— На бетонном заводе отмечают. Считается, этого для учета достаточно. Он под погрузку стал — ему ездку в путевом листе ставят. Но где он разгрузился? Да он шоколадку учетчице подарит, она ему и так лишнюю ездку поставит: валяй, подкалымливай! Им на бетонном тоже выполнение идет. Больше бетоновозов загрузили — производительность поднимается….
— Ерунда какая-то… — удивилась Мария.
Она предполагала, что дела в ведомстве маленького человека нехороши и запутаны, думала, что ей трудно будет разобраться, где начинается неразбериха, кто ее создает. Но чтобы вот так просто, нахально-просто, главный диспетчер не желал наладить элементарный учет того, что сейчас на площадке пока основное — бетона. Чтобы не учитывались самосвалы с бетоном, когда идет нулевой цикл и бетонируются фундаменты, когда основное выполнение всей стройке считается по уложенному бетону, — этого Мария предположить не могла.
— Да вы что? — спросила она недоверчиво после некоторого недоуменного размышления. — Да быть не может!
— Почему не может? — усмехнулась чуть свысока Шура ее наивности. — Я, когда сюда попала, тоже, как вы, удивлялась всему. Потом поняла: тайга — не город. У всех свои дела, жить здесь трудно, а кому и скучновато. Ну, работают, но в меру сил. Алферов тоже не специалист — что с него возьмешь? Я теперь, Мария, честно признаюсь, бывает, записку оставлю: «На объекте». А сама — на вахту да к мужу в больницу… И ничего. Строим помаленьку. — Поглядела на расстроенное лицо Марии, утешила: — Да не переживайте, построят! Подумаешь… Вон Братск какой отгрохали, я на экскурсию ездила. И не поверишь, что тайга была. Промышленный центр: дымит, стучит, домищи огромные. А тоже небось как у нас было: этот проспал, тот не похмелился, там подъезды развезло…
Прибежала Софья Павловна:
— Где Алферов? Девчата, почему кран не вышел?
— Не вышел? — Шура пожала плечами. — А в УМС клялись, что будет. Ждите, застрял где-нибудь, своим ходом идет… Алферов не появлялся нынче, я не знаю…
— Вот сачок! — Софья Павловна огорченно плюхнулась на табуретку. — Девчата, милые, кран позарез нужен, звоните в УМС, не слезайте с них! — Улыбнулась Марии: — Ну что? Как вам тут?
— Да непонятно ни черта… — искренне сказала Мария.
— И не вникайте. Здоровье нужно железное, чтобы до конца разобраться, а у вас его нет. — Софья Павловна встала, закурила на ходу. — Шура, я понеслась, забегу через часок. Кран добывай, не то я…
Убежала. Шура опять с тем же чувством превосходства вздернула плечи, давая понять Марии, что Ефимова зря подняла тут шум, помочь они ничем не в силах. Стала звонить по телефону.
— Девочки, главная диспетчерская, сплетни собираем? Бетон у вас как, принимаете? Смотрите, отказы заранее давайте, мы переадресовывать будем. Управление механизации? Как там кран? Ищите! Ефимова с вас и с меня шкуру спустит…
— Сколько у нас техники ежедневно выходит на объекты? — спросила Мария.
— По заявкам если, то вот… — Шура пододвинула Марии большой лист синьки, разграфленный с белой стороны вручную. — А если фактически — процентов тридцать скиньте. А вот журнал дежурств, туда каждая смена диспетчерская записывает все, что случилось… Да вы не увлекайтесь бумажистикой, успеете! Погода хорошая, поезжайте лучше на объекты…
Техники, если верить сводкам, ежеутренне выходило на площадку огромное количество. Самосвалы и бетоновозы, миксера, бортовые машины, тягачи, бульдозеры, краны большие и маленькие, вахтовки и автобусы для перевозки рабочих. Диспетчеры должны были собирать с подразделений заявки о необходимом транспорте, суммировать и давать автохозяйствам и управлению механизации сводки. Входило в их обязанности также отмечать фактически невыход транспорта. Насколько Мария могла понять, как-то влиять на то, чтобы что-то упорядочить, наладить дисциплину, диспетчеры не пытались, да и, наверное, здесь с них этого никто не требовал. Как, действительно, отыщешь машины, на каких дорогах?
По своим заводским воспоминаниям Мария представляла работу диспетчерской иначе. Где-то что-то застопорилось, какая-то заминка из-за поломки станка, дефицитного инструмента, нехватки деталей — звонок в диспетчерскую. Через некоторое, как правило небольшое, время диспетчер сообщал, что простой ликвидирован. Правда, и там, на заводе, случались заминки. Однако, во всяком случае, всегда было известно, из-за чего простой…
Мария взяла журнал дежурств, начала листать, все больше и больше недоумевая: на участке отказались от бетона, ничем не обосновав отказ. Мастер уехал домой во время ночной смены, никого не поставив в известность, не указав причину. Не заказали вахту — не привезли рабочих в ночную смену. Снова отказ от бетона…
— Маша? — Шура поднялась. — Не хочешь ехать на объекты?
— Попозже.
— Ну, тогда я смотаюсь к Володе, осложнение у него, вчера сказали, перитонит начался, поздно захватили. Беспокоюсь я… Сейчас затишье пока… Из больницы в управление механизации заскочу, может, кран разыщу. Ефимова не слезет с нас — это уж как пить дать! Часа через полтора-два вернусь. Ты чайник поставь, чайку попей. Если кто спросит, я в УМС поехала…
Шура уехала с диспетчерской вахтой, Мария осталась одна. Включила электрический чайник, разыскала в тумбочке заварку и сахар — свою она не догадалась взять, — прошлась по деревянному затоптанному полу, расслабилась, восприняв наконец эту точку, где она сейчас находилась, себя в пространстве. В маленькие окна палатки светило солнце, на ворохе бумаг на столе лежал бледный, желтый квадрат света. Мария вышла из палатки.
Мокро сверкала земля вокруг. Разбитая бетонка — месиво из рыжей грязи и снега — была пуста. Стены и крыша палатки похлопывали под сыроватым сильным ветром. Первый котлован под механосборочный цех был метрах в ста пятидесяти от диспетчерской, оттуда доносились голоса, грохот и лязг. Но здесь было тихо. И одиноко. Счастливо-одиноко.
Солнце, весенний ветерок и огромное пустое плоское пространство вокруг: цеха еще не поднялись над котлованами.
«А что здесь было раньше? — впервые подумала Мария. — Ведь что-то же было, не тундра? Тайга, что ли? В тайге, на сколько я знаю, таких огромных пустых пространств не бывает… Значит, вырубка? Свели тайгу, что ли?»
Засвистел чайник, Мария вернулась, заварила чай, снова начала листать диспетчерский журнал, перечитывая записи, останавливавшие внимание.
«В течение суток с 0 23.V до 0 24.V было принято 853 м3 бетона. Во время смены с 8 до 16 было принято 350,8 м3. Начальник СМУ-1 Ефимова на объекте „бетонирование подколонников“ в котловане первого механосборочного цеха бетон принимать запретила из-за отсутствия подъездов, бетон был переадресован на поселок. В СМУ-2 был заявлен бетон на бетонирование площадки под временную контору в к-ве 30 м3, приняв 17 м3, начальник СМУ-2 Головко от бетона отказался, не обосновав отказ. Очень плохо шел бетон на плиту тоннеля стружкоприемника второго механосборочного цеха. Вместо трех машин работало две. Многие бетоновозы, сделав по одной ездке, вообще уезжали неизвестно куда. В 2 ч. ночи был снят с крана крановщик Пырков в нетрезвом состоянии. По его вине со стрелы крана сорвалась бадья с бетоном. Кран вышел из строя, пострадавших нет…»
Мимо палатки снова пошли машины, грохая кузовами. Одна, судя по звуку, притормозила, потом поехала дальше.
В дверь палатки вошла невысокая женщина. Мария не сразу узнала Нинку.
— Мария? Вы одна? Вот повезло… — Она торопливо окинула взглядом палатку. — Мария, помогите мне! Только вы одна можете… У меня беда!
Мария неприязненно поглядела на нее, преодолевая в себе желание сказать «пошла вон отсюда!».
— Какая еще беда?
— Алферова убили. Чуете? Клёвое кино пошло?
Нинка впилась ей в лицо темными зрачками, мечущимися под складочками низких век. Гладкая ее кожа была сегодня зеленовато-бледной, рот словно бы пересох, она все время облизывала губы.
— Алферова? — у Марии неприятно качнулось сердце. — Кто убил?
— Валентина с братцем. Это точно. Они сказали, что он повесился, а он избит, — говорят, живого места нет. Весь в кровоподтеках. И лицо и тело.
— А ты-то при чем?
— Вы же знаете, не притворяйтесь. — Нина вдруг поглядела на нее с прежним презрением. — Узнала Валентина.
Мария молчала. Горло перехватил не то страх, не то стыд: это она. Точно — она! Старухи проболтались… В то, что Алферова «убили», как заявила Нинка, она не поверила ни на секунду, но все равно скандал, драка — из-за нее. Болтанула, не подумав…
— Дайте мне денег, — сказала Нинка. — Я уеду.
Что-то, наверное, надо было говорить, реагировать, делать вид, но оцепенение жалкое сковало Марию, желание крикнуть «оставьте меня в покое с вашими грязными делами, у меня своего хватает…». Производя для себя видимость деятельности, Мария пододвинула телефон.
— Не звоните! — Нинка явно испугалась ее движения. — Тогда ничего не надо. Я думала, такие, как мы, должны выручать друг друга… Я считала, вы кричали тогда — у вас опыт… Пшено, выходит?
— При чем тут опыт? — Мария помолчала, утишая страх, раздражение, пытаясь все-таки что-то сообразить. — «Как мы!» Нашла ровню.
— А я смоюсь — меня днем с огнем не отыщут… Дайте мне денег! И не говорите никому, ладно?