— Конечно, — немного хрипловато произнёс он, — Вот только…
— Я разберусь с Клаусом, — перебила его тут же она, прекрасно зная, что он скажет дальше, совсем не желая сейчас даже слышать имя его младшего брата, которого она хотела видеть лишь по ночам, чтобы удовлетворить свой голод. — Мне нужно переодеться, — вновь игриво улыбнувшись ему, она поспешила удалиться, делая очередной ход в этой нескончаемой игре.
И стоило ей только подняться к себе в спальню, как Элайджа услышал тихий смешок за своей спиной, в ответ на который он только и мог разве что прикрыть глаза и сделать глубокий вдох.
— Это так занимательно, — с ленивой усмешкой протянул Клаус, наконец встречаясь с братом взглядом, кажется, забавляясь тем, как складываются обстоятельства.
— Занимательно? — уточнил он, старательно сохраняя привычную холодность.
— Ты и я. Мы оба испытываем чувства к одной и той же женщине, — он взглядом указал в сторону массивной деревянной лестницы, по которой всего минуту назад ступала Катерина, думая что она на этой шахматной доске значимая фигура, — И оба знаем, кто она на самом деле.
— Вот только наши чувства разнятся, — горько усмехнувшись, проговорил негромко Элайджа в ответ, — Я люблю её, а ты ненавидишь всем сердцем.
— Ты любишь её только потому что у неё лицо Татии, — возразил поспешно Клаус, вновь скользнув по нему пристальным взглядом, буквально кожей ощущая какие страдания ему приносит то, что он должен либо и вовсе её к себе не подпускать, либо перешагнуть через себя и разделить её с братом; так, как было уже прежде в их человеческой жизни.
— Ты не прав. Я люблю и Катерину, — он вновь глянул в сторону лестницы, совсем не зная, остались ли у него уже силы на эту извращенную игру, — Она иная.
— Судьба вас вновь и вновь сталкивает вместе. К моей удаче, — на этот раз ухмылка была куда более жёсткой, напоминающей больше волчий оскал, обнажающий его истинную природу, — Её двойника к тебе прям тянет. Вот только не стоило от меня сбегать и лишать шанса на снятие проклятия. Теперь она — моя личная марионетка. И эта игра закончится только тогда, когда Я это скажу.
Элайджа лишь грустно усмехнулся в ответ, прекрасно зная, что его он наказывает даже больше, чем Катерину. Никак не мог ведь простить, что полюбил её. Никак не мог ведь простить, что Татия предпочла выбрать не его. И потому внушением подчинил себе Кэтрин, играя лишь по известным ему правилам.
— Но ты волен уйти, — спокойно произнёс Клаус, ладонью указав ему на дверь с лукавой усмешкой, — Ты же знаешь это.
— Я помню, — согласно кивнул Элайджа в ответ, сжав невольно пальцы правой руки в кулак, — И помню, что если сделаю это, то ты отправишь нашу семью на дно океана, Клаус. В отличие от тебя, я дорожу своими родными. Развлекайся, — холодно ему улыбнувшись, он поспешил удалиться, зная, что должен внушить вновь Кэтрин и заставить её поверить, что прогулка была, ведь поместье ей покидать было запрещено в его обществе.
Клаус проводил его напряжённым взглядом, едва подавив рвущийся из горла раздражённый рык, старательно пытаясь не дать волю внутреннему монстру. Не зря он столь долгое время следует тщательно своему плану, разрушая изнутри Катерину и вынуждая её купаться в собственной неуверенности и губительном чувстве никчёмности. И Элайджа должен это видеть. Элайджа должен быть тем самым лучиком надежды, который он у неё отберёт, обратив её любовь к нему в сплошную боль. Любви нужно лишь прорасти в её сердце, усилиться и заставить её поступиться мнимой игрой с братьями, в которой она не более чем пешка. Она должна сама выбрать Элайджу, тем самым лишившись его навеки, и вместе с тем потерять всякую надежду на желанное чувство необходимости. Вот тогда они будут квиты.
========== The Chamber of Secrets (Клаус/Кэролайн) ==========
Комментарий к The Chamber of Secrets (Клаус/Кэролайн)
Фэндомы: Дневники вампира и Гарри Поттер
Образы: Том Реддл, Джинни Уизли — «Гарри Поттер и Тайная комната».
***
Кэролайн частенько с лёгкой завистью посматривала на шумные группки учеников, видя радость на их лицах от того, что они вновь вернулись в стены родной школы. Видела, как они делятся без умолку новостями, то и дело озаряя стены Большого Зала звонким смехом и ослепительными улыбками.
У неё же никогда такого не было. У неё никогда не было верных друзей, да и просто приятелей толком. Попросту не умела находить общий язык с людьми, совсем теряясь в шумных компаниях и предпочитая одиночество, боясь вообще что-то говорить из страха не понравиться. Всё больше и больше погружалась в твёрдую и непробиваемую скорлупу, целиком уходя в книги и полную замкнутость, в которой находила своеобразно утешения, постепенно привыкая к ней.
Но всё же, временами её одолевало едкое чувство собственной никчёмности и горькое осознание того, что никогда у неё не будет так, как у всех них. Не дано, пора уже смириться. И потому, вместо прогулок, она проводила всё своё свободное время в укромном уголке просторной гостиной факультета, погружаясь полностью в чтение, что было спасением от одиночества. И всё поглядывала и поглядывала невольно на потрёпанную тетрадь в кожаной угольно-черной обложке, которая оказалась вложена в одну из учебных книг, купленных для этого курса.
Кэролайн никак не могла сосредоточиться, ощущая несвойственное ей своей странностью спокойствие, которого никогда не было прежде на душе. Будто бы эти страницы призывали её, шепча что-то совсем-совсем тихо ласковым голосом.
И в итоге она сдалась, открывая всё же первую страницу, проводя кончиками пальцев по старому пергаменту, прежде чем взять в руки длинное перо и обмакнуть его в чернила, обдумывая, что теперь ей делать. А затем вспомнила Елену, с которой они общались в далёком детстве, когда она ещё даже и подумать не могла, что предстоит ей учеба в Хогвартсе; когда ещё не знала, что в её венах течёт кровь истинной волшебницы. Все знали, что Елена вела дневник, всё писала и писала в нём, выплескивая на страницы боль от смерти родителей. И невольно эта мысль становилась всё навязчивее, отзываясь эхом в мыслях: может стоит попробовать так же? Просто попробовать. Что может случиться?
«Здравствуй, дневник, сегодня…» — Кэролайн резко замерла, так и не дописав первое предложение до конца, непонимающе следя за тем, как буквы исчезают, оставляя после себя лишь чистый лист.
И не успела она толком понять что произошло, как на странице аккуратным и чуть заостренным почерком появилась другая надпись, вызвавшая у неё удивлённый вздох:
«Здравствуй. Что же произошло сегодня?»
Она вновь и вновь перечитывала написанное, ощущая как сердце в груди испуганно бьётся, и старалась вспомнить, что ей известно о подобных вещах, понимая запоздало, что никогда прежде не встречалась с таким. Даже на страницах многочисленных книг. И потому испуганно захлопнула дневник, откладывая его подальше и намереваясь наведаться в библиотеку следующим утром, чтобы найти хоть что-то о подобных чарах.
***
Долгие и кропотливые дни поисков совсем не принесли результатов, а чувство необъяснимой тяги к тетради всё больше и больше утомляло. Все её мысли теперь невольно крутились только вокруг загадки дневника, отвлекая от всего прочего. И ей чудилось порой, что он зовёт её в тишине ночи, шепчет что-то неразборчиво, но так удивительно ласково.
«Кто ты?» — не выдержав, спросила всё же она в один из вечеров, опасливо оглядываясь на дверь спальни, боясь, что кто-то может войти.
«Меня зовут Клаус. А тебя?»
Она несколько раз прочла написанное, смотря как исчезают вновь строки, и крепче сжала перо в пальцах, пачкая чуть кожу едкими чернилами.
«Кэролайн» — спустя несколько минут медленно вывела своё имя она, заворожено наблюдая за тем, как и оно стремительно исчезает, вынуждая её в нервозном жесте чуть покусывать нижнюю губу зубами.
«Приятно познакомиться, Кэролайн. Что же тебя беспокоит? Ты мне расскажешь?»
Отчего-то сомнений стало ещё больше, и она отвела поспешно взгляд от страниц, будто бы боясь, что он может всё увидеть в её голубых глаз. Совсем не понимала, откуда дневник знает, что её что-то тревожит. И скользя неспешно пальцами по страницам, она едва поборола желание вновь отложить его в сторону, решив всё же рискнуть. Это ведь просто дневник.
«Мне тяжело».
«Что тебя беспокоит?»
Она несколько раз поднесла нерешительно заострённый кончик пера к желтоватой странице, в итоге выведя всего одно слово, что было ложью:
«Учеба».
«Ты можешь не врать мне. Я же дневник. Кому я могу сказать?»
Резкий вздох сорвался с её тонких губ, и она ощутила, как неприятно защипало в носу, вынуждая её на миг прикрыть глаза. Ещё никто не ловил её на лжи, веря покорно в её слова о том, что с ней всё в порядке. Никто и никогда не настаивал, не пытался даже узнать чуть больше. И ей так захотелось выговориться в этот миг. Это было странное чувство, но она к этому была отчего-то готова. Ведь ей даже не придётся говорить, видеть лицо собеседника и отводить от него вновь и вновь взгляд. Нужно лишь написать, ведь это и правда лишь дневник.
«Я недостаточно хороша» — написала всё же она, тут же поспешно дописав окончательную правду: «Для всех».
«Кто тебе это сказал?»