Мне кажется, я даже не услышу.
А вот это нашептал мне некто задолго до того, как я смог толком оценить Ахматову (да и у нее на часах всего лишь 1911):
На кустах зацветает крыжовник,
И везут кирпичи за оградой.
Кто ты: брат мой или любовник,
Я не помню, и помнить не надо.
И, наконец, 1922 год:
Дьявол не выдал. Мне все удалось.
Вот и могущества явные знаки.
Вынь из груди мое сердце и брось
Самой голодной собаке.
Больше уже ни на что не гожусь.
Ни одного я не вымолвлю слова.
Нет настоящего – прошлым горжусь
И задохнулась от срама такого.
Чертов Найман, видимо, резонно, связывал этот жестокий опус с последующим, жутким и невероятным (1927):
Здесь Пушкина изгнанье началось
И Лермонтова кончилось изгнанье.
Здесь горных трав легко благоуханье,
И только раз мне видеть удалось
У озера, в густой тени чинары,
В тот предвечерний и жестокий час
Сияние неутоленных глаз
Бессмертного любовника Тамары.
В ответ Найману: что ей дьявол? Детская забава! Дьявол страшен нам, смертным. Диалог бессмертных о другом.
И я о другом. Ахматова не изменилась? Не выросла? Всю жизнь об одном и том же? Верно. Абсолютно верно. Смертному это срам. Божеству – самое оно.
Вот – самое красноречивое. На дворе 1914 год, так что рано идентифицировать персонажи:
Земная слава как дым,
Не этого я просила.
Любовникам всем моим
Я счастие приносила.
Один и сейчас живой,
В свою подругу влюблённый,
И бронзовым стал другой
На площади оснежённой.
В 1963 году она снова напишет:
Ты, верно, чей-то муж и ты любовник чей-то.
В шкатулке без тебя еще довольно тем…
В одной ли шкатулке?
Божественные голени не накачаны мускулами. Они нисколько не атлетичны. Они – правильной формы. Они напоминают обутые в крылатые сандалии ноги Гермеса. Они – легки и гармоничны. Скорее женские, чем мужские – хотя всяко бывает. Именно так распознал их Аякс Оилид. Пришло время привести полную цитату – в правильном переводе:
Первым меж ними узнал его сын Оилея проворный.
Тотчас он слово сказал Теламонову сыну Аяксу:
«Верно, Аякс, кто-нибудь из богов на Олимпе живущих,
Образ провидца приняв, нам сражаться велел пред судами,