Потом Броку сделали еще двенадцать операций, в ходе которых Хелен по сути заново создала ему печень, селезенку, легкое; восстановила порванные сухожилия рук и паховой области; заменила отбитые до омертвения тканей мышцы ног и сильно пострадавшие лицевые мышцы. Маленькая женщина поспорила с самой Природой. И победила.
***
— Синтетические ткани и так на удивление быстро синхронизируются с живыми, — Тони победил-таки пробку и разлил вино по бокалам, протянул Броку его. — Пока еще сохраняем рассчитанные параметры влажности, температуры и освещения, но уже можно переходить к обычной пище и понемногу разрабатывать тело.
Брок вспомнил, как Тони, не колеблясь, выделил ему целый этаж Башни, когда после одной из операций организм вдруг начал отторгать синтетическую почку. Слава Богу, Старк быстро сообразил, что требуются четко рассчитанные параметры окружающей среды, необходимые для благополучного приживления новых тканей в организм. Так за ночь оборудовали и настроили специально для Брока целую резервацию, аналог земного уголка на космическом корабле. К Броку могли приходить, кто пожелает, а вот ему пока нельзя было покидать свой этаж, внешний мир все еще мог убить его, снова вызвав отторжение органов.
— Ну, хоть что-то, — уже более уверенно усмехнулся Брок, — заебался лежать и сидеть.
— Прогуляемся? — неожиданно предложил Тони и, не давая Броку напрячься ни физически, ни морально, прямо с бокалом подошел к кровати и уверенно взял его за руку. — Сейчас важно, чтобы ты не зажимался и не напрягал тело; мышцы должны «дышать», — объяснил он, решительно поднимая Брока с кровати.
— Умение убеждать действиями, а не словами — еще один твой дар, Старк, — усмехнулся Брок, доверяя Тони и максимально расслабляясь.
Встать пусть на подгибающиеся, но ноги, было таким счастьем, что Брок перестал дышать, так его захлестнуло эмоциями.
— Помыться хочу, — неожиданно понял он, посмотрел на Тони.
— Дорогой, после этого я буду обязан на тебе жениться.
— Ты все мое нутро, считай, видел, снаружи поверь, все гораздо прозаичнее, — фыркнул Брок.
— Сказки он мне рассказывать будет, — усмехнулся Старк, двигаясь в сторону душевой.
***
Просыпаться и хотелось, и нет от слова совсем. Кошмары приходили стабильно каждую ночь, и сегодня Баки пережил гребаную миссию на Аляске.
Тогда его со СТРАЙКом засыпало лавиной; хорошо, успели нырнуть в какой-то грот. Непонятно откуда, но поступал воздух, они могли дышать. Командир так заразительно ржал, пока они с Роллинсом разжигали костер, вспоминая первый курс Академии и первый поход, что спрятавшийся в самый дальний угол пещеры Зимний улыбнулся. Никто не заметил, да и его самого эта эмоция сначала даже напугала. А потом вдруг стало непривычно легко и как-то особенно внутри, что захотелось повторить. И он подполз ближе к костру, чтобы лучше слышать байки парней и пошлые анекдоты командира, от которых это «как-то» разгоралось еще сильнее.
А потом Солдат смотрел, как командир проверяет рану Ларсона, укрывает дополнительно своей курткой уснувшую Мэй, и, молчаливо-многозначительным взглядом оправив Роллинса спать, усаживается дежурить у костра. В бликах света становятся особенно четкими круги под глазами и морщины на лбу, сосредоточенно сжатые губы и усталость во всем облике. Секунды, когда командир позволяет себе стать слабым, чтобы снова собраться и вести свою стаю вперед.
Это настолько поразило тогда Зимнего, что он потом при каждой встрече искал это в кураторе и понимал, что за внешней язвительностью и рычанием скрывается заботящийся о своих Отец.
Как он, Баки, мог забыть это? Как мог позволить чертовому трибуналу, на котором командир оказался на одной скамьей с идейными гидровцами только потому, что отдал себя взамен своих щенков, стереть ту тонкую грань между жертвенностью и мерзостью?
В квартире было тихо, у кофеварки на столешнице лежала записка от Стива, которому пришлось сорваться на срочную, правда, короткую миссию. К вечеру обещал быть.
Вот уже три дня, как призрак командира не появлялся. И «голос» не возвращался, по крайней мере к нему, Баки. Стив подозрительно молчал и был как-то застукан с трясущимися руками.
Барнс насыпал зерна и, чтобы не сидеть в абсолютной тишине, включил радио. Телевизор он не особо жаловал, а вот послушать ретро-волну любил. У него всегда было настроена определенная, нон-стоп играли американские песни и мелодии военных лет.
Вот как сейчас знаменитая «Серенада солнечной долины» оркестра Гленна Миллера. Под бессмертные аккорды затих размеренный шум кофемашины, Баки взял чашку и вылил кипяток прямо на живую руку, даже не ощутив боли, потому что из динамика вдруг полилось:
Выдох, вдох. Хорошо дышать.
Черный горох нелегко глотать.
Пуля и ствол — нажал и разошлись.
Где добро, где зло — попробуй разберись.
Баки замер и повернулся к радиоприемнику, словно оттуда мог вылезти тот, кто первым дал прослушать эту песню Зимнему глубокой ночью в крошечной конуре, что ГИДРА выделила Солдату в качестве комнаты.
А что мне надо? Да просто свет в оконце.
А что мне снится? Что кончилась война.
Куда иду я? Туда, где светит солнце,
Вот только б, братцы, добраться б дотемна.
Не ретро, не американская; русская песня неизвестного Солдату певца удивительно отражала и его, и командира состояние. Тогда. И сейчас.
Шаг, другой. До счастья далеко.
Эй, брат, постой, я знаю нелегко.
Вымой лицо, побрейся, улыбнись.
Выйди на крыльцо, свободе поклонись.
Она настолько и сразу цапанула Солдата, что потом не раз командиру удавалось на корню пресечь только намечающийся срыв, просто нашептав на ухо живому оружию:
А что нам надо? Да просто свет в оконце.
А что нам снится? Что кончилась война.
Куда идем мы? Туда, где светит солнце.
Вот только б, братцы, добраться б дотемна.
Под эти звуки Солдат таял, оживал, боготворил своего командира. И тот отвечал доверием настолько, что другие бойцы в открытую считали безумием, когда он позволял Зимнему слушать и тихонько подпевать, если СТРАЙК оставался без свидетелей — на привалах, в джете, во время марш-броска.
Потом уже Баки как-то узнал, что своеобразный гимн СТРАЙК нашел их русский связист Попов. Тот самый, которого он в переулке, не дрогнув, приложил с размаху о каменную стену, когда тот первым заметил его приближение к командиру. И привычно попытался защитить. Прекрасно понимая — какой может быть цена.
Барнс стиснул зубы. А ведь про Попова они со Стивом вообще даже ни разу не вспомнили за все это время! Тот, наверное, рядом с командиром сейчас лежит. И получается, что на нем, Баки, двойное убийство.