— Постой тут, — бросает ей мужчина, — я сейчас, вот только свиней на берег выведу.
Он вывел стадо. Снял с себя гамчу и кинул ей кусок материи. На берегу стояли Серьга и двое его подручных. Они весело смеялись.
— Гляньте-ка, что это за красотка там в реке! — игриво кричал Серьга.
Совсем стемнело. Дождь разошелся вовсю. Они отправились к Серьге — благо дом его стоял тут же, на берегу.
В плетеной хижине рядом с загоном для свиней коротают ночь двое. На заработанные деньги купили муки, жареных овощей, испекли лепешки. Теперь едят наконец, сидя рядом. Жарко пылает полено в очаге, освещая их лица. За стеной, совсем рядом пляшут, гуляют волны на Ганге. Во мгле за пеленой дождя небо и земля слились воедино. Слышно, как глухо шумит ветер и уютно хрюкают за перегородкой свиньи.
Первая еда за два дня. По лицу женщины текут слезы. Она тщетно пытается стянуть на груди концы тряпицы, которую дал ей муж. Ест и утирает слезы.
— Не надо, не плачь, — говорит мужчина, касаясь ее плеча.
Потом, после оды, он притянул ее к себе. Сегодня они на самом деле выбрались из омута и теперь чувствовали, как кровь горячей волной приливает к сердцу.
Обуглившееся полено затрещало и погасло. И каждый, ощутив на своей щеке жаркое дыхание другого, понял, что спасен.
А вокруг была первозданная, глухая ночь, и только мигавшие кое-где огоньки светильников говорили о том, что тут есть жизнь. Уже рассветало, когда послышался храп мужчины.
Слава тебе, ветер желания, приносящий дыхание любви, слава тебе, вечный возлюбленный! Безмятежно и счастливо спит теперь твоя женщина, твоя Радха. Непроглядная тьма на земле. Дождь и ветер проносятся мимо.
Она застыла на месте, затаив дыхание. Резкая боль привела ее в себя: догоревшая спичка обожгла пальцы. Тогда она осторожно отступила назад, вышла и заперла дверь кладовки.
Не закричала, не позвала на помощь. Да и кого звать? Умеша нет дома. Он сегодня работает в ночную смену, вернется не раньше четырех утра. Можно, конечно, позвать соседку Рангу. Она сегодня тоже одна. И не спит. Только что было слышно, как за тонкой перегородкой что-то растирают в ступке. Но Рангу она не позовет ни за что.
До боли в глазах всматривается в темные углы, заглядывает под кровать. Да разве что-нибудь увидишь? Правда, вещей не так уж много, но в тесной комнатке не повернуться. И света мало. Чтобы хорошенько осмотреть комнату, нужно все передвинуть, а ей страшно. Решила лечь спать не выключая света. Потом, конечно, придется платить за это. Теперь не то, что раньше, когда компания вычитала определенную сумму, а ты жги, сколько хочешь. Теперь в каждом доме счетчик.
Ума закрыла дверь на задвижку, забралась на постель, но заснуть не могла. Под тахту были подложены кирпичи, и Ума понимала, что находится в относительной безопасности, но ее все еще трясло от страха. А как она возражала против этих кирпичей, когда сюда вселялась! Тогда они только что поженились, она стеснялась мужа и не хотела ему перечить, но про кирпичи все-таки сказала. Умеш расхохотался:
— Эй, послушай-ка, Ранга, чего моя говорит! Для колченогой кровати ей золоченые ножки подавай!
Ранга тогда как раз зашла поглядеть, как они устроились.
— Что ж, Ума права, — поддержала она молодую, — неприятно, когда в комнате кирпичи лежат.
— Ба, это ж мой дом, а не беседка для любовных услад, — небрежно пошутил Умеш.
Ума вышла из комнаты, лицо и уши ее пылали. В те дни она еще и представить себе не могла, как можно упоминать о таких вещах при посторонних.
Оторвавшись от воспоминаний, Ума вздрогнула — ей показалось, будто по стене что-то ползет. Слава богу, ничего страшного: это тень от висящего на веревке сари.
«Сиди спокойно, — убеждала она себя, — ведь под тахту подложены кирпичи. И дверь плотно закрыта, чего ж тут бояться?»
Стукнула калитка, со двора донесся натужный кашель. Значит, вернулся со смены Одхор.
— Ты что, золы наглотался? — слышит Ума привычный вопрос Ранги.
Кашель стал глуше — Одхор вошел в дом, и Ума будет слышать его теперь, пока не уснет. Ранга-то уже привыкла, вроде бы и не замечает. Всем приходится к чему-то привыкать. Вот и она, Ума, многое научилась не замечать за свою недолгую замужнюю жизнь. И грубые шутки мужа тоже.
Под кроватью что-то зашуршало. Ума боязливо заглядывает в темноту. Опять этот противный мышонок! Быстрее молнии мелькнул он между постелью и топчаном. Ума не успела и пошевелиться, как он исчез в ворохе вещей. Теперь его днем с огнем не найдешь. Сколько уж раз она пыталась его поймать. Ранга однажды попросила Умеша принести мышеловку, но он отпустил по этому поводу такую шутку, что даже она пристыдила его, хотя было видно, что шутка Рангу позабавила. В тот раз Ума не вышла за дверь. Она пристально смотрела на мужа и Рангу. Те не заметили ее взгляда, а если и заметили, то не придали ему никакого значения. Какая она, эта Ранга? Вскоре после свадьбы Ума все чаще стала думать о ней. В те дни Ранга всегда после полудня помогала Уме укладывать волосы. Как-то раз, причесывая Уму, она заметила:
— Сегодня скажу Умешу, чтобы купил тебе накладную косу. Их теперь все носят.
— Зачем? — обиженно отозвалась Ума. — Не нужны мне искусственные волосы. Пусть хоть крысиные хвостики, но свои.
— Что ж, — рассмеялась Ранга, — пожалуй, ты еще можешь себе позволить так рассуждать. Для молодого мужа уловки не нужны. Он как сухой прут, не успеешь огонь поднести — глядишь, уж и вспыхнул. Попался бы тебе такой сырой чурбан, как мой, поняла бы тогда, каково это. Суши его — не суши, разжигай — не разжигай — все равно никакого проку. Тут поневоле и свое и искусственное — все в ход пускать научишься.
Одхор был намного старше Ранги. Не столько годы согнули его, сколько труд да болезнь. Вон ведь как кашляет не переставая.
А Ранга и сейчас любит наряжаться. Когда-то имя Ранга — что значит красивая — вполне подходило к ней. Да и теперь, хотя темно-багровый румянец покрывает ее щеки, черты лица Ранги не утратили привлекательности. К тому же она умудряется выкраивать деньги на косметику, всегда умело подводит глаза и изящно красит подошвы ног в алый цвет. Сама растирает в ступке пряности и готовит масло для волос.
Не очень-то верилось Уме, что все это Ранга делает ради своего старого мужа. А вот ради Умеша… С Умешем Рангу связывали лишь несколько лет жизни в одном доме. Между тем… как беспрекословно подчиняется ей этот верзила! Он идет за ней, словно бык на веревочке. Тянет ли за веревочку сама Ранга? Этого Ума не знала, но власть Ранги над Умешем бросается всем в глаза. Ранга сама как-то сказала, что это она их сосватала, что, еще не видя невесты, посоветовала соседу жениться именно на Уме. Мол, если кто и может справиться с Умешем, так это девушка, которую зовут Ума. И еще говорила, будто долго его уламывать пришлось.
— Знаешь, что он мне сказал тогда? «Заставишь жениться, так я в первую же ночь задушу ее и убегу. Как ты тогда запоешь, хотел бы я посмотреть». Я смеюсь, а он и говорит…
И Уме пришлось выслушать непристойную шутку Умеша.
Тяжело стало у нее на душе. Тогда Ума не отдавала себе отчета, что же больше задело ее — грубость услышанных слов или сознание того, что Ранга вертит ее мужем, как хочет. Потом она призналась себе, что все-таки ее уязвило последнее.
Ни в ночь после свадьбы, ни в последующие Умеш, разумеется, и не думал душить жену. И не было еще случая, чтобы он поднял на нее руку или выругал бы за что-нибудь. Но и ласкового слова она от него не слышала. А в присутствии Ранги он так и сыплет шуточками.
День ото дня Уме становилось все тяжелее терпеть соседство Ранги.
Ума была из бедной, вернее, из обедневшей семьи. Отблески той золотой поры, когда их род не знал, что такое нужда, хоть и слабо, но все же озаряли их теперешнюю жизнь. Ее предполагаемый брак с Умешем ни у кого восторга не вызывал, скорее наоборот. Правда, Умеш зарабатывал больше ее братьев, но он человек без роду без племени. К тому же, хотя его должность и называлась как-то по-английски, он был обыкновенный жестянщик, какие в каждой деревне есть.
Однако в решающий момент все эти соображения отошли на задний план, уступив место основному: девушка стала обузой для семьи.
Не слишком юная, Ума заранее готовила себя к тому, что ей со многим придется смириться. Но о подобной ситуации она, конечно, и не помышляла.
Ума старалась сделать так, чтобы Ранга как можно реже заходила к ним. Однажды, когда Ранга пришла уложить ей волосы, она отказалась от ее услуг, сославшись на неотложные дела. На следующий день Ранга пришла опять. Но Ума успела уже причесаться сама. Ранга заметила это, но не сказала ни слова. Может быть, и обиделась, но вида не подала. Через несколько дней как-то утром она принесла Уме блюдо тушеных овощей.
— Умеш в полдень вернется, так пусть поест. Да острого соуса еще добавь, он это любит. Только целое блюдо-то перед ним не ставь — этот дьявол все сожрет и тебе ничего не оставит.
Ума, конечно, к этой еде и не притронулась.
Однажды вечером она сказала Умешу: