Она подошла к креслу, на котором лежало несколько коробок.
— Не беспокойся, — сказал Кингшип, — мы всего на минуту. Меня в конторе ждет куча работы.
— Ты не забыл, что мы придем к тебе в семь часов? — спросила Марион. — Она приезжает в пять. Но наверно, сначала захочет устроиться в гостинице. — Марион повернулась к Ганту. — Моя будущая свекровь, — со значением произнесла она.
«Господи! — подумал Гант. — Наверно, мне полагается ее спросить: „Вы выходите замуж?“ — „Да, в субботу“. — „Поздравляю и желаю счастья“». Он вяло улыбнулся и ничего не сказал. Никто ничего не сказал.
— Чему я обязана вашим визитом? — любезно спросила Марион.
Гант посмотрел на Кингшипа — дескать, говорите вы.
Марион перевела взгляд с одного на другого:
— Что-нибудь важное?
Немного помедлив, Гант сказал:
— Я знал и Дороти. Вернее, был с ней знаком.
— Да? — сказала Марион и посмотрела на свои руки.
— Мы с ней были в одной группе. Я учусь в Стоддарде. — Он сделал паузу. — А вот с Бертом мы не сталкивались ни на одном семинаре.
Она подняла голову.
— С Бертом?
— Бертом Корлиссом. Вашим будущим…
Она с улыбкой покачала головой:
— Нет, Берт в Стоддарде не учился.
— Учился, мисс Кингшип.
— Нет, — все еще улыбаясь, сказала она. — Он учился в Колдвелле.
— Он сначала учился в Стоддарде, а потом перевелся в Колдвелл.
Марион вопросительно посмотрела на отца, словно ожидая, что он объяснит, зачем он привел к ней этого человека, упрямо настаивающего на явной нелепости.
— Он учился в Стоддарде, Марион, — проговорил Кингшип. — Покажите ей альманах.
Гант открыл книгу и передал ее Марион, указав на портрет Корлисса.
— Подумать только, — сказала она. — А я и не знала. Пожалуйста, извините. — Она посмотрела на обложку альманаха. — 1950 год.
— Он есть и в альманахе за 1949 год, — сказал Гант. — Он учился в Стоддарде два года, а потом перевелся в Колдвелл.
— Надо же, даже смешно, — сказала Марион. — Может быть, он знал Дороти. — Она словно была довольна, что между ней и ее женихом обнаружилось еще что-то общее. Она опять посмотрела на фотографию.
— Он вам об этом ничего не говорил? — спросил Гант, несмотря на то, что Кингшип предупреждающе затряс головой.
— Да нет, ни слова…
Она медленно подняла взор с альманаха, впервые почувствовав напряженность и неловкость обоих мужчин.
— В чем дело? — серьезно спросила она.
— Ни в чем, — сказал Кингшип. И посмотрел на Ганта, требуя от него подтверждения своих слов.
— Тогда чего вы тут стоите, как… — Она еще раз взглянула на альманах, потом на отца. Глаза у нее сузились. — Вы для того и пришли, чтобы мне это сказать?
— Мы просто хотели узнать… знаешь ты про это или нет — вот и все.
— Ну и что?
— Просто хотели узнать.
Она впилась взглядом в Ганта.
— Зачем?
— К чему бы Берту это скрывать, если он не… — сказал Гант.
— Гант! — одернул его Кингшип.
— Скрывать? — спросила Марион. — Что это еще за слово? Он ничего не скрывал; мы просто очень редко говорили с ним об учебе — из-за Эллен. Об этом не заходила речь.
— Но почему его невеста не знает, что он два года учился в Стоддарде, — повторил Гант ту же мысль другими словами, — если он не был замешан в истории с Дороти.
— Замешан? В истории с Дороти? — Марион смотрела на него изумленно расширенными глазами. Потом повернулась к Кингшипу: — Что это такое?
Лицо Кингшипа нервно подергивалось.
— Сколько ты ему заплатил? — холодно спросила Марион.