— У вас билета нет! Предъявите охотничий билет!
А они не отстают от него, дай им нож, дай ружье.
Это собрались какие-то преступники, убийцы, у которых руки в крови. Мы привыкли, смотрим на это, как на обычный магазин, а тут чучела, капканы, удавки, пули — орудия пытки. Словно ты попал в мир средневековья.
Шахматист приобрел манок на утку, тоже довольно подлое изобретение, как и рыболовный крючок с наживкой. Есть, что ли, людям нечего? Можно всегда найти чем питаться. Сыр — калорийная пища, редиска с репой, творожные сырки...
Ведь живут вегетарианцы, не умирают. Наоборот, у них организм, как они говорят, незашлакованный.
Кто его знает, может, человечество придет к этому, будет выращивать сине-зеленые водоросли или петрушку с укропом и ими питаться. А мясо будут есть не по праздникам, а в самые черные дни.
Но, говорят, и трава тоже издает какие-то вопли, когда ее срезают. Короче, прав индийский народ. Идут, веточкой машут перед собой, чтоб не раздавить кого-нибудь, не пройти по трупу.
Валетов вышел из охотничьего, сунул манок в карман и отправился вдоль по Черемушкинскому бульвару.
Бульвар был молод, верхушки деревьев едва доставали Борису Викторовичу до ушей. За тоненьким стволом не схорониться, поэтому преследователь держался от преследуемого на почтительном расстоянии
...Валетов свернул в гастроном. С фонарного столба вороны ощипывают объявления и куда-то уносят. Как раз то, что предназначено для отрыва. Вроде они вовсю меняют квартиры, нуждаются в собрании сочинений Жорж Санд, подзорной трубе и горнолыжном снаряжении.
Подстерегая Валетова, Женька от нечего делать стала читать объявления. «Куплю...», «Продам...», «Приглашаю...», «Обучаю...», «ПРОПАЛА СОБАКА. Бульдог. Белый. Альбинос. На носу палевые пятнышки. Пол — самец. Имя — Алмаз. Нашедшего отблагодарю. Семен Семенович Хворостухин. Телефон...».
Вдруг слышит:
— Путник! — Женька вздрогнула.— Ты что тут?!
Это был Валетов. В одном кармане пальто у него, как известно, лежал манок, из другого торчало полпалки украинской колбасы.
«Манком подманивает, колбасой подкармливает, хлоп — и в мешок»,— лихорадочно соображала Женька.
Между тем преследователь на глазах превращался в преследуемого. Слишком далеко она зашла и заехала, подобные путешествия приравнивались к побегу. А в интернате вели ожесточенную борьбу с побегами, даже краткосрочными. По-медицински называли их «синдромом перелетных птиц». Это, говорили, такой сдвиг по фазе, к нему очень склонны детдомовцы и старики.
Холщовый мешок отделял Бориса Викторовича от Женьки. Что в нем? Шапки? Шкуры? Убитый пес Хворостухина? Обстоятельства требовали изменения тактики ведения следствия. И Женька ее изменила.
— Что в мешке? — коротко спросила Женька.
Этот вопрос пригвоздил шахматиста к месту. Желая скрыть свое душевное смятение, он весь напрягся и сглотнул.
— Это...— сказал он сконфуженно,— это... комбинации.
«Час от часу не легче,— пронеслось в голове у Женьки.— Как низко пал гроссмейстер! Он спекулирует женскими комбинациями».
Валетов нагнулся и стал развязывать мешок. Коварство гроссмейстера было несомненным. Сейчас он выудит какую-нибудь поросячьего цвета — и попытается купить Женькино молчание. Эх, Борис Викторович, тоже мне, «пока мыслю — существую...».
Дул ветер с Ледовитого океана. Валетов распахнул мешок. Внезапно вихрь белых листков взметнулся перед Женькиным носом, взмыл, вознесся над гастрономом. Исчирканные, исписанные какими-то буквами и цифрами листки в своем свободном парении разлетелись кто куда, отчасти сыпясь на головы прохожим.
Прохожие ловили и ошарашенно читали: «Ф:Е7 +!. Важный ход, цель которого — оголить неприятельского короля!»
«К:Е7!. Конь сделал свое дело. Черные попадают в цугцванг».
«Брать ладью равносильно гибели!»
«Не в пешке счастье!»
«Черным не сладко!»
«Не за горами рукопашная!»
Женька кинулась их подбирать, а Борис Викторович запихивать обратно в мешок — игры-молнии, темпотурниры, опровержение голландской и староиндийской защит, решения задач, игры по переписке...
— Брат привез,— бормотал он,— не знают с мамой — печку топить ими или что... Жена тоже. «Полны,— говорит,— шахматными позициями антресоли». И в учительской не разрешают хранить. Накопилось за жизнь! Я все партии записываю. С женой вечером играю и записываю. Она засыпает, когда со мной играет, а я — вот гляди — купил свисток. Задремлет, а я: «Кря-кря!»
И Борис Викторович забросил на плечо мешок со своим «железным» алиби.
Версия насчет Валетова рухнула. Надо было строить новую. Похищен бульдог. Вот нить к раскрытию преступления.
Произойди кража только что, легко было бы отыскать вора по следам рук, ног, ножного протеза, если таковой имеется, зубов, одежды и так далее. К тому ж сопутствующие следы пса!
Однако прошло больше суток, следы испорчены. Их замела метель, затоптали прохожие. Единственное оставалось Женьке — опрос очевидцев.
У магазина стояли двое. Один щербатый — зуб-дырка, зуб-дырка и родинка на щеке.
— Я сумки шью с тряпок,— говорил он.— Сто лет сносу не будет, понял?
А друг его отвечал:
— Понял — недонюхал!..
— Простите! — вмешалась в их разговор Женька.— Недавно на этом месте пропал бульдог.
— Вчера у Феди какао пили,— сказал щербатый.— На кухне бульдожка! Мордоворот! Я ему сразу сказал: «Если ты меня укусишь— я тебе такое сделаю!..» У Феди был один — кусался. Тогда я встал на четвереньки и быстро сам его покусал. И он не вылезал из-под стола весь вечер. Понял?
— Понял — недонюхал! — сказал друг щербатого.
Везет же иногда! Первый встречный — свидетель! Так, может быть, если найдет вдохновение, тогда все удается и все получается!..
— ...А кто такой Федя?— спрашивает Женька.