Нехороший был человек Яшка, подлый и грубый. Но «банда» неоспоримо признавала его авторитет. Для них это был Шнобель, овеянный славой воровских подвигов, который уже «чалился», то есть сидел в тюрьме, и который значительно лучше, чем родной язык, знал жаргон уголовников.
А Яшка охотно и щедро делился с друзьями своим «жизненным опытом». Он рассказывал бесконечные истории о знаменитых специалистах-ворах. Завороженная «банда», раскрыв рот, слушала.
И особенным успехом пользовался «душещипательный» и безграмотный тюремный фольклор.
Тихими летними вечерами, когда на столбе посреди пустого базара вспыхивала единственная засиджена мухами лампочка, Яшка Шнобель, опершись на прилавок и неумело, беспорядочно бренча на гитаре, сиплым рыдающим голосом выводил:
Я плакал так, друззя мои,
Что в нашей комнате обои отсырели…
Затем, лихо ударив по струнам, неожиданно переходил на другой, бодрый мотив:
Какой я был тогда дурак,
Надел ворованный пиджак
И шкары, брат, и шкары, брат, и шкары.
И вот благодаря тому
Обратно я попал в тюрьму
На нары, брат, на нары, брат, на нары!
И вся «банда», млея от восторга, гнусавыми голосами повторяла припев.
Крыса не раз слышал эти «концерты».
Сначала ему, как это ни странно, даже нравились то надрывные, со слезой, то разудало-залихватские мотивы блатных песен. Вскоре он почти все их знал наизусть и некоторым даже научил Лесика, Павлика и Сергея.
Но впоследствии его увлечение уголовной романтикой исчезло также неожиданно и молниеносно, как и возникло.
Воплощением всех «добродетелей» преступного мира для кирилловских ребят был, конечно, Шнобель. В базарном районе Кирилловки он «боговал1». Его слово было законом, его действия — вне всякого закона.
Однажды он гулял по базару в сопровождении братии прихвостней — кандидатов в воры.
Шнобелю было скучно.
Медленной вихляющей походкой он подошел к Крысе и меланхолично посмотрел на корзину, стоявшую на скамейке. Верхняя губа Шнобеля была брезгливо оттопырена, из-под нее сверкала «фикса» — золотой зуб. Шнобель так привык показывать свою «фиксу», что верхняя губа его, кажется, навсегда стала такой искривленой, сморщенной.
В корзине Крысы было полно яблок-малиновок, розовых, краснощеких, будто личики кукольных матрешек. Вкусные яблоки. Двенадцать рублей десяток. Крыса только что вынес их продавать.
Не глядя на Крысу, словно совсем не замечая его, Шнобель взял из корзины одно яблоко, надкусил, пожевал немного, поморщился и положил обратно в корзину. Потом взял второе, тоже надкусил, снова скривился и положил в корзину. Взял третье.
«Банда» захихикала. Шнобелевы «молодцы» окружили Крысу, закрывая от посторонних глаз.
Вскоре в корзине было полно надкушенных яблок.
Озадаченный Крыса только молча смотрел на руку, которая брала яблоки, подносила ко рту и клала обратно в корзину.
Наконец он через силу выдавил из себя:
— Ты что делаешь?
— А? Ш-шо? — как будто только теперь увидев Крысу, удивленно поднял брови Шнобель. — Нельзя попробовать? Я пробую.
И, надкусивши последнее яблоко, выплюнул прямо в корзину:
— Нет. Не вкусно. Ерунда.
Кровь бросилась Крысе в лицо, слезы закипели на глазах.
— Ты... ты... — захлебывался он. — На, на тебе все — раз ты такой! Ешь!
И, опрокинув корзину, высыпал яблоки под ноги Шнобелю.
Это стало для Шнобеля сюрпризом. Он не ожидал такой реакции от маленького мальчика, который всегда с нескрываемым восторгом смотрел на него. В глазах Шнобеля промелькнул испуг. Невинная «шутка» могла перерасти в скандал с участием милиции. А это ни как не входило в его планы.
— Ну-ка соберите яблоки! — бросил он своим ребятам. — Быстро, ну!
И, склонившись к Крысе, яростно зашипел:
— Ты шо, несчастья захотел? Сявка!
Через минуту около Крысы уже не было никого. Только корзина с надкушенными яблоками напоминала о том, что все это ему не приснилось.
Так зародилась в Крысе бессильная ненависть к тому, чьими песнями еще совсем недавно он так восхищался.
Он ненавидел и боялся Шнобеля.
Но Крыса был парень с характером. Недаром он мог прыгнуть в воду с самой верхушки старой вербы, а там метров десять, не меньше! И не солдатиком, а вниз головой.
Никто в мире не догадался бы, что он боится Шнобеля. Хотя ничего удивительного в этом не было, потому что Шнобеля боялись все, и он мог одним пальцем свалить Крысу с ног.
Трепещущей льдинкой становилось у Крысы сердце, когда он видел Шнобеля, однако никогда не избегал встречи с ним, не убегал и не показывал, что боится. Может, из-за этого Шнобель и не трогал его больше.