— Я знала, что ты одумаешься, — широко улыбаясь, промолвила Ксения. — Не наговаривай на себя. Вовсе ты не слабый, ты умный и сильный. На минутную слабость имеет право даже самый сильный человек. Молодец, что одумался… Все, Андрюша, договорились. Ты сегодня объяснишься со своей, а я — с Савелием. А завтра… Есть у меня одна подруга, она как раз квартиру сдает. Далеко, правда, в Заозерном районе, тебе на работу неудобно ездить будет. Но ничего. Поживем пока у нее, а потом найдем более подходящее жилье. У нас с тобой классная семья будет, увидишь!..
Она ласково обхватила ладонями мою голову и прижала к себе, так что мой нос оказался в ложбинке между ее грудей. На нашем альковном языке это означало приглашение к любви. Я томно вздохнул и потянулся к ней, но в этот момент завибрировал мой телефон. Звонила Светка. На звонок я не ответил, но и продолжать любовные игры тоже не стал. Нужно было торопиться.
Выйдя из квартиры Ксюхи, я первым делом перезвонил жене и заверил ее, что через несколько минут буду дома. Спустился вниз и возле подъезда увидел того самого Сашку Лютикова, которого полчаса назад повстречал на лестнице. Только теперь он выглядел раздраженным и злым.
— Андрей Сергеевич, пойдемте, покажу, что с нашей тачкой сделали, гады! Руки бы с корнями вырвать, блин…
За домом располагалась небольшая автостоянка. Просто асфальтированный пятачок, без всякого ограждения. Мы подошли к «Ладе» тринадцатой модели, которую Сашка купил незадолго до того, как получил срок. Я сразу понял, чем вызвана перемена в его настроении. Через всю левую сторону машины, от переднего крыла до заднего бампера, тянулись корявые буквы, исполненные краской ядовито-малинового цвета: «ВЕРНИ ДОЛГ!»
— Коллекторы, мать их, — выругался Лютиков. — Я ж тачку эту взял как раз на кредитные деньги. Думал, быстро расплачусь. Работа была… Не думал же, что посадят.
Странная у таких людей логика. Как это — не думал, что посадят? Он, наверное, считает, что богиня правосудия наугад пальцем тыкает, и те, в кого она случайно попала, отправляются в места лишения свободы. Вне зависимости от своих поступков. Как будто это не он два года назад вынес все ценные вещи из квартиры своего знакомого, который напился до чертиков и заснул… Радовался бы, что по УДО вышел.
— В каком банке кредит брал?
— Не помню я, у них название несколько раз поменялось. Да и неважно. Они мой долг коллекторам продали. Вот нас и одолевают телефонными звонками, и меня, и Вальку. Один раз домой к нам приходили из их конторы. Какой-то вышибала приперся, вопросы задавать начал, типа на что мы живем, где работаем…
— Послали бы его на три советские буквы, да и все дела.
— Да? Чтоб меня снова посадили?
Мысленно посетовав на юридическую безграмотность населения, я вырвал из блокнота листок и записал номера двух федеральных законов, регламентирующих банковскую и коллекторскую деятельность. Вручил листок Лютикову.
— Ознакомься на досуге, умнее станешь. А по поводу твоей тачки… Если хочешь, Саня, пиши заяву. Но имей в виду, смысла нет. Камер наблюдения я здесь не вижу. Даже если найдем свидетелей, которые видели этих «художников», то как докажем их связь с коллекторским агентством?.. Короче, растворитель тебе в помощь. Не сразу, но ототрешь-отмоешь. Они ведь не тачку хотели испортить, а психологическое воздействие на тебя оказать, так что использовали самую обыкновенную краску, а не какую-нибудь несмываемую… Кстати, ты проверь, машину-то хоть не вскрыли? Так сказать, для усиления запугивающего эффекта… А то я недавно читал одну историю, как коллекторы из должника долг пытались выбить. Ему и камни в окно кидали, и почтовый ящик жгли, и к сыну-первокласснику возле школы цеплялись. А еще в тачку залезли и весь салон каким-то химическим реактивом облили, да так, что за неделю запах не выветрился…
Пока я рассказывал, Лютиков распахнул правую дверь, осмотрел салон. Похлопал обивку кресел, принюхался.
— Вроде чисто… А ну, попробую эту гадость мокрой ветошью потереть.
Он открыл багажник, вынул тряпку и пятилитровую канистру с водой. Намочил тряпку, стал тереть по кузову. Малиновые буквы поплыли, на глазах превращаясь в уродливые бесформенные пятна.
— Да не майся дурью, — посоветовал я. — Все равно без растворителя тут не обойдешься… Ух ты, какая у тебя магнитола классная, — похвалил я, заглядывая в салон. — Это сколько ж бабок ты в музыку вложил?
— Нормально вложил. Не жалко. Я люблю, когда по трассе летишь и музон из динамиков долбит.
— Ты б лучше долги свои закрывал, чем на ерунду бабки тратить, — посоветовал я. — Впрочем, твое дело. Давай, пока.
Оставив Лютикова разбираться с машиной, я поспешил домой. За ужином рассказал Светлане про оригинальные методы работы коллекторов, и она от души посмеялась. Впрочем, ее гораздо больше заинтересовал мой разговор с доцентом Симоновичем, а также известие о тяжелой болезни его жены. Уже когда мы покончили с ужином, она неуверенно предположила, что, может быть, Маргарита все же добровольно ушла из жизни, а не погибла в результате несчастного случая. Я сам теперь был в этом почти уверен, но разговор продолжать не стал. Устал за день, да и голова была занята совсем другими мыслями.
***
Телефон запиликал как раз в тот момент, когда я уже присел на край постели, где меня ждала Светка, укрывшаяся покрывалом до самого подбородка.
— Кто в такое время? — недовольно буркнула она. — Одиннадцать часов…
— Не знаю.
Учитывая специфику моей работы, мне приходилось принимать звонки в любое время. Могли позвонить и в два ночи, и в шесть утра. После некоторых ночных звонков я просто переворачивался на другой бок и снова засыпал, но иногда приходилось вставать, торопливо одеваться и бежать туда, где случилась беда. К счастью, такое происходило не каждый день, иначе я бы давно оставил службу.
Я взял в руки мобильный телефон и увидел на дисплее имя Савелия Коновалова. Мужа Ксюхи. Его номер был у меня записан уже несколько месяцев, но за это время мы ни разу не звонили друг другу.
— Сергеич, ты?..
— Я.
— Это Коновалов, из пятого дома. Слушай, ты можешь вот прямо сейчас подойти?
— А что случилось?
— Да, короче… Ксюху убили.
— Что?!. — вскричал я. — Савелий, ты точно не пьяный сейчас?
— Блин, Сергеич, какое пьяный, я только с рейса! Домой зашел, а она… мертвая… лежит… Что делать, а, Сергеич?
— Ты в полицию звонил?
— Нет.
— Ладно. Сам позвоню. Ничего не трогай, по квартире не ходи. А лучше выйди на площадку и подожди там. Я через десять–пятнадцать минут подойду… Стой, стой! А ты уверен, что в квартире никого больше нет?
— Ну да, как бы… Где у нас прятаться-то? Одна комната, да кухня, да ванная. Никого здесь нет.
— Все, жди меня.
Положив телефон на тумбочку, я стал быстро одеваться. Руки у меня слегка дрожали, в голове метались обрывки тревожных мыслей, но я изо всех сил старался выглядеть спокойным. На вопросительный взгляд Светланы ответил, что в пятом доме произошел несчастный случай, нужно сходить и разобраться. На секунду задумался, держа в руках форменные брюки, повесил их обратно и надел джинсы и легкий свитер. В конце концов, мой рабочий день закончился пять часов назад, необязательно мне быть в форме.
Выскочив из подъезда, я сразу же позвонил в дежурную часть и сообщил, что по такому-то адресу произошло убийство. Быстрым шагом поспешил к знакомому дому. Сердце колотилось как бешеное. Не от ходьбы, конечно, а от переполнявших меня эмоций. На полпути мне даже пришлось остановиться, чтобы унять телесную дрожь. С минуту я постоял, прислонившись спиной к стволу молодого тополя. Вдруг со стороны детской площадки до меня донесся негромкий скрип и мужской голос. Слов я не разобрал, но голос узнал сразу. Он принадлежал доценту Симоновичу, с которым мне довелось беседовать утром. Я вгляделся во тьму и увидел очертания его массивной фигуры, восседающей на медленно вращающейся и поскрипывающей детской карусели. Даже белый стаканчик в его руке я рассмотрел. Такой необычный для взрослого человека способ времяпровождения меня очень удивил. Симонович явно был не один, раз он разговаривал вслух, однако рассмотреть его спутника мне не удалось. Я решил, что это непременно должна быть женщина, потому что очень уж много нежности и мягкости сквозило в интонациях Евгения Вениаминовича. В другое время мне обязательно захотелось бы выяснить, с кем это катается на карусели несчастный вдовец, но в тот момент я мог думать только о смерти Ксюхи. До ее дома уже было рукой подать. Я оттолкнулся от дерева, вновь перешел на быстрый шаг и уже через пару минут оказался возле двери ее квартиры.
Глава 6, написанная доцентом
По моему убеждению, русский язык не приспособлен к описанию сексуальных сцен. У меня за плечами — гора прочитанных романов, повестей и рассказов, но только у двух авторов мне встречалось действительно красивое, яркое и выразительное описание любовных ласк. Без явной пошлости, но и без ханжеской стыдливости. Без излишних анатомических подробностей, но и без глупых, «будто бы красивых» метафор, претендующих на оригинальность. С оптимальным соотношением духовного и телесного, идеального и материального… Может, высшие силы намеренно сделали наш язык таким «асексуальным», чтобы тяжело и мучительно было рассказывать о том, что касается только двоих?
Как бы то ни было, но сам я не чувствую в себе такого таланта, чтобы подробно описывать постельные сцены и при этом не бояться, что у читателя случится приступ смеха или отвращения, а то и взрыв эрекции. Поэтому скажу коротко: ночь с Верой стала для меня самым ярким эротическим эпизодом за последние двадцать лет.
Поздним утром меня разбудил солнечный луч. Еще не до конца проснувшись, я всем телом ощутил некую странность. Как будто на мне спали сразу две пушистые кошки. Неужели Мешок настолько обнаглел, что забрался в хозяйскую постель, едва появившись в доме? Я открыл глаза и сразу все понял. Верочка лежала на боку, закинув на меня руку и ногу. Точно так же обожала засыпать и просыпаться та… другая Вера, оставшаяся в туманном прошлом. Та, о которой я предпочел забыть. И которая на самом деле носила немного другое имя…