У Сережи мурашки пробежали по телу от таких слов. Потом он подумал:
«Да, Павлик говорит правду. С Крысой было бы еще страшнее. Крыса начнет разные мысли высказывать, философствовать — с ума сойдешь».
День тянулся к вечеру невыносимо долго и скучно.
— Может, Найду возьмем с собой? Для интереса, — с фальшивой улыбкой спросил Павлик.
— Да ты что! Лаять начнет. Перебудит всех, и ничего не получится.
— Наверно, ты прав, — вздохнул Павлик.
Наконец стемнело.
Мальчики спали на веранде, на раскладушках. Это было очень удобно — легко уйти, никого не потревожив. Из комнаты слышно, как хрипло, словно простуженные, бьют часы. Это тоже кстати — знаешь, который час.
Долго лежали, перешептывались. Говорили о чем угодно — только не о кладбище. Говорили для того, чтобы не заснуть. Но вскоре поняли — ничего не выйдет, до двенадцати им не дотянуть. Тогда договорились: спать по очереди, по полчаса.
Невыносимо тяжело бороться со сном и считать долгие ночные минуты! Чтобы не заснуть, пытаешься лечь как можно неудобнее, скорчиться, подвернуть руку. И бормотать что-то, но, ни в коем случае, не закрывать глаза, все время протирать их, трогать пальцами веки.
Наконец долгожданное: «Хрр-бом-м... Бомм... Бом...»
— Павлик, Павлик, проснись!
— А?! Что?!
— Твоя очередь.
И сразу засыпаешь, как убитый. Но, кажется, в ту же минуту:
— Сережа, Сережа, проснись...
— Что?!
— Теперь ты...
...Сережа сидел на кровати, обхватив ноги руками и упершись подбородком в колени. Тяжелые свинцовые веки закрывались сами собой. В голове метались сонные, обрывочные мысли...
И вдруг он вздрогнул — сон, как рукой сняло: на перила веранды легли две руки, появилась голова.
Сережа тихо ахнул. Но тут же узнал — Крыса!
— Ой! Что? Чего?
— Ты не спишь? — шепотом спросил Крыса. — А Павлик?
Еще ничего не понимая, Сережа затормошил Павлика. Тот вскочил, сел на кровати и, шатаясь со сна, будто пьяный, обалдело уставился на Крысу.
— Вы получили? — снова зашептал Крыса. — Я вам сейчас все объясню. Только пошли на улицу, а то всех перебудим... Там Лесик ждет. Пошли.
Голос у Крысы был умоляющий и какой-то будто виноватый.
Ребята стали одеваться. Лихорадочно, поспешно, словно бойцы, поднятые по тревоге.
За калиткой на лавочке сидел Лесик. Он ежился и шмыгал носом.
— Ну, чего? — стуча зубами, нетерпеливо спросил Павлик. Его знобило после сна.
— Это я вам написал. И по телефону тебе, Сереженька, я звонил. Басом, чтобы ты не узнал. Вы не сердитесь. Я сейчас все объясню, все расскажу...
Ребята смотрели на него широко раскрытыми от удивления глазами.
А Крыса начал рассказывать.
8. Что рассказал Крыса
Три дня назад вечером Крыса пошел продавать яблоки. Смеркалось, и на базаре уже не было почти никого. Только какой-то пьяненький дедок с табаком-самосадом, незнакомый дядька, клевавший носом на мешках с картошкой, и Крыса. У него осталось с десяток яблок, и он ждал, что, может, удастся их продать — бабка не любила, когда он возвращался домой с «товаром».
Базарная уборщица, сердито ворча, подметала шелуху, огрызки, кочерыжки, другие базарные отходы и вывозила их на большой тачке с одним колесом.
Базарный день походил к концу.
Но жизнь на базаре не замерла.
Вон на прилавках, недалеко от Крысы, уже сидит стая парней в возрасте от пятнадцати до двадцати лет. Это так называемая «Кирилловская банда» — компания бездельников и головорезов, хулиганское соообщество базарной молодежи.
Душа «банды» — Яшка Шнобель, носатый парень в черной рубашке с белыми пуговицами и коротких узеньких брючках, из-под которых выглядывают белоснежные носки — самые настоящие тебе ноги циркового коня.
Яшка — непутевый сын «мадам» Канторович, которая торгует битой птицей. Прожив на свете неполных восемнадцать лет, он уже успел за хулиганство и кражи год просидеть в колонии для несовершеннолетних правонарушителей. Половина товара «мадам» Канторович в тот год пошла на передачи.
Выйдя из колонии, Яшка заверил мать, что «завязал», то есть порвал с преступным миром. Но, ни учиться, ни работать не захотел.
— Яша, что ты себе думаешь, Яша? — с отчаянием спрашивала мать.
— Пусть лошади думают, у них голова большая, — нагло отвечал Яшка. — Я должен отдохнуть от тюрьмы. А если ты будешь цепляться, я снова начну воровать. Слышишь?
Перепуганная мать замолкала, и Яшка, выпросив у нее деньги, шел «развлекаться».