Дом разрушился, пес его не узнал.
И портрет короля Георга, всегда украшавший собою вход, — портрет тоже переменился. Теперь он изображал человека не в красном, а в синем камзоле, со шпагой в руке вместо скипетра. И под ним крупными буквами было выведено: ГЕНЕРАЛ ВАШИНГТОН.
— И кто он такой, этот генерал Вашингтон? — дивился Рип.
Как и прежде, здесь толпился народ. Но Рип никого не узнавал. Где мудрый Николас Веддер со своей трубкой? И почему-то школьный учитель Ван Буммел не читает свою старую газету…
И споры, какие услышал Рип, были совсем не те, что во время былых праздных посиделок. Какой-то тощий молодой человек всё что-то молол о «выборах», о «конгрессе», о «свободе», о «революции» — Рип ничего не мог взять в толк.
Трактир тоже изменился.
Впрочем, когда Рип с его длинной седой бородой, ржавым кремниевым ружьем и в странном платье вошел в сопровождении хохочущей оравы ребятишек, юнец почти сразу осекся, и все с любопытством уставились на Рипа.
— Ты за кого будешь голосовать, старик? — спросил его тот, который говорил.
Рип молчал в недоумении. Что за галиматья?
— Ты федерал или демократ? — спросил другой.
Рип не знал, что ответить.
— Ты явился на выборы с оружием в руках и в сопровождении толпы, — вмешался в разговор важный пожилой джентльмен в остроконечной треуголке. Он протискался сквозь толпу, уставился на Рипа пристальным холодным взглядом и строго спросил: — Уж не хочешь ли ты поднять в деревне мятеж?
— Помилуйте, господа, — воскликнул Рип, окончательно сбитый с толку. — Я человек тихий, спокойный, я верный подданный его величества короля, благослови его Господь.
«Я верный подданный короля!»
При этих его словах все вдруг разволновались. Кричали:
— Да это тори! Тори! Арестовать его!
— Успокойтесь, вы все, — властно сказал человек в треугольной шляпе, с виду начальник. Потом он повернулся к Рипу и, придав себе еще большей важности, будто перед ним был преступник, очень строго спросил: — Вы с какой целью сюда явились?
— Да я просто так, я ничего плохого не думал, — проговорил бедняга Рип. — Пришел с дружками повидаться. С соседями. Мы обычно здесь собираемся.
— С соседями? С какими соседями? Перечислите поименно!
— Ну, — сказал Рип, — где, например, Николас Веддер, его же ведь это кабак?
«Уж восемнадцать лет, как умер».
Все молчали. И в недоумении переглядывались.
Наконец очень старый старик сказал:
— Николас Веддер уж восемнадцать лет как умер. На кладбище крест деревянный стоял, а на нем имя его, да давно уже крест тот сгнил.
— А Бром Батчер? — спросил Рип.
— Он в армию пошел, как война началась, — ответил ему кто-то. — Может, застрелили его, а может, он утонул, кто ж его знает. Но домой он не воротился.
— А Ван Буммел, школьный учитель?
— И тот на войну подался, — был ответ. — До генерала дослужился. Теперь в конгрессе.
Тяжко стало на душе у Рипа. Он чувствовал, что остался совсем один на всем Божьем свете.
Неужто прошло столько лет? Он ничего не понимал. И что это за война, о которой они толкуют? И что за штука этот их конгресс?
Один, один на белом свете!
— Но, может быть, кто-то из вас знает Рипа Ван Винкля? — воскликнул он.
— А! Рип Ван Винкль! Знаем, знаем! — отвечало сразу несколько голосов. — Да вон же он там, у вяза стоит!
Рип посмотрел. Человек под вязом был ну вылитый Рип, каким он был в тот день, когда отправился пострелять белок в горах, — такой же ленивый, небрежный.
— Так вот он, значит, я, — пробормотал Рип. — Но как же так?.. Ведь я же…
— В самом деле, — сказал вальяжный господин в треугольной шляпе. — Кто вы? Как ваше имя?
— А Бог его знает, — ответил Рип. — Я — сам не свой. Я кто-то другой. Вон там — это я и стою. Не знаю. Не понимаю. Вчера еще я — был я. Я уснул в горах. Мне подменили ружье. Всё подменили. Меня самого подменили. И не могу я вам сказать свое имя и кто я такой!
Вокруг уже перемигивались, а кое-кто вертел пальцем у виска, как делают, когда намекают на то, что человек спятил.
Под деревом стоял вылитый он сам!
— Не лучше ли отобрать у него ружье, покуда он никого не укокошил? — сказал кто-то.
Но тут хорошенькая молодая женщина с ребеночком на руках стала пробиваться через толпу, чтобы на него поглядеть. Ребеночек испугался его дикого вида и расплакался.
— Тс-с, Рип, — сказала ребеночку мать. — Этот дедушка тебя не обидит.
Услышав имя ребеночка и вглядевшись в лицо матери, Рип встрепенулся.
— Как зовут тебя, добрая женщина? — спросил он.