервые, пожалуй, познакомились чисто по-человечески. Дед вспоминал Бухарина как общительного, остроумного человека, с которым было весело проводить время. Решения XIV съезда были одобрены, Киров - избран первым секретарем вместо Зиновьева.