— Вот видишь, как здорово, Андрюша, — произнесла она, обнимая меня, — судьба нас услышала. Все само собой получается…
Мы прошли в комнату. Ксения уселась на разложенный диван, поджав под себя ноги. Я остался стоять, прислонившись спиной к дверному косяку.
— Да? И что получается?
— Ну как, у тебя теперь есть железная причина, чтобы развестись с женой. Ребенок должен расти с отцом. Она тебя точно поймет…
— Подожди, Ксюха, — я помотал головой. — Не все так просто… Да, и скажи-ка мне, твой муж не может внезапно вернуться?
— Нет, он звонил мне час назад из Кыштыма. Сказал, что раньше десяти вечера не приедет. Да какая теперь разница? Я с ним сегодня же и поговорю. Скажу, что ухожу от него, и все дела.
— Ну вот куда ты торопишься! Сначала я должен со Светкой вопрос закрыть. Потом уже ты — со своим.
— Как это «куда торопишься»? — возмутилась Ксюха. — Ты что, Андрей, не понял? Я беременна. Бе-ре-мен-на, — повторила она по слогам. — Во мне ребенок сидит, и он не будет ждать, пока ты соберешься с мыслями! Разводись поскорее со своей, и распишемся.
— А жить мы где будем?
— В твоей квартире, где же еще.
— Ксюша, милая, свою квартиру я давно уже подарил младшей сестре, — ответил я. — Она в позапрошлом году замуж вышла, вот я и отдал им свою жилплощадь… А та квартира, в котором я живу сейчас, она не моя. Она оформлена на Светку.
— Почему? — удивилась Ксения.
— Потому что так захотел ее батя. Это он нам хату подарил. И почти вся обстановка тоже куплена на те деньги, которые он нам дает. Я там никаких прав не имею, понимаешь? Ты думаешь, я на свою зарплату «тойоту» купил? На свою зарплату по теплым странам катаюсь? Ничего подобного, это все деньги Михаила Ивановича… Если я сейчас разведусь с его дочкой, то нам с тобой придется по съемным хатам мыкаться и жить на мои сорок тысяч. Не вдвоем, заметь. С ребенком…
— Вот черт!
Ксюха хлопнула рукой по постели, вскочила на ноги. Она была явно разгневана и разочарована, и я уж было понадеялся на благоприятный исход нашей встречи.
— Крысы они, и жена твоя, и папаша ее! — негромко выкрикнула она. — Я всегда знала, что невозможно разбогатеть и остаться порядочным человеком. Жлобы!.. За бабки свои удавиться готовы, ни с кем делиться не хотят, даже с родственниками… Андрей, почему ты мне раньше об этом не говорил?
— Потому что раньше необходимости не было, — пожал я плечами. — Мы с тобой встречались, любили друг друга… Я же видел, что ты меня не за деньги любишь, а искренне. Зачем бы я стал тебя посвящать в свои финансовые проблемы?
— То есть я правильно поняла, твой тесть просто дает вам деньги, да?
— Да. Примерно по семьдесят штук ежемесячно и еще оплачивает крупные траты типа мебельного гарнитура или авиаперелета.
— А разве ты не сможешь отсудить у них хотя бы часть квартиры, когда вы разведетесь? Ты же мент, законы знать должен.
— Ксюшенька, да у Ляпина целый штат юристов-профессионалов, специалистов по гражданскому праву. Он костьми ляжет, но просто из принципа мне ничего не отдаст. Как думаешь, много ли шансов у участкового мента выиграть суд у олигарха?
Девушка опять опустилась на диван, помолчала немного. На лице ее отразилась сложная борьба чувств, потом она примирительно вздохнула.
— Ну и наплевать, — заявила она. — Наплевать на их бабки и квадратные метры. Пусть подавятся, крысы. Скоро все равно очередная революция будет, ты посмотри, что в стране делается. У них и так все отберут… Короче, Андрюша, просто уходи от нее, и все. Мои предки олигархами не были, но как-то меня подняли. Ребенку в первую очередь отец нужен, а не деньги. А ты классный отец будешь… Кстати, ты кого хочешь, пацана или девку?
— Пацана.
Я ответил машинально, еще не успев прочувствовать весь ужас ее заявлений. Она что, издевается надо мной? Или материнский инстинкт лишил остатков разума?
— В общем, мы все решили, — продолжала весело щебетать девушка. — Ты поговори сегодня со своей, а я со своим Савелием все решу… Блин, он тоже куркуль прижимистый, а то можно было бы хотя бы от этой хаты кусок отгрызть… Не прокатит, нет. Ну ничего, поживем в съемной, пол-России так живет. Я еще месяцев пять работать смогу, а то и больше. Ну и машину твою продадим, возьмешь что-нибудь попроще, а на разницу купим детские вещи…
Пора было заканчивать затянувшуюся юмореску. Мне совсем не хотелось, чтобы Ксения в своих фантазиях дошла до колясок и распашонок. Я подошел к дивану и обнял девушку за плечи.
— Ксюшенька, милая моя, — произнес я, стараясь, чтобы голос звучал максимально проникновенно, — это невозможно. Прости, но я не готов к таким трудностям. Я слишком долго жил в бедности. Меня воспитывала одна мама, отца я не знал. Мы питались дешевыми продуктами, закупая их на оптовых рынках, чтобы сэкономить. Из одежды у меня было только самое необходимое. На море я впервые попал в пятнадцать лет, да и то на Азовское… После школы поступил в школу милиции, не по призванию, а только потому, что там стипендия большая была… Я только последние четыре года и живу нормально, понимаешь? И опять все терять, опять возвращаться к нищете? Ты говоришь, так пол-России живет. Пускай. Но я так жить не хочу.
— Андрей, ты сам себя слышишь? — возмущенно спросила девушка. — Тебе деликатесы в холодильнике и брендовые шмотки в шкафу дороже меня? Дороже своего ребенка? Ты нас готов променять на бабки своего тестя?! Почему ты молчишь?
Я молчал потому, что говорить было нечего. Еще пять минут назад я собирался сказать Ксении, что ее беременность легко можно прервать медицинским путем. А теперь сообразил, что стоит мне только произнести слово «аборт», и Ксюха сразу шандарахнет меня вон той тяжелой вазой, стоящей на тумбочке.
— Нет, что ты. Я не отказываюсь от ребенка, и я не собираюсь с тобой расставаться. Рожай, и все будет как раньше.
— То есть как?
— Ну, продолжай жить с Савелием. Пусть он думает, что ребенок — его. А я буду по мере возможностей участвовать в воспитании…
— Ты идиот?.. Нет, Андрюша, это не вопрос, это утверждение! Во-первых, Савелий не поверит, что ребенок от него. Он знает, что это невозможно, потому что он всегда презерватив надевал. А во-вторых, я не желаю, чтобы мой ребенок рос с чужим человеком. Тем более с таким, как мой муж. Что он может дать мальчику или тем более девочке, чему может научить?..
— Ну хорошо, хорошо, — в отчаянии сказал я. — Разводись с ним. Снимешь квартиру где-нибудь неподалеку, и будем с тобой встречаться. Часто будем встречаться, обещаю. И ребенок будет знать, что я — его отец.
— И на что я буду жить?
— Я буду тебе помогать. Много дать не смогу, я тебе уже объяснил, что финансами в нашей семье я не распоряжаюсь. Десять, даже пятнадцать штук в месяц смогу выделять из зарплаты…
Ксения молча смотрела на меня снизу вверх. Не обязательно было иметь навыки психолога, чтобы прочесть в ее взгляде разочарование и презрение.
— Не думала я, что ты так поведешь себя в ситуации, когда нужно будет принять трудное решение. Вот вы какие, мужики… Ты очень слабый человек, я теперь вижу. Нет, я не верю, что тебе на нас плевать, на меня и на нашего ребенка. Ты не подонок. Ты хороший и добрый, ты нас любишь. Ты просто слабый. Ты боишься выйти из… как это называется… я недавно по телевизору слышала, в реалити-шоу… Из зоны комфорта, во! Ну хорошо, я тебе помогу. Твоя жена сейчас дома?
— Не знаю.
— Впрочем, какая разница… Все равно я ее увижу, я же знаю, где вы живете. Я сама ей все скажу. Я заберу тебя у нее. Похоже, в наше время с мужиками только так и надо, как с мешками. Сами вы ничего не можете… Если ты боишься, можешь не присутствовать при нашей разборке. Побудь здесь, попей пока чаю, а я схожу к твоей.
В ее голосе сквозила такая твердость и непреклонность, что я сразу понял: дальнейший спор не имеет смысла. Передо мной не девушка и не женщина, передо мной будущая мать. И этим все сказано. Давить логикой, взывать к разуму — бесполезно.
— Милая моя Ксюшенька, — произнес я, просительно заглядывая ей в глаза. — Ты права, ты полностью права. Да, я поддался слабости. Да, спасовал перед трудностями… Ты думала, что раз я мент, значит, должен быть героем, да? Отважным и мужественным, да? А я слабый на самом деле. Вот потому и испугался… Но я справлюсь. Конечно, мы с тобой будем вместе. И малыша ты родишь, обязательно. И будем жить одной семьей. Я обещаю тебе, сегодня же скажу Светлане, что ухожу от нее. Считай, что я уже разведен… Не дуйся на меня, Ксюха. Я тебя и нашего сына не променяю ни на какие бабки…
Я говорил и говорил, не отводя взгляда от ее лица. Я говорил те слова, которые Ксюха хотела слышать. И видел, как меняется, оттаивает и расслабляется ее лицо. Она мне верила. Как и всегда, она верила в то, во что ей хотелось верить. Бывают такие натуры…