Воронеж – река глубокая - Демиденко Михаил Иванович 7 стр.

Мы вспомнили, что тетя Клара не терпела запаха лука.

— Жрать охота!

— Жрать? Вы не животные...

— Мы думали, что идет тот, в сапогах,— сказал Рогдай.

— Кто в сапогах? — не поняла она.— Кот в сапо­гах? Чего в комнате сидите в темноте? Где-то в столе свеча была.

Она нашла свечу, зажгла. Рогдай рассказал ей о сапогах:

— Вор приходил. Мы видели. Он мамин свитер унес и папин костюм. Одеяла и подушки.

— Безобразие! — только и сказала тетя Клара.

— Посмотри, если не веришь.

Мы взяли ее за руки и повели в нашу комнату.

— Сукины дети! — вдруг выругалась тетя Клара. Я первый раз в жизни слышал, чтоб она сказала что-то подобное.— Кому горе, кому радость!

— Алик плакал,— продолжал Рогдай,— у него го­лова болела.

— Молчи! — толкнул я Рогдая в спину.

— Что с тобой было, Аля, говори,— забеспокоилась тетя Клара.

Она села на стул, поставила меня перед собой так, чтоб я не мог отвернуться. В комнате было довольно светло от пожара.

— Тошнило...— сознался я.

— Мальчики, мои мальчики! Что же мне с вами делать?

— Мама сказала, чтоб мы ждали.

— Разве госпиталь не эвакуировался?

— Не знаем... Она сказала, чтоб ждали.

— Будем вместе ждать.

— Тебя отпустили? С окопов отпустили?

— Рыть-то можно до бесконечности...— грустно от­ветила тетя Клара.— Да теперь война там. Я от самых Семилук бежала. Говорили военные о каком-то котле, боятся очень. Говорят, с Задонска обошел. На войне всегда слухи... Народу-то полегло... Артиллерия, само­леты, танки... Сама танков не видела, зря болтать не буду. Женщины попрятались по лощинам. Я-то стреля­ный воробей, я убежала. У меня инстинктивно ноги сами приходят в движение. Всю революцию пробегала. То к красным попадешь, то к белым, то к зеленым; то налетят, и не поймешь какие, серо-буро-малино­вые.

— Как там? Стоят наши? Не будут отступать?

— Стоят... Посмотрите в окно.

Мы побежали к окну.

По улице так же текла толпа беженцев, люди прижимались к домам. Что-то изменилось. И вдруг мы поняли, что по мостовой, прямо по середине улицы, шли красноармейцы. Группами, по одному... У многих за­бинтованы головы черными от пыли бинтами. Женщины уступали дорогу, смотрели на красноармейцев неотрыв­но, тяжело. Бойцы смотрели себе под ноги.

На стенах комнаты продолжалась пляска теней, точно в театре, когда на сцене показывают пожар. Это был последний акт из пьесы про довоенный Во­ронеж.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Неизвестный грабитель в стоптанных сапогах загля­нул и к тете Кларе.

Комнатка у нее была напротив нашей, чуть-чуть дальше по коридору, комнатка была маленькая, но казалась просторной — в ней почти не было мебели: стояли лишь кровать, секретер, столик для кофе, за ним удобно было играть в карты, шкаф заменяла ниша в стене. Посредине комнаты лежал персидский ковер. Ковер раньше висел на стене, но, когда его пообглодала моль, тетя Клара погоревала-погоревала и бросила под ноги. Еще в комнате стояла этажерка с книгами, может быть интересными, но они были на немецком и француз­ском языках. Мне была непонятна страсть тети Клары читать книги на чужих языках — на своем прочитать все книги жизни не хватит.

Грабитель в сапогах странно грабил. Он закатал ковер, опрокинул этажерку с книгами, перерыл постель, сломал крышку секретера, вынул из него письма, фо­тографии и прочие документы.

Мы стояли и смотрели на погром. И вдруг услышали, что кто-то смеется. Смеялась тетя Клара.

— До чего же похоже! — никак не могла она успо­коиться.— Искал... Господи, что искать-то! Трудов больше потрачено.

— Что искал? — спросили мы.

— Ну, мои брошку, серьги, кольца... Знает, что у меня есть, свой вор, видел, наверное, когда я надевала по праздникам. Сообразил, что на окопы вряд ли возь­му. Вот искал золото, перерыл, тайник искал. Кому горе, кому радость.

— А вдруг нашел?

— Нет, не нашел, я бы сразу увидела. Я стреляный воробей.

Мы пошли на кухню. Тетя Клара засучила рукав кофточки, вынула крышку из дымохода для самовара. В номере самовара ни у кого не было, дымоходом никто не пользовался. Тетя Клара запустила в него руку, вынула что-то, завернутое в газету. В газете оказался мешочек из замши, он затягивался, как кисет, серебря­ной цепочкой.

— Вот они, сокровища Монтецумы, — опять засмея­лась тетя Клара.

Она развязала мешочек, вынула серьги, кольца и дутый золотой браслет. Надела украшения на себя, посмотрелась в зеркало, прошлась по комнате.

— Камушки... Этот камушек еще ничего, прилич­ный.

Тетя Клара далеко отставила руку, у нее на пальце засверкал камень, в него попал отблеск пожара и рас­пался на желтые и зеленые искорки.

Она сняла украшения, сложила в мешочек с це­почкой, надела цепочку на шею, спрятала мешочек под кофту на груди.