– У нас много фартальских блюд, – широко улыбнулся подавальщик. – Если желаете – паста карбонара, например, или равиоли со свининой и базиликом… в сырном соусе или в помидорном. Десерты разные, в том числе плайясольские и ингарийские. И наша кухня, разумеется. Лучшая в Фарталье, между прочим! Может, желаете ознакомиться? Нежная поросятина, изысканные колбасы, пироги, равных которым нигде не найдете! Студень только вчера залили, а рубец повар утром фаршировал. И вино, конечно, рекомендую.
– М-м-м, вино, небось, местное? – вздохнул Бласко, вспомнив дурную репутацию салабрийского вина.
– Не только, сеньор! Мы приличное заведение, у нас большой ассортимент! – почти искренне возмутился подавальщик. – У нас и орсинское есть.
– Не надо, – быстро сказал Бласко. Орсинское вино было немногим лучше салабрийского. – Что-нибудь вроде компота, пожалуй. И равиоли. В сырном соусе. Колбас и пирогов не надо.
– Зелень есть какая-нибудь? Приличная зелень, не репа и не брюква, – поинтересовалась Жиенна, оглядывая зал. Все посетители ели либо вареные поросячьи ножки с хреном, либо кровяные колбаски с жареными помидорами и сладким перцем, либо пресловутый бараний рубец с перловкой и курдючным салом.
– Салат имеется. Помидорчики с розовым луком, сладким перцем, базиликом и оливковым маслом, также салат из листьев латука, яблок и огурчиков с козьим сыром, – подавальщик наконец сообразил, что гости не горят желанием пробовать местную кухню – видимо, с ней уже знакомы. Потому и не горят.
– Тащи, – велела Жиенна. – И сладкого чего-нибудь приличного. С чаем. Но это уж на твое усмотрение.
Подавальщик поклонился и ушел.
Посетители, хоть и были заняты едой, но всё-таки на близнецов посматривали с любопытством.
– Чего это они, – удивился Бласко. – Овиеда же центр провинции, наверняка сюда много народу неместного ездит.
– Может, не так много, как кажется, – пожала плечами Жиенна. – Или просто потому пялятся, что мы близнецы. Знаешь же, здесь о близнецах очень своеобразные представления… Не заморачивайся. Всё равно будут ведь пялиться, что здесь, что у бабушки. Кстати, о том, как до бабушки доехать. Как думаешь, во сколько нам обойдется договориться с этим магом?
– Не знаю, – Бласко достал из кармана кошелек и заглянул в него. – Вообще-то он должен нас бесплатно доставить куда нам требуется. Но я в этом очень сомневаюсь… В любом случае больше десяти реалов не дам.
– Я тоже. Но сначала попробуем бесплатно. Не так часто мы такими услугами пользуемся, так что пусть отрабатывают что положено.
Бласко вздохнул:
– И кстати, надо бы мне перед тем еще зайти в банк и по чекам деньги получить, так что давай тут рассиживаться не будем, а то в этакой глуши после трех уже никто из чиновников работать не хочет. И я останусь без наличных денег.
В его кошелке было только десять реалов и четыре чека-поручительства на разные суммы. В королевском казначействе или банке ему должны были без вопросов обменять эти бумаги на полновесные реалы. В общем-то это можно было сделать еще в столице, а то и просто получить у тессория Корпуса сразу монеты, но Бласко очень торопился в отпуск, а тессорий, как назло, куда-то завеялся с ключом от денежного шкафа. Пришлось вытребовать у его помощника чеки, благо хоть печать у того была.
Тут появился подавальщик с большим подносом, поставил его на стол:
– Приятного аппетита, сеньоры.
Он составил с подноса на стол тарелки, чашки и кувшин, и ушел. Бласко ковырнул вилкой в своей тарелке, подцепил равиолину и отправил в рот. Прожевал:
– А знаешь, на вкус вроде ничего.
Салат и сладкий пирог с ягодами тоже оказались вполне достойными, так что Бласко даже не только не стал забирать у подавальщика сдачу с пяти реалов, но и добавил пол-реала сверху, хотя и было очевидно, что цену блюд тот явно завысил. Но не слишком, вполне в меру.
В банке всё прошло гладко: чеки приняли без вопросов, монеты выдали сразу в мешочках, и Бласко старательно распихал их по карманам и вьюкам.
На станции телепортов даже не пришлось показывать телепортисту отпускные свидетельства. Странное дело, но маг-телепортист не спросил никаких бумаг и даже не заикнулся о какой-то плате, зато поинтересовался, куда им после Сакраменто. Когда Жиенна сказала, что в усадьбу Гонзалез, обрадовался и пообещал, что лично их туда доставит, то есть не совсем туда, а в село Три Оврага, где он несколько раз бывал. А оттуда до усадьбы совсем недалеко.
Причину такой любезности Бласко понял, как только повнимательнее посмотрел на телепортиста. Тот во все глаза пялился на Жиенну, а она ему строила глазки и мило улыбалась. Бласко хмыкнул, но не сказал ничего. В конце концов, если телепортист решил напрячься исключительно ради Жиенниных улыбок – почему бы и нет? Его проблемы. Всё равно кроме улыбок ему ничего не светит.
Так что очень быстро Бласко и Жиенна оказались в Трех Оврагах. Тепло распрощавшись с телепортистом, несколько разочарованным тем, что Жиенна сделала вид, будто не поняла его намеков насчет более близкого знакомства, близнецы решили для начала осмотреть село, а там и в усадьбу отправиться.
Осмотреться им толком не дали: не успела осесть пыль на площади после телепорта, как поглазеть на приезжих сбежалось полсела. Особо любопытные даже начали расспрашивать, по какому делу приехали, причем многие вполне сносно говорили по-фартальски, хоть и с забавным акцентом. Жиенна, мило улыбаясь, на это ответила, что они внуки сеньоры Людовики Гонзалез и приехали к ней в гости. Поселян этот ответ удовлетворил, но лавочник не успокоился, пока не уговорил их заглянуть к себе в лавку – «вдруг вам что нужно, у меня всё есть для красивых девушек и серьезных парней». В перечень таких товаров здесь входили зубной порошок, дешевый гуталин, не слишком от него отличающаяся по цвету и запаху помада для волос, мыло простое местное, серого цвета, мыло яичное и лавандовое плайясольское, на вид очень старое, духи и подводка для глаз, понюхав которые, Жиенна сморщила нос. Были также женские товары для особых дней, белила, румяна и почему-то толстые стельки из бересты и кожи. Бласко посмотрел на них с большим недоумением, и лавочник пояснил, что это товар для самых больших модников – чтоб сапоги скрип издавали.
– Знаете, мне не надо, – покачал головой Бласко. – Не модник я. А сапоги мои меня вполне устраивают и без скрипа. Вы, почтенный, лучше скажите – а какие тут развлечения есть? Мы к бабушке на три недели приехали, так что соскучиться успеем. Чем тут можно заняться, кроме охоты и рыбалки?
– Да много чем, сеньор. Танцы по седмицам, средам и пятницам, вот еще Праздник Урожая будет через две недели, и свадьба, кстати, тоже. Свадьбы у нас тут веселые… И таскание барашка, совсем забыл.
– Таскание барашка? – переспросил Бласко. – А что это?
– Неужто не слыхали? – удивился лавочник. – Да это ведь наша салабрийская народная забава, как же вы не знаете-то.
– Мы сальмийцы, – на всякий случай уточнил Бласко. – А в Сальме такой народной забавы нет. Так что там с барашком?
– А просто. В сентябре скот с пастбищ сгоняют на сортировку. Ну, там, каких овец баранам покрывать, каких на мясо забивать, такое. И выбирают упитанного, крепенького молодого барашка, привязывают на выгоне. А удалые парни со всех окрестных сел скачут на тот выгон во весь опор. Кто первый доскакал, хватает барашка и на седло. И скачет обратно в село. Тут другие, конечно, барашка у него отобрать норовят. Вот кто с барашком в свое село первый прискакал, тот и победил, и тогда ему с каждого двора по молодому барашку или овечке дарят. Считается, что если удальцу подарить лучшего ягненка, то приплод у овец потом хороший будет, все ягнята – как подаренный барашек. А само таскание очень веселое, правда, бывает, что головы до крови разбивают, руки-ноги ломают, ну то дело молодое, удалое.
– А барашек? – подала голос Жиенна. – Надо полагать, ему-то веселого в этом мало, а?
– Ну, так он же барашек. Что ему, он привычный. Бывает, конечно, что целиком до села его не удается довезти – то ноги оторвут, а то вообще на части поразрывают. Но тогда и победителю ничего не дарят, а в родном селе могут и побить. В прошлом году так было – Хуан из Подхолмья барашка схватил и никому отбить не позволил, но перед самым въездом в село на него налетел наш Бенито, пивоваров сын, да и оторвал барану голову. Мы Бенито за то пятью свиньями наградили, а подхолмские Хуана побили знатно. Хуан этот ведь три года подряд таскание выигрывал, и оттого наших овец то волки грызли, то болячки одолевали, а в Подхолмье – что ни овца, то красавица.
– Понятно, – Бласко оглядел лавку. – М-м… мы подумаем насчет такого развлечения. А насчет болячек овечьих – так может, просто надо было знахаря хорошего найти или на мага скинуться?
– Так маг же дорого возьмет, – посмотрел на них как на городских дурачков лавочник. – Старый дедовский способ не хуже. А насчет знахаря… ну, у нас тут есть ученый мэтр, племянник сеньора Роблеса. Лет пять тому сюда приехал да и поселился в Роблесовской усадьбе, наукой занимается. Какой он там наукой занимается, то не ведаю, а лекарства от копытной гнили и от парши для овец он хорошие сделал. И советами помогает неплохо. Плату свиными да бараньими тушами берет, не деньгами. Куда он их девает – непонятно, мясо жрет, наверное, с утра до вечера… потому как работников не имеется, слуг тоже, кроме сторожа Симона да чокнутой Кармиллы, экономки его… Вот уж нашли друг друга – алхимик да ведьма. Ежели вы в усадьбу Гонзалез едете, то как раз мимо Каса Роблес будете ехать, может и познакомитесь… Кстати, а вы-то сеньоре Гонзалез внуками по какой линии будете?
– Наша матушка – старшая дочь сеньоры Людовики, – мило улыбнулась Жиенна.
– А-а-а, точно, помню, Маргарита ведь в Сальму замуж вышла. Вроде как там по королевской части служит, а? – полюбопытствовал лавочник.
Бласко и Жиенна переглянулись. Они знали, что бабушка Людовика не стала в свое время посвящать соседей в то, что ее старшая дочь Маргарита оказалась магичкой. Магов в Салабрии не любили и боялись, особенно в сельской местности, а сеньоре Гонзалез совсем не нужно было портить отношения с соседями и поселянами. И со своим доном Фонтесом тоже. Гонзалезы были дворянами, но не донами, а гидальгос. Гидальгос – это были кто-то вроде сальмийских кабальерос, но в отличие от них обязательно приходились донам близкой родней по крови и владели правом наследственной аренды земли. Людовика Гонзалез была троюродной сестрой нынешнего дона Фонтеса, а ее усадьба Каса Гонзалез – частью домена Фонтес и наследственной арендой Гонзалезов. Салабрийское дворянство ревностно относилось к чистоте крови и очень неодобрительно смотрело на браки с недворянами. И на недворянские занятия тоже, к каковым причисляли и магию. Так что, по всей видимости, бабушка Бласко и Жиенны всем родственникам по линии Фонтесов говорила, что старшая дочка вышла замуж за некоего сальмийского кабальеро и состояла на королевской службе. Это было, по крайней мере, более приемлемо для салабрийских сеньоров, чем занятие магией и брак с магом-недворянином. Хотя, конечно, род Гарсиа был ничем не хуже многих старинных дворянских родов. Уж прославленных предков у них было не меньше, чем у, скажем, Дельгадо, и уж точно куда как побольше, чем у тех же Фонтесов.
– Наша матушка служит его величеству, – сказала Жиенна. – По военной части.
Лавочник уважительно поднял бровь. Королевская служба, особенно военная, для салабрийского гидальго (как мужчины, так и женщины) была вполне достойным занятием. И Жиенна даже, в общем-то, не соврала – ведь их мать была боевой магичкой и действительно состояла на королевской службе.
– Славное дело, – кивнул лавочник. – А вы сами, сеньоры, чем занимаетесь?
– Студенты мы, – видя, что Бласко уже открыл рот, чтоб сказать, что он паладин, быстро вмешалась Жиенна. – А скажите, у вас леденцы лакричные есть? А то мне так они нравятся, а у нас их достать трудно, такое наши кондитеры не делают.
Лакричные леденцы – истинно салабрийское лакомство – и правда очень нравились близнецам, так что у Жиенны получилось вполне искренне. Лавочник отвлекся от расспросов, нырнул под прилавок, выдвинул большой ящик, скрутил из бумаги кулек и щедро насыпал леденцов: