Песцы - Шпанов Николай Николаевич 14 стр.


Большинство наших слуг находилось в том же непонятном состоянии безумия. Что это такое? Мне начало уже казаться, что я нахожусь в сумасшедшем доме. Сам я не обезумел ли? — спрашивал я себя, чувствуя, что рассудок мой начинает помрачаться. Мое смятение усиливается при виде наших животных, тоже впавших в таинственную болезнь. Они рвутся, мечутся, катаются по земле. Белая пена вскипает на их губах…

Я окончательно теряюсь… Впереди Робертс, как эпилептик, хватает ртом воздух, хохочет и в конвульсиях падает на землю, пораженный глубоким обмороком. Сзади слышится раздирающий душу голос Кирилла, моего бедного Кирилла:

— Брат мой! Я горю… В глазах темнеет…. Ох! Смерть моя!..

— Monsieur Буссенар, — стонет Мэри, — ради Бога, не покидайте меня!.. Я задыхаюсь!.. Мне давит сердце!.. Свет режет глаза!..

Тут стоны страдалицы смолкают, сменяясь обмороком.

В чем же, наконец, причина всего этого? Я наклоняюсь над девушкой, машинально приподнимаю сомкнутые веки и в изумлении отступаю: зрачок расширен втрое более обыкновенного…

Теперь для меня все становится ясным; пелена спадает с моих глаз.

Я подхожу к Кириллу, Робертсу, к остальным — у всех одно и то же. Сомнений нет — они отравлены! Это внезапное безумие, бред, конвульсии, желудочные боли и особенно светобоязнь — все подтверждает мое предположение. Признаки отравления прямо указывают на причину: только одно растение производит подобные действия — это белладонна. В противном случае, если мне не удастся найти единственного противоядия, несчастные погибли… Да, белладонна, — вот и кусты ее, в изобилии растущие кругом.

— Почему же я не потерял рассудка? Почему только двое: Том и я, — не поддались яду?

— Вот, посмотри; господин, — говорит Том, бросая огромную связку растений

— Том, — обращаюсь я к старику, указывая на замеченные мною стебли белладонны, — ты видишь эти красные ягоды: никто не ел их?

— Нет, нет… Ах! Мой все понимает! — вдруг вскрикивает он и, как безумный, бросается в самую глубь источника.

Прошло полминуты томительного ожидания. Мое сердце учащенно билось: неужели он погиб? Нет, слава Богу! Вот вынырнула черная голова; ко мне протягивается рука дикаря. Наконец и сам он, весь в иле, выпрыгивает на берег.

— Вот посмотри, господин, — говорит он, бросая к моим ногам огромную связку растений, с которых сочится зеленоватая жидкость.

— Подожди, еще!

Том снова бросается в воду и вытаскивает новый пучок. В третий, четвертый раз повторяется то же самое: каждый раз старик приносит новую вязанку ядовитого пасленового растения.

Тогда я догадываюсь обо всем. Чернокожие, не имея возможности силою одолеть нас, отравили источник, бросивши туда связки дурмана и белладонны. А чтобы ничего не было заметно, они придавили их ко дну камнями…

Однако нельзя терять времени. Скоро 7 часов вечера: через два часа наступит ночь. Негодяи, надеясь на успех своей дьявольской выдумки, наверное, не замедлят явиться к нам. Нужно приготовиться к нападению. А мои товарищи в самом беспомощном состоянии. Они мечутся в бреду, просят пить, а как их допустить к смертоносному источнику? Я должен употребить силу, чтобы помешать им пить отраву. Что делать? Разве послать Тома искать новый ключ? Но как мне одному справиться со всеми больными? Я в растерянности…

К счастию, один из наших слуг, оправившийся ранее других, выводит меня из этого затруднения.

Он бежит ко мне со всех ног, крича на бегу:

— Спасены! Спасены! Видите вон там, в двадцати шагах, группу деревьев?

— Да, это из рода Eucaliptus globulus.

— Не знаю, как они называются по-ученому, — с досадой прервал меня слуга, — знаю лишь то, что при надрезе из их корней вытекает лекарство, которое нам нужно.

Я широко раскрыл глаза: не помешался ли мой малый?

Он понял мою мысль.

— Нет, господин, я здоров. Мне не один раз приходилось пить отравленную воду, и всегда сок эвкалипта спасал мне жизнь. Так и теперь. Напившись его, я чувствую себя вполне здоровым. Да вот посмотрите, я не один…

Его слова подтвердились. Уже с полдюжины его товарищей, припав ничком к земле, высасывали из благословенных корней целебный сок.

Я, со своей стороны, разрезал один корень, попробовал — на вид это оказалось довольно приятным. Тогда все остальные с жадностью бросились к драгоценным деревьям и принялись большими глотками утолять мучившую их жажду.

Действие сока было изумительно: признаки отравы быстро исчезли, общее состояние стало удовлетворительным, осталась только гнетущая сонливость, которую нельзя было никак превозмочь. Ее, я думаю, можно будет преодолеть по истечении лишь нескольких дней.

Наши лошади тоже значительно оправились и мирно принялись за траву.

Тем не менее положение дел продолжает меня тревожить. Я жду черных. А что делать с сонными людьми? Да и не особенно верится мне в чудодейственную силу эвкалиптового сока как противоядия; необходимо что-то другое…

Тут моя нога случайно наступает на одну из связок, вытащенных старым Томом из воды. Я задумчиво гляжу на нее. Она обмотана гибкою лианою, на которой сохранились еще и плоды в виде фасоли, только коричневого цвета. Растение мне кажется чем-то знакомым. Я напрягаю свой ум… Как?! Возможно ли это? Неужели я не обманываюсь?! Но нет… Я узнаю хорошо — это Калабарские бобы (Physostigma venenosum), противоядие белладонны.

При виде этого растения в моей памяти встают виденные мною опыты в парижских госпиталях и College de France. Помню, раз одному больному впрыснули в глаз каплю атропина (алкалоида белладонны) — зрачок сейчас же сильно расширился. Потом профессор, взяв каплю физостигмина (алкалоида Калабарских бобов), капнул в тот же глаз, и зрачок немедленно пришел в нормальное состояние — яд был нейтрализован.

Этот опыт четко возник в моем сознании. Я решаюсь повторить его. Хотя физостигмин тоже сильнейший яд, но я уверен, что он, нейтрализуя датурин (алкалоид дурмана) и атропин, в то же время сам будет нейтрализован ими.

Однако по какой же необъяснимой случайности дикари захватили с белладонною и единственное растение, которое могло помочь нам? Вероятно, лианы физостигмы были употреблены или по причине крепости их, или, возможно, только они и попались под руку.

В несколько минут, при помощи Тома, было собрано порядочное количество бобов. Я положил их с дюжину в котелок, влил туда сок эвкалипта и сделал род настойки. Выжав затем мякоть, я приступил к пробе, для чего выбрал одного из слуг. Попытка увенчалась полным успехом: больной через пять минут уже различал предметы и сделался спокоен.

Ободренный первой удачей, я обхожу по порядку всех. Можете судить о моей радости при виде товарищей, пришедших в полное сознание!.. Опасаясь, однако, чтобы это облегчение не прошло вскоре, я пригласил всех воспользоваться этим временем, чтобы принять необходимые предосторожности против ожидаемого нападения дикарей. Общими усилиями мы сдвигаем повозки в виде андреевского креста, чтобы со всех сторон встретить врага лицом к лицу и не дать ему обойти с тыла. У каждого угла ставим по испытанному часовому. Спутанных лошадей и собак привязываем к осям. Бедные животные еще очень больны, а помочь нечем: у нас вышла вся вода… Можно бы поискать новых эвкалиптов, но мы не осмеливаемся отходить далеко из опасения услышать страшный свист бумеранга или дротика.

Между тем наступает ночь. Все забываются тревожным сном. Один я не сплю: мрачные предчувствия гонят от меня дремоту. Зато какое сонное царство окружает меня! Действие физостигмина очевидно, но прежний яд настолько силен, что столбняк, вызванный им, проходит медленно. Я замечаю даже возвращение признаков отравления. Только на нервную натуру Мэри мое лекарство, по-видимому, сильно подействовало: она очень скоро открыла глаза и пришла в полное сознание.

Когда я объяснил милой девушке причину внезапной болезни всех нас, первое слово, которое она произнесла, была мольба о прощении виновников.

— Бедные люди, — говорила она, — это голод толкает их на преступления. Кроме того, им неизвестны даже основные законы человечности. Простите же печальных жертв невежества и бедности.

— Мисс, бесконечно сожалею, что не разделяю ваших иллюзий, — горячо возразил я… — Да и сами вы чуть не умерли благодаря этим невинным «жертвам невежества». Простить кровожадным зверям, которые собираются съесть вас, простить негодяям, которые не брезгуют и отравою, чтобы добиться своих гнусных целей?! Не лучше ли уж пощадить волка или тигра, который терзает вас?!

— Да, monsieur, но ведь эти несчастные все-таки люди. Нужно попробовать научить их добру. Я слышала, что некоторые миссионеры достигли и у них блестящих результатов.

— Очень может быть, — сухо возразил я, — но у нас, мисс, сегодня совсем нет на это времени.

— Послушайте, monsieur Буссенар, не сердитесь, ради Бога, — продолжала настаивать Мэри, — но обещайте мне, что вы не будете мстить дикарям. Обещаете? У меня, право, вся кровь волнуется при мысли об обиде этих бедняков.

Назад Дальше