Небесный дар послушался и в самом деле стал выглядеть лучше — точно даосский бессмертный, парящий в облаках. Когда он шел, раскачиваясь, по улице и все изумленно глядели на него, он немного стеснялся. Но после того как он раза два прошелся вместе с Ди Вэньшанем, его нос задрался выше макушек деревьев, и ему показалось, что он действительно чует волшебный аромат, доносящийся с небес. Теперь носки его ног уже не сталкивались друг с другом, потому что он широко раздвигал ноги и ставил их на пятки. Ходьба получалась очень медленной, но зато красивой. Поскольку веера и прочие мелкие вещи в юньчэнских антикварных лавках было нелегко купить, Ди Вэньшань давал или продавал ему свои. Продавая, он не требовал немедленно денег и даже не называл цену, как какой-нибудь торговец, а говорил:
— Возьми, пользуйся! Этот веер купил еще мой дед, когда служил чиновником в Ханчжоу. Картинка на нем хорошая и надпись тоже ничего. Каркас сделан из пестрого бамбука, но смотри не мочи его! Пестрый бамбук — не то что обычный, как бы пятнышки не смылись!
Ди Вэньшань был настоящим другом — всему его учил и тратил на это немало денег. Жизнь Небесного дара стала гораздо интереснее: он делал что хотел, говорил что хотел, и все это было исключительно изысканным. Вместе с Ди Вэньшанем они иногда отправлялись к северу от города удить рыбу. Именно удить, а не ловить, потому что главное заключалось в удочке Ди Вэньшаня, которая, по его словам, стоила больше тридцати юаней. А улов совершенно не имел значения, так как они удили рыбу только для воспитания духа. Небесный дар чувствовал, что ему просто необходимо воспитывать свой дух, и именно в молодые годы, ибо когда еще его воспитывать? Ди Вэньшань умудрялся сохранять пойманных мальков больше месяца. Он сажал их в большую фарфоровую чашу с водорослями, подсвечивал красным, и тогда казалось, что рыбки плавают среди кораллов. Обычно за полдня друзья ловили всего одну крохотную рыбку под названием «ивовый листок», но зато сколько в этом было поэтичности!
Приглашал Ди Вэньшань Небесного дара и к себе домой. Сестра Ди, старше его на два года, была известна своими талантами: прекрасно рисовала, вышивала, играла на флейте, особенно хорошо рисовала пионы. Их матери очень понравился Небесный дар. После второго или третьего визита она позволила ему взглянуть на дочь. Та вошла, произнесла несколько церемонных фраз и исчезла, но Небесному дару показалось, что он увидел фею.
Фею звали Вэньин. У нее было тонкое удлиненное лицо с выражением, исполненным достоинства, и длинные, чуть изогнутые брови — тоже тонкие и очень черные. Одета она была просто, но с большим изяществом. Она родилась, когда ее отец служил в Кантоне, и поэтому умела говорить, помимо пекинского, на кантонском диалекте. В процессе беседы госпожа Ди непринужденно разузнала у Небесного дара о его семейных делах (именно разузнала, никоим образом не выспрашивая), а затем сделала сыну тайный жест, означающий, что этого юношу можно принять в их дом… С тех пор Небесный дар погрузился в атмосферу райского блаженства, снова вспомнил фразу: «Наши судьбы связаны неразрывно!» — но никак не мог передать ее объекту своего обожания, поскольку не видел его. Лишь один или два раза он издали слышал, как Ди Вэньин играет на флейте, и сложил по этому поводу такие стихи:
Он читал это стихотворение нараспев, мотал головой и, пытаясь воспитать свой дух, уронил на подушку немало слез, потому что не мог уснуть.
Госпожа Ди была очень добра к Небесному дару и, если он делал что-нибудь не так, мягко его журила, поясняя, что относится к нему как к родному сыну. Она учила его говорить осторожно, а действовать смело, чай пить медленно, одежду не пачкать и правильно складывать, подошвы туфель чистить по краям мелом…
— Здесь вы можете вести себя свободно, — говорила она, — потому что мы ваши друзья, но в других местах будьте осторожны. Хорошо?
Небесный дар понимал, что она хочет помочь ему, и был благодарен ей за это. Он очень боялся, что его будут высмеивать как сына торговца, и, когда оказывался в других домах, предпочитал вообще не пить чай — лишь бы не нарушить каких-нибудь церемоний. В семье Ди он чувствовал себя менее скованно. Если к Ди приходили гости, он уже имел право не уходить совсем, а скрываться в комнате своего друга. В такие минуты туда заглядывала Вэньин и приносила ему «похлебку из восьми драгоценностей» или засахаренные семена лотоса.
— Я принесла это сама, потому что боялась, что у служанки руки грязные! — говорила она, ставила чашку и на мгновение задерживалась, смело и со значением глядя на него. Потом легко поворачивалась и снова исчезала.
После этого Небесному дару вообще не хотелось уходить домой.
Обо всем этом он не решался рассказывать отцу да и свою древнюю одежду дома не носил. Однажды, когда Тигр застал его за переодеванием, он сказал Тигру:
— Она дешевая, из старой перешита. Потрогай, какой толстый материал, за целый год не износишь! Очень экономно!
Ему пришлось сказать эти совсем не поэтические слова, но Тигр все понял и молча показал ему язык.
Больше всего его беспокоили счета от торговцев. Что делать, если в конце года отец разом получит все эти счета и не пожелает их оплатить?! Он попробовал притвориться беспечным, но у него это не до конца получилось. Уж не воспользоваться ли методом, который он не любил, но которым иногда приходится пользоваться? Он имел в виду метод, коим добывал деньги учитель Чжао, — кража и продажа. Конечно, это метод некрасивый и даже несолидный, однако во имя положения, которое он завоевал в обществе, во имя красивой жизни, которая была ему так дорога, к нему придется прибегнуть. И хотя он вновь тем самым провинится перед отцом, он не может бросить эту прекрасную жизнь, эту жизнь среди облаков — она выше всего на свете! Небесный дар начал чувствовать, что у человека должны быть деньги, что отец правильно делал, гоняясь за ними, только не надо глупо их тратить. С ними нужно обращаться так, как члены «Юньчэнского общества», которые тратят деньги с умом, не оставляя от них ни звука, ни запаха. Деньги приносят им материал для поэзии.
Еще больше приковывала его к этой красивой жизни, естественно, Вэньин. Жена, умеющая писать и рисовать! Талантливые супруги, которые целыми днями вместе сочиняют стихи или грустят над персиковыми цветами, — как это восхитительно! Он был убежден, что Вэньин любит его. С ней не так просто общаться, как со школьницами или студентками, но зато у нее в каждом слове, в каждом жесте таится невысказанное чувство: ведь не случайна эта «похлебка из восьми драгоценностей». Ради Вэньин не жалко истратить хоть все отцовские деньги. Он вспомнил любовные сцены из пьесы «Западный флигель» и размяк еще больше. Ему казалось, что теперь он должен превратиться в некое подобие женщины — тихой, спокойной, чувствительной, умеющей рисовать пионы, часто болеющей от грусти, а ни в коем случае не подражать Хуан Тяньба, это просто смешно. Или быть мужчиной, но таким, как студент Чжан или Цзя Баоюй,— опять же чувствительным, отказывающимся от еды, худеющим и пишущим при этом стихи. Человек должен с утра до вечера порхать над цветами, словно мотылек. И он, Небесный дар, тоже хочет быть мотыльком — маленьким желтым мотыльком, стремящимся к пиону! Ради этого он готов даже воровать папины вещи.
Отец все-таки не поправился как следует и время от времени снова хворал. Он никогда не умел следить за собой: едва чувствовал себя лучше, как наедался чего-нибудь неподходящего и опять заболевал. Ему не хотелось восстанавливать «Счастье и изобилие», да и сил на это не было; двумя другими лавками он тоже не очень занимался. К нему вернулось безразличие, но уже иное, связанное с признанием своей старости и слабости. Это безразличие попахивало смертью.
Отцу скоро исполнялось семьдесят лет, и Небесный дар хотел торжественно отметить его юбилей. Он собирался попросить своих талантливых друзей написать стихи, картины и прописи с пожеланиями долголетия, чтобы компенсировать торговый дух отца и поднять собственное положение как истинного интеллигента. Отцу все это было ни к чему, но он решил не противиться инициативе любящего сына. Он уже заплатил за него немало долгов, в том числе и по счету за веер, присланному Ди Вэньшанем, и как бы развязывал ему руки на дальнейшее. Когда эти счета приходили, он, конечно, ворчал, но в то же время понимал, что сын тратит деньги не на выпивку, не на азартные игры, не на продажных женщин, а на всякие старинные вещи, хотя это старье ему и не очень нравилось. Он пришел к выводу, что сын для него нечто вроде расточительной игрушки, которая все равно будет тратить деньги — если не так, то эдак. Презирая этих «интеллигентных разбойников» из «Юньчэнского общества», он сознавал, что от них может быть некоторая польза: они в состоянии делать такие вещи, какие недоступны торговцам, и попасть к начальнику уезда для них легче, чем друг к другу. Если бы сын не водился с ними, было бы хорошо, но раз водится — тоже неплохо. Ведь в нынешнее время торговцу полезно иметь связи с разбойниками или властями!
Незачем зря мешать сыну, однако нельзя позволять, чтобы эти бандиты из «Юньчэнского общества» целиком съели его. Вот почему господин Ню в последнее время все чаще задумывался о том, чтобы женить Небесного дара. Если сын женится на девице из чиновничьей семьи, все пропало: он, господин Ню, уже вкусил сладость этого. В молодости он тоже был наивен, а отцу его будущей жены нравились его доброта и деньги, вот он и попался на всю жизнь. Нельзя сказать, чтобы господин Ню ненавидел свою покойную супругу, но при каждом воспоминании о ней он невольно вздрагивал. Самые лучшие браки получаются, когда жена беднее мужа и по положению ниже, а зависимый зять все время чувствует себя несчастным, как Четвертый сын, искавший мать. Да, пока он еще держится на ногах, он должен устроить жизнь Небесного дара. Вот справит семидесятилетие и займется его женитьбой. Сплошные траты? Ничего, деньги с собой в могилу не унесешь. Все равно «Счастье и изобилие» сгорело, а когда в колодец падаешь, ушами за сруб не зацепишься!
Небесный дар, подражая матери, решил перед юбилеем выдрессировать Тигра:
— Если кто-нибудь станет спрашивать меня, ты говори: «Сейчас доложу!» — и бери у него визитную карточку. Понял? Потом, когда я тебе разрешу, вернешься к воротам и скажешь: «Прошу». Визитную карточку держи на уровне уха; сам иди впереди, а гость за тобой. Иди медленно, степенно, гляди в землю. Сможешь? Ну-ка, покажи!
Тигр задумался.
— Вот что я тебе скажу, братец, — произнес он после некоторого молчания. — Не умею я этого и не хочу уметь. Понял? Если я тебе не нужен, плевать, а превращать себя в обезьянку я не позволю. Имей в виду, что самую первую игрушку подарил тебе я, и это был не хлыст, а погремушка! Хоть я тебе и друг, а через обруч прыгать не буду. Понял?
Небесный дар позеленел от злости, но справиться с Тигром не сумел. В конце концов, Тигр действительно был самым старым его другом и в случае необходимости вполне мог вздуть его. Поскольку члены «Юньчэнского общества» не признавали драк, Небесному дару пришлось проглотить это унижение, а затем он даже возрадовался своему самообладанию.
Коллеги по обществу, очень уважавшие Небесного дара, решили на следующем заседании обсудить проблему юбилея его отца. Они отнеслись к этой проблеме очень горячо, выделили для украшения праздника лучшие картины и прописи, высказали массу ценных советов и так далее. Они очень любили, когда люДи действовали по их указаниям, и ради этого были готовы пожертвовать некоторыми суммами, даже довольно значительными. Но одновременно они намекнули ему, что в сам день юбилея прийти не смогут, так как им не пристало общаться с торговцами и они не хотят нарушать этого правила. Они могут прийти накануне, если Небесный дар пожелает приготовить для них какие-нибудь изысканные закуски. Юноша воспринял это как честь, а не позор и предложил им прийти с родственницами, втайне думая о Вэньин. Если она согласится прийти, их отношения станут еще прочнее! Сказать это открыто он, разумеется, не мог, а послать записку было еще опаснее. Лучше он для начала попросит ее нарисовать картину с пионами, а там видно будет. Он не смел сразу бросаться вперед, помня о поэтической грусти и «Западном флигеле».
За три дня до юбилея отец чувствовал себя очень хорошо. Он велел Цзи сварить суп с лапшой, поел немного и уже собирался сходить в лавку, как вдруг пришел приказчик и доложил:
— Меняльная контора «Источник благополучия» обанкротилась!
— Что? — Глаза отца застыли.
— «Источник благополучия» лопнул!
Господин Ню уже не мог ничего сказать: его разбил паралич. Всполошенный Небесный дар вместе с Тигром перенесли отца на постель, вызвали врача, но тот даже не стал выписывать рецепта, а сказал, чтобы они готовились к похоронам.
Отец лежал в забытьи и не двигался, только его белая борода слегка поднималась и опускалась в такт медленному, тяжелому дыханию. Он никогда не верил современным банкам и все свои деньги хранил в меняльной конторе «Источник благополучия», которую держал один старый шаньсиец. Другие шаньсийские фирмы лопались под натиском гуандунских и чжэцзянских предприятий, но эта стояла прочно. О ее банкротстве говорили уже не раз, но все это оказывалось слухами, которым господин Ню никогда не верил.
— Если уж «Источник благополучия» лопнет, то наступит конец света! — говорил он улыбаясь.
Господин Ню не признавал всяких новшеств вроде страховки от пожара или несгораемых шкафов, он верил только в «Источник благополучия», потому что эта меняльная контора существовала еще в его молодости. И она действительно никогда не подводила его, аккуратно принимая от него деньги, оплачивая все его счета, давая ему кредит хоть в три, хоть в пять тысяч, и притом без лишних проволочек, какие бывают в банках. Благодаря ей обе его оставшиеся лавки могли держаться даже без прибыли. И вот теперь она пала! Неужто на самом деле наступил конец света?
Небесный дар не думал об этом. Он, конечно, волновался, но все еще размышлял о том, как отпраздновать юбилей. Словам врача он поверил не больше чем наполовину, а сам надеялся, что отец сумеет встать и отметить свое семидесятилетие. Господин Ню несколько раз открывал глаза, но тут же закрывал их, так ничего и не сказав. К полуночи его дыхание стало еще тяжелее, глаз он уже не открывал. Небесному дару показалось, что он снова увидел лицо смерти. Это его отрезвило и испугало.
— Тигр, отцу плохо! — закричал он со слезами.
Он надеялся, что отец скажет ему хотя бы несколько фраз, как в свое время сделала мать. Господин Ню никогда не отличался красноречием, но он любил Небесного дара. Пусть скажет хоть что-нибудь, сыну нужны его последние слова! Беззвучная смерть даже страшнее обыкновенной. Да дышит ли еще отец?
— Папа, папа, — закричал юноша, — скажи что-нибудь!
Но отец молчал и не открывал глаз. Небесный дар чувствовал, что он во многом виноват перед отцом, что он часто недооценивал его, а сейчас даже не может сказать ему о своей вине!
Цзи и Тигр советовали обрядить отца, чтобы потом не теребить покойного. Небесный дар не соглашался: он не может относиться к живому, как к мертвецу, — отец еще дышит, — но перебороть их не смог. Когда отца обрядили, он уже не дышал. Небесный дар заплакал в голос. Во время смерти матери он так не убивался, и не потому, что отец был выше или умнее матери, а просто потому, что юноша любил отца.
Что же теперь делать? Он не знал. Он готов был вечно сидеть у тела отца, а мог и пойти спать. Нет, спать он не смог бы. Он должен что-то придумать. «Когда умерла мама, все взял на себя отец, а сейчас и отец умер — значит, остался я один?» Он знал это, но все равно не мог ничего придумать. Надо попросить Тигра: слезы у него не просыхают, но ему все-таки не так тяжело. Тигр его старый друг, с двенадцати лет был с отцом, потом вообще лишился родных, и семья Ню стала его собственной. Неужели он ничего не сделает?
Тигр предложил первым делом отправиться в лавку и взять денег, потом известить родственников. Небесный дар подумал об этих родственниках с ужасом, но не известить их было действительно нельзя. А денег нужно взять побольше, чтобы похороны вышли торжественными, как намечавшееся семидесятилетие. Деньги отца должны идти на него самого — только так можно оправдаться перед ним.
С утра Тигр ушел за деньгами и принес всего двести юаней! В лавках ему сказали, что от господина Ню остались одни долги. Конечно, многое ему должны и другие, потому что в торговле деньги постоянно обращаются, но сейчас, когда господин Ню умер, его долги надо обязательно отдать, а вот чужие долги можно и не собрать. На уплату долгов, вероятно, уйдут все товары, находящиеся в лавках. После банкротства меняльной конторы «Источник благополучия» кредит больше взять негде, так что обе лавки наверняка лопнут. Небесный дар был ошеломлен. Он ничего не понимал в торговле, думал, что это простое загребание денег, а как лопаются лавки, и подавно не знал. Правда, у него еще есть два дома… Их можно продать, но похоронить отца надо как следует, потом поздно будет проявлять свою любовь. Юноша послал Тигра к родственникам, а заодно попросил пригласить членов «Юньчэнского общества», особенно Ди Вэньшаня. Он был уверен, что, если его коллеги придут, родичи не посмеют снова скандалить, потому что члены общества накоротке с самим начальником уезда. Друзья наверняка подскажут ему, как продать или заложить эти дома, — на похороны нужно минимум полторы тысячи.
Тигр пробегал целый день. Небесный дар надеялся, что вечером кто-нибудь придет, но тщетно. На следующий день пришли несколько человек из лавок, однако вскоре скрылись, оставив в помощь лишь двух учеников. Юноша ждал хотя бы ближайших родственников, чтобы положить тело в гроб. Сам гроб был хороший, его заготавливал еще отец, но класть тело оказалось почти некому. Наконец положили, даже Тигр громко плакал при этом.
Весть о банкротстве меняльной конторы «Источник благополучия» давно облетела весь город — кому после этого было интересно идти на похороны господина Ню? Члены «Юньчэнского общества» к нему не имели отношения, они выдвигали Небесного дара только потому, что он был забавен и богат. Сейчас богатство улетучилось, так что говорить было уже не о чем. Собственно, они никогда не говорили о деньгах, но чуяли их лучше, чем кто-либо. Родственники семьи Ню тоже интересовались деньгами больше всего на свете, им не было расчета попусту тратиться на траурную одежду и жертвенные фигурки. Они ждали, когда Небесный дар начнет продавать свои дома. Если он будет их продавать, они ему покажут, а если не будет, они заставят его продать и тогда как следует растрясут. На фоне этих домов умри хоть несколько господ Ню — они не пролили бы и слезинки.