Подружились они быстро. К своей радости Алика вскоре убедилась, что Таша — чуткая, сознательная и отзывчивая девочка, отвечавшая благодарностью на заботу и добро. Впрочем, чего-то другого от Ольгиного потомства Алика и не ожидала. Таша была вылитая мать — и внешне, и душевно. Алика порой вздрагивала, слыша её голос — точь-в-точь Ольгин.
Проблема компульсивного, «эмоционального» переедания у Таши обнаружилась тоже почти сразу. Она и без того страдала лишним весом, а после гибели родителей стала полнеть ещё больше. Её пристрастия лежали в области сладостей: печенье, пряники, сладкая газировка и соки, булочки, шоколад, мороженое, сахар и хлеб — одним словом, углеводы. Оставалось только диву даваться, как зубы у этой сладкоежки до сих пор не пострадали. Видимо, удачные гены и молодость покуда спасали. В их роду по линии матери зубные проблемы начинались довольно поздно. Если вообще начинались.
Что же делать? Как помочь? Слыша, как Таша, жуя шоколадку, всхлипывала за своим ноутбуком, Алика закусила губу, прислонившись спиной к стене. О том, чтобы войти в погружённую в вечерний сумрак комнату, застукать племянницу «на месте преступления» и пристыдить, и речи не могло быть. Что-то удерживало Алику от таких грубых, прямолинейных и травмирующих действий. Она понимала: осиротевшей девочке просто не хватило родительской любви, и она посредством еды «утешала» себя, как могла. Жизнь мамы и папы оборвалась... Кто же теперь согреет улыбкой, мудрым советом, родным теплом? Восемнадцать лет — взрослость весьма условная, юридическая. А на деле...
Тихонько открыв дверь, Алика проскользнула внутрь. Отодвинув в сторону недоеденную шоколадку и завернув её в фольгу, Таша слушала какую-то музыку в наушниках на YouTube, а по её щекам градом катились слёзы. Алика осторожно дотронулась обеими руками до её плеч. Таша вздрогнула и вскинула мокрые ресницы. Сдвинув наушник с её уха, Алика проговорила:
— Таш, солнышко, если тебе хочется поплакать — поплачь. Не надо прятаться от меня. Я всё понимаю, родная.
Губы племянницы задрожали, рыдание рванулось из её груди, но она усилием воли зажала его зубами внутри.
— Отпусти, отпусти это, — шепнула Алика. — Поплачь. Плакать — не плохо и не стыдно. Ты дома. Всё хорошо. Я рядом.
Таша сдалась — уткнувшись в грудь Алики, затряслась в слезах. Сама Алика плакать не могла, её слёзы давно пересохли, исхудавшее лицо хранило суровую маску, но рука ворошила волосы племянницы, поглаживала её плечо, а губы прижались поцелуем к макушке.
А в другой раз Алика, улыбаясь, говорила:
— Таш, это правда, серьёзно. Мне незачем врать.
Они сидели у зеркала, отражаясь в нём. Таша расчёсывала свою великолепную шевелюру — и опять печально задумалась. Конечно же, тужила она о своей девичьей беде — лишнем весе.
— Таш, когда я тебя увидела там, на похоронах, мне подумалось: «Какая красавица!» Что за личико! А волосы! А глаза... С ума сойти можно. Если б мы не были родственницами — влюбилась бы.
— Ага, красавица... Только жирная, — усмехнулась Таша.
Алика, обняв её сзади и прильнув щекой к её щеке, издала мурлычущий смешок.
— Ташенька... Ты красивая, очень красивая. Поверь ты уже в это наконец.
Она не кривила душой ни на йоту. Она видела лишний вес Таши и... вместе с тем не замечала. Точнее, его заслоняло её милое личико, её чудесные волосы, глаза и ресницы, её доброе сердце и родная, тёплая душа. Да, у Алики никогда не было своих детей, но сейчас она была готова набить морду всякому, кто посмел бы утверждать, что Ташка — не самая лучшая, не самая красивая на свете.
Да, она не вынашивала Ташку в своём чреве. И вместе с тем — как будто выносила. Она не видела её первых детских рисунков-каракулей, но гордилась ими. Ей не довелось стать свидетелем её первых шагов, но в её душе они произошли на её глазах.
И совсем уж тайное: Алика знала Ташкину страницу с рассказами, стихами и фанфиками. Она прочитала все её работы и прокляла бы любого, кто посмел бы сказать, что они — не шедевры, и что их автор — не умница и не талантище.
Если бы какая-нибудь высшая сила потребовала от неё умереть в обмен на Ташкино счастье, она бы без колебаний отдала свою жизнь. Просто перестала бы принимать эти треклятые таблетки, лишь бы у Ташки всё сложилось хорошо и счастливо. И чтобы исполнились все её сокровенные мечты.
Вот такое «родительское безумие» охватило её. Она и усмехалась над ним, осознавая его преувеличенность, и берегла, лелеяла его. Ради него она жила. Да, её накрыло, «вштырило». Но протрезвляться от этого не хотелось.
Спустя некоторое время Таша нашла себе подработку — раздавать рекламные листовки на улице. Ещё она мыла пол в каком-то магазине, а потом работала на кассе в ресторане быстрого питания. Она не гнушалась ничем, лишь бы не быть обузой и не просить деньги на карманные расходы.
— Таш, ты, главное, учись хорошо, — говорила Алика. — Это — основная твоя задача. А со всем остальным мы справимся.
С Мариной она познакомилась на форуме для онко-больных. Марине удалось победить рак молочной железы — добиться стойкой ремиссии. Души Алики будто касалось светлое, сияющее, доброе крыло — так она себя чувствовала, общаясь с Мариной.
По счастливому стечению обстоятельств, их разделяли всего пятьдесят километров. Марина жила в загородном доме с двумя детьми и отцом-пенсионером. Они держали кур, коз и пасеку в сто двадцать пчелиных семей; сперва это было для Марины чем-то вроде хобби и подработки, но постепенно превратилось в бизнес и источник основного дохода. Она торговала мёдом и другими продуктами пчеловодства, выезжала с частью пчелиных семей на новые места. Дело у неё было поставлено профессионально. Отец помогал ей на пасеке и в саду, а детей приходилось возить в школу на машине.
Михаил Сергеевич был из тех редких, мудрых, почти святых отцов, которые всё понимают, принимают. И просто безгранично, безусловно любят — в том и весь их секрет. Он был больше, чем отец, и больше, чем дедушка. Вручив Алике трёхлитровую банку сказочного, душисто-золотого мёда, он сказал:
— На здоровье. Тебе и племяшке твоей.
Ещё Алика получила в подарок настойку прополиса, настойку личинок восковой моли и коробочку пчелиной обножки. Всё это было преподнесено просто, ласково, со сдержанной улыбкой и какой-то провидческой аурой. Алика не могла отделаться от удивительного и немного неловкого чувства, что её читают, как открытую книгу, и видят больше, чем она сама. И намного больше, чем все смертные люди.
Миниатюрность Марины — ростом та была всего метр пятьдесят пять и хрупкого сложения — отзывалась в сердце Алики нежным ёканьем. Она казалась мягкой, женственно-мудрой, но, если приглядеться, то не менее сильной, чем Регина. Её сила заключалась в другом — не в неумолимом стальном блеске насмешливо-ласковых глаз, логике и самоуверенности, а в спокойной, золотоволосой и сероглазой лесной чистоте, пахнущей мёдом, антоновскими яблоками, смородиной, мелиссой и козьим молоком. Да, последнего Алика привезла с собой тоже целую трёхлитровую банку. Ташка в него просто влюбилась: из него получалась изумительно вкусная каша — во сто крат вкуснее, чем на коровьем. Литровую баночку домашнего топлёного масла Алика тоже получила в дар, оно нашло своё постоянное место и на кухонной полке, и в их с Ташкой рационе. Хранить его можно было даже без холодильника.
*
— Надо быть кому-то нужным. Делать что-то созидательное, творить. Если есть ради кого или ради чего жить, есть о ком заботиться — будет и шанс, что ты выздоровеешь.
Алика с Мариной собирали антоновские яблоки в саду. Существенная разница в росте не смущала их; Алика придерживала стремянку, а Марина срывала тяжёлые, крупные, душистые плоды. Антошка и Леночка были в школе, Михаил Сергеевич возился в теплице — снимал последний урожай помидоров, перед тем как убрать ботву и окурить теплицу дымом серных шашек для дезинфекции.
— Я не утверждаю, что это панацея. Я просто сама верю в это. Ну, вот такое убеждение у меня. Не могу гарантировать, что оно поможет всем, но с кем-то может и сработать. По крайней мере, со мной — сработало.
Марина улыбнулась, любуясь прозрачным от солнечно-золотого сока яблоком, впилась в него зубами — даже брызги в стороны полетели. Алика тоже откусила сочную, кисловато-сладкую мякоть с медовым ароматом, прожевала, и они поцеловались — глубоко, страстно, с взаимным проникновением душ.
Да, Регина могла помочь. Будучи владелицей аптечной сети, она могла достать «Тагриссо» — наиболее новое достижение среди противоопухолевых препаратов, стоившее безумно дорого. Алике удалось купить один блистер с десятью таблетками с рук, но целая упаковка стоила почти полмиллиона рублей. Уже после приёма двух-трёх штук самочувствие и работоспособность резко улучшились, прошёл хронический кашель, очистилось дыхание. Переносимость его у Алики была образцовая, никаких побочных эффектов. Обследование показало неплохое уменьшение размеров основной опухоли, часть метастазов исчезла, а оставшиеся тоже уменьшились.
Но согласиться на условие Регины она не могла. С Мариной их связал не только диагноз, но и нечто большее — яблочно-душистое, светлое, сладкое, как мёд. От этого тёплого, мудрого света Алика не могла отказаться, даже если бы он обещал ей не спасение и исцеление, а тихую, ласковую, приносящую отдых смерть.
— Аль, тебе есть ради кого жить. — Тяжёлое антоновское яблоко в маленькой, немножко мозолистой от сельской работы ладошке Марины сияло в сентябрьских лучах. — Это — самое главное. Держись за это и настаивай на этом. Ты ведь умеешь стоять на своём, правда?
В своей работе Алика не раз это доказывала, но могла ли она потягаться с костлявой фигурой в чёрном балахоне и с косой?
Она не нашла в себе сил рассказать о Регине и её предложении. Михаил Сергеевич привёз из школы детей, и они все вместе сели за стол. Пили чай с мелиссой и ели хлеб с мёдом. У кошки Пушинки летом родились котята, троих удалось пристроить, а двое так и жили дома. Один из них, а точнее, одна (это была кошечка) упорно мешала Михаилу Сергеевичу — тёрлась, ластилась и бодалась головой, мурчала и путалась под ногами, когда тот готовил теплицу к окуриванию серным дымом. Трёхцветную непоседу то и дело приходилось выдворять оттуда, но она лезла снова и снова.
— Да что ты будешь делать с этим шилопопиком! — рассмеялась Марина, подхватывая хвостатую малышку под пушистое тёплое пузико и прижимая к груди.
Маленькая забавная егоза обожала всех людей без разбору. Она и к Алике ластилась, тёрлась головой о её руки, увлечённо «охотилась» на верёвочку с привязанным к ней пёрышком. Ещё она очаровательно перекатывалась с боку на бок на травке, доверчиво открывая меховой животик, и любила карабкаться вверх по ногам, цепляясь коготками за брюки.
— Да ты ж такое чудо маленькое! — не удержалась Алика от смеха. — Кошарик — в попе шарик!
Ей вдруг пришла в голову одна мысль, но она не спешила её высказывать — просто с улыбкой обдумывала, выгуливала среди яблоневых крон.
*
На столе лежал учебник, ноутбук с подключенными колонками проигрывал грустновато-мягкую инструментальную композицию, а Таша шуршала упаковкой шоколадки, разворачивая фольгу. Рядом испускала ароматные пары кружка чая с мелиссой. Отломив и бросив в рот шоколадный квадратик, Таша запила его глотком чая, одновременно делая в тетради выписки из учебника. Выделяла важное маркером, подчёркивала, обводила кружочками цифры: первое, второе, третье. Конспект получался аккуратный, логичный, чётко структурированный — любо-дорого. Так материал усваивался лучше.