Все дышит историей в этих дворах. Здесь учится Юрин друг в Первом медицинском. Он говорит, у них в институте такие древние аудитории, кино можно снимать про Сеченова и Боткина.
Нижние окна старинные, мутные, грязные, заглянешь — пол глубоко, но видно, что там студенческая столовая. Люди макароны с котлетами уплетают, яблочный компот пьют.
Глянула Женька в соседнее окно — господи боже! На металлическом столе мертвец! Бледные вокруг него лица, согбенные фигуры в белых халатах с огромными книгами на коленях.
Анатомичка, морг, жуть.
Жизнь многомерная! Все перемешалось: алые «тойоты», серебристые «вольвы», геологоразведочный институт, студенты-геологи с волевыми подбородками, кухня ресторана, швейцары, официанты, толстые тетки какие-то в кожаных пальто, шум машин, звук шагов, снег, смех, болтовня... И тишина, шелест страниц, запах формалина, публика, расположившаяся на железных стульях анатомического театра.
Ну, правда, потом звенит звонок, они захлопывают книги: бац, бац, «Руководство по анатомии» — и идут, идут на улицу Горького, выходят, и пошло-поехало, зима и жизнь ощущаются еще сильнее!..
В Зоологическом музее мимо скелета мамонта Женька проследовала туда, где «посторонним вход воспрещен», и заблудилась среди стеллажей, костей, аквариумов и высоких распахнутых дверей.
Входи в любую, вроде никого нет. Никакой скученности не наблюдается. И очень сильная бесприютность. Сыростью пахнет, старостью. Столы почему-то повернуты спинами к окну.
Женька выдвинула ящичек, а там труха. Высохшие травы экспедиции 1902 года в Монголию и Китай.
Как привидения, из-за шкафа появились два серьезных подвыцветших гражданина. У них шел спор, тягучий, на целый час. О некоей мухе. Один называл ее циклопической, другой — всего-навсего гигантской.
Первый давай примерами давить из учебников и монографий, что и куда более мелких насекомых именовали циклопическими. Тот спор длился и длился, и если туда заглянуть, то и сейчас можно застать их спорящими.
По коридору пробежала тепло одетая сотрудница с полной банкой сверчков. Женька кинулась за ней. Тетя юркнула в отдел рептилий. Среди разбросанных бумаг, печатных машинок, географических карт она открыла террариум с песком. По песку сновали ящерицы гекконы.
— Кушайте! — стала хлебосольная женщина угощать гекконов сверчками.— Ах ты, мой миленький, ты мой хорошенький крымский геккончик! Что это у тебя на губе? Надо к ребятам отнести, чтобы тебя полечили.
— Откуда столько сверчков?— спросила Женька.
— Разводим! — ответила сотрудница — Интересуешься жизнью гекконов?— Она взяла с полки банку. В ней тоже был геккон, только заспиртованный.— Такырная круглоголовка! — с гордостью сказала подруга гекконов.— Исчезнувший вид. Двадцать лет такого не видали.— Она открыла банку, взяла его под мышки и вынула из спирта, чтоб уж никаких преград не существовало между ним и ею.
В конце концов Женька отыскала отдел млекопитающих. В отделе над микроскопом стоял дедуля с белой бородой, видимо, профессор.
— Вот мех,— говорит Женька, выуживая из кармана ухо Вити Паничкина.— Вы можете сказать, что это за зверь?
— А запросто! — ответил профессор.— В один момент, визуально — на глаз.— Он взял ухо и пригляделся.— Не тигр, не тапир, не кенгуру... Не песец... Не нутрия и не норка... Не соболь, не кролик, не нерпа, не бегемот...
Визуально не получалось.
— Сверим по коллекции! — предложил профессор.— У нас есть громадная коллекция шкур.
Ничего похожего.
— Может, кто из грызунов? — озабоченно сказал профессор.— Тогда это темный лес. К тому же у одной особи может быть бок одной масти, спина — другой, живот — третьей, подшерсток — четвертой, ость — пятой. Криминалистика этим занимается. А мы зато,— профессор повеселел,— сейчас изучим микроструктуру волоса!
Он выдернул волосок и стал изучать его под микроскопом.
— Если есть волос северного оленя,— сказал он,— его ни с кем не спутаешь! Это так кажется, что он такой, как все. А под микроскопом он полый! — Профессор засмеялся. Но вскоре опять загрустил.
— Теряюсь в догадках,— сказал он.— Боюсь, что придется исследовать белковый состав.
провести так называемый серологический анализ...
— Это песье ухо,— взглянув краем глаза, определил гардеробщик. Он зашел отдать ключ и в ту же минуту вышел.
— Точно! — крикнул профессор.— Как мне в голову не пришло?! Работник гардероба Степан Федорович прав. Ухо не ухо, а мех собачий.
В Москве дули ветры с Ледовитого океана.
И как нельзя более кстати пришлась Вите Паничкину возвращенная ушанка. Урок труда, на котором он вновь ее обрел, всю целиком, с незаметно пришитым ухом. Паничкин вел задушевно, шутил, напевал, а на Женькин вопрос, из чего, если не секрет, пошита ушанка, с гордостью ответил: «ИЗ ГОРНЕГО КОЗЛА».
— Ерунда! — тихо сказала Женька.
— Что ерунда?— обернулся Репин.
— Она у него из собаки.
— А ты откуда знаешь?
Женька отмолчалась. Неохота рассказывать про Зоологический музей. Это было предварительное расследование, в результате которого она выяснила сущность преступного события: где-то, неизвестно где, по-видимому, в глухой деревне, страшные небритые мужики в сарае забивают собак, шьют из них шапки и тут торгуют.
«Нужно,— записала в своем блокноте Женька,— первое: выявить торговца ушанками в интернате; второе: проследить, куда он поедет, реализовав товар; третье: застукать кожедеров на месте преступления, вынудить сознаться в содеянном и предать шайку в руки правосудия».
«Кто продает? — думала Женька, перебирая в уме обладателей ушанок. Ей почему-то казалось, что распространитель ради рекламы должен и летом ходить в продукции преступного синдиката.— Оловянникова? Владимир Петрович? Стоп! Это шахматист. Ну, конечно! Он носит шапку не снимая. И именно к нему сегодня приходил мужчина нестоличного типа с мешком...»
Женька уцепилась за эту версию и после обеда — ненавистных щавелевых щей, жидкой гречки в горячей железной тарелке — установила за шахматистом настоящую слежку.
Огромными шагами с мешком на плече Борис Викторович удалялся от интерната в сторону автобусной остановки.
Он сел на сто первый автобус. И Женька в последний момент впрыгнула туда вслед за ним.
В сто первом народищу! Теплыми и надежными кажутся чужие спины в толпе. За каждую, в случае чего, можно спрятаться, на каждое незнакомое плечо опереться.
На Новочеремушкинской Валетов вышел и прямым ходом направился в охотничий магазин. Женька ждала его у витрины. Он встал в очередь.
У прилавка три наших современника с удавьими физиономиями и фосфорическим взглядом выбирали ружье и требовали нож.
Продавец: