— И ее сюда прешь?
— Куда же?
— Определила бы там. Со временем бы потом купила книжки, когда жилье получишь.
— Куды ты их рассуешь в обчежитии? В сарае погниют. Уж лучше в макулатуру бы сдала, хоть какие деньги выручила!
— Намаесси ты с ей…
— Ну, как-нибудь… Ничего, найду выход.
Мария усмехнулась снова, потом поморщилась: боль в боку усилилась. Как им растолкуешь, что пропади нечаянно фамильная огромная библиотека, Мария осиротеет вконец. Часть ее жизни, живое существо, помогавшее в трудные мгновения. Да и ценность по нашим временам великая. Многие тысячи стоит. Не свекрови с мужем дарить… У них в доме до Марии было две чешских полки книг, и то половина технических.
Кончили бетонировать башмак, перешли на соседний подколонник. Работать тут было вовсе неудобно: корячься с вибратором высоко на лестнице, к тому же непромес опаснее и заметнее. Мария слышала слабость, и дурноту, и тяжесть в боку.
Обедать ходили в вагончик неподалеку. Есть Марии не хотелось, пошла просто, чтобы размяться и согреться. После обеда смена покатилась быстрее.
В вахтовке по дороге домой Мария вспомнила, что ее приглашала в гости Ефимова. Но она уже лелеяла только одно желание: добраться до постели и лечь.
В комнатах стоял сырой стылый холод. Согрев воды в электрическом чайнике, Мария кое-как вымылась над тазом, вынесла ведро и, уже крупно трясясь всем телом от бившего ее озноба, легла, навалив на себя, поверх одеяла, еще пальто и телогрейку.
— Маруся, — потрогала ее за плечо Анастасия Филипповна, — я в магазин иду, давай, чего тебе надо, куплю. Мне не трудно.
Мария, сделав над собой усилие, выдвинула чемодан из-под кровати, сунула руку под газету на дне. Денег не было.
— Деньги сперли, — безразлично сказала она. И ткнулась горячим лицом в подушку. — Не надо ничего, Анастасия Филипповна…
— Ты, что ли, их в чемодан поклала? С собой надо носить, не велик груз!
— Да я вчера выложила, когда переодевалась. Забыла утром взять. Да черт с ними, ладно…
— Ты внимательней погляди, — включилась Мария Ивановна. — Вроде воровства такого не замечали… Все свои…
— Женька, может, на пропой? — предположила Анастасия Филипповна. — Сколько было-то?
Женькой звали ту самую женщину, что пела вместе с кавалером на кухне. Была эта жиличка разбитной и веселой.
— Тридцать рублей… — Мария повернулась на бок. — Да черт с ними, есть у меня мелкие в кошельке, ладно… Сниму с аккредитива в субботу.
— Давай я получше поищу? — предложила Мария Ивановна. — Может, где заболтались? Неприятно такое происшествие, на всякую из нас можно подумать. Больше-то ничего не пропало? Погляди внимательно.
Свесившись с кровати, Мария посмотрела, как Мария Ивановна аккуратно перекладывала в чемодане вещи. Пропала еще кружевная батистовая рубашка, купленная незадолго до отъезда в «Ядране», и новые французские туфли на модной шпильке. Туфель и рубахи Марии было жаль: красивые вещи доставляли ей радость. Среди нелепицы и предотъездной неразберихи Мария вдруг вспоминала про ненадеванную тончайшую рубашечку и туфли, — смутно начинала ходить в ней какая-то надежда, вера в несбыточное, нереальное…
— Черт с ними! — махнула она рукой. — Жива буду, куплю…
— Купишь, — согласилась Мария Ивановна. — Чем добрым, заграничными шмотками наш магазин снабжают. Главное — здоровье.
— А денег мы тебе сейчас дадим взаймы, сколь надо, — добавила Анастасия Филипповна. — Есть деньги-то у нас. Чего в магазине купить, говори?
Мария, напрягшись, представила, что могло бы ей сейчас полезть в горло. Анастасия Филипповна ушла в магазин, Мария Ивановна вернулась на кухню растапливать плиту. Слышно было, как она колола щепу для растопки, грохала ведром с углем. Жилички возвращались с работы, обсуждали происшествие. Марию не тревожили.
Потом женщины разбудили ее ужинать. Она поднялась, плохо соображая, что происходит, правда, ей все равно надо было подняться, чтобы посетить зелененький домик. Вернувшись, она вошла в кухню, в тепло. Но ей хотелось пущего тепла, отворив дверцу плиты, она села напротив, на пол, чтобы ее обдавало жаром.
В кухню влетела Женька.
— Не брала я твоих денег и шмутье! — сказала она Марии не обиженно, а так, словно понимала, что на нее можно подумать. — Выпить или к мужику подвалиться — это я могу, врать не стану. Но чужого в жисть не брала, такой манеры не имею!
Круглое лицо ее было грубо-загорелым от постоянной работы на воздухе, кожа сухая, в морщинках. Говорила она как-то невнятно, потому казалась не совсем нормальной.
— Не брала, и кончили разговор! — потеснила ее к выходу из кухни Анастасия Филипповна. — А спросить у тебя мы должны были, у всех спрашиваем.
Мария поела и легла снова спать. У ней дрожали от слабости ноги. Поздно вечером Мария Ивановна растолкала ее и велела выпить кружку горячего сладкого чаю, там намешана была сухая малина и не то спирт, не то водка. Мария старательно выпила, понимая, что о ней заботятся и люди ждут, чтобы она оценила. Улыбнувшись и поблагодарив столь же старательно, она снова заснула.
Проснулась среди ночи мокрой от пота. Но в комнатке было тепло, Мария достала сухую рубашку и переоделась. Надо было выйти, она надела пальто прямо на рубашку, сунула босые ноги в сапоги.
Морозило, светила полная луна, сверкал иней на взявшихся коркой буграх грязи. Черно, точно полыньи в реке, мерцали в домах окна. Неподалеку слышался женский и мужской смешок, разговор, быстрые звонкие шаги. Высокое черное небо было засыпано звездами. Мария вздохнула неглубоко — глубоко было больно — и побежала по мосткам дальше.
Вернувшись, она, скинув сапоги, пошла скорее лечь. Возле шкафа, освещенная лунным светом, стояла малолетка и стягивала через голову кружевную рубашку. На ногах у нее были те самые туфли.
Мария оторопело остановилась, глядя на полноплечую мягкую спину, на это желтовато-белое тело, решившее, что оно достаточно хорошо для ее береженой рубашки. Туфли были узки и длинны Нинкиной широкой ступне.
— Прекрасно! — сказала Мария, вдруг озлившись: от наглых этих шмакодявок, видно, нигде нет спасения! — Мне за милицией самой пойти или ты добровольно со мной отправишься? Недалеко, два дома всего.
Нина обернулась, замерла на мгновение, потом бросила рубашку на стул и словно ни в чем не бывало принялась стаскивать туфли.
— Мне-то что? — буркнула она. — Надо вам, так ступайте!
— Где деньги? — Мария взяла рубашку, от которой воняло тяжким потом. — Тайга, думаешь, воровать можно? Я, детка, в свое время прошла огонь, воду и медные трубы. Так что запомни: со мной лучше не связываться.
— А чего я у вас украла? — Нина надела собственную шелковую несвежую комбинацию и юркнула под одеяло.
Щелкнул выключатель — это вошла Лина. Зевая и не попадая в рукава нейлонового халатика, подошла к Марии.
— Нашлась пропажа? — она взяла рубашку, тут же брезгливо бросила на стул. — Господи, хоть бы помылась, прежде чем дорогое белье надевать. А ведь я так на нее и думала, больше некому взять. Где деньги дела?
Встала Мария Ивановна, подняла с полу туфли, покачала головой, аккуратно поставила на стул, рядом с рубашкой.