«Кто, Джоан? — сказала Джинни. — Дик Хеффнер».
Брат Селены продолжил чесать лодыжку.
«Он капитан–лейтенант на флоте», — сказала Джинни.
«Большая шишка».
Джинни хихикнула. Она наблюдала как он расчесывает лодыжку до красноты. Когда он начал отковыривать ногтем маленькую болячку на икре, она отвернулась.
«Откуда ты знаешь Джоан? — спросила она. — Я тебя у нас в гостях никогда не видела, да и вообще».
«Да я… никогда я не был в вашем чертовом доме».
Джинни подождала, но за этим заявлением ничего не последовало. «Где же ты тогда ее встретил?» — спросила она.
«На вечеринке», — ответил он.
«На вечеринке? Когда?»
«Да я не помню. На новый год, в сорок втором». Из нагрудного кармана пижамы он двумя пальцами выудил сигарету, выглядевшую так, как будто на ней поспали. «Как насчет подкинуть мне вон те спички?» — сказал он. Джинни подала ему коробок со стола. Он закурил, и не подумав разгладить сигарету, затем засунул использованную спичку обратно в коробок. Слегка запрокинув голову, он медленно выпустил изо рта огромную тучу дыма и втянул его через нос. Он курил на «французский» манер. Весьма вероятно, это было не показушное диванное шоу, а скорее, глубоко личное, случайное открывшееся достижение молодого человека, который, время от времени, должно быть пробовал бриться левой рукой.
«Почему ты считаешь Джоан королевой снобов?» — спросила Джинни.
«Почему? Да так оно и есть. Ха, откуда я знаю, почему?»
«Да понятно, но почему ты об этом твердишь?»
Он устало повернулся к ней. «Слушай, я написал ей восемь этих чертовых писем. Восемь. Она бы хоть на одно ответила».
Джинни поколебалась: «Ну, может она была занята».
«Ага, занята. Занята, как пчелка, черт».
«Тебе обязательно ругаться через каждое слово?» — спросила Джинни.
«Черт побери, обязательно.»
Джинни хихикнула. «Ты вообще‑то ее давно знаешь?» — спросила она.
«Порядочно».
«Ну, я в плане, ты когда‑нибудь звонил ей и все такое? Ты когда‑нибудь звонил ей?»
«Не–а».
«Ну, нормально. Если ты никогда не звонил ей или скажем…»
«Да не мог я, ради бога!»
«Почему ж нет?» — спросила Джинни.
«Меня не было в Нью–Йорке».
«О! Где ж ты был?»
«Я? В Огайо».
«А–а, ты был в колледже».
«Не–а. Бросил».
«А–а, ты был в армии».
«Не–а». Рукой, где была сигарета, брат Селены постучал себя по левой стороне груди. «Моторчик», — сказал он.
«Сердце, что ли? — переспросила Джинни. — Что у тебя с ним».
«Я не знаю, что, черт побери, с ним. У меня был ревматизм в детстве. Чертовы боли в…»
«А разве тебе не следовало бросить курить? Я серьезно, разве тебе не следовало бросить курить и тому подобное? Доктор сказал моей…»
«А–а-а, они много чего говорят», — сказал он.
Джинни на время прекратила огонь. Впрочем, ненадолго. «Что ты делал в Огайо?» — спросила она.
«Я‑то? Работал на треклятом авиазаводе».
«Ну да? — переспросила Джинни. — И как оно?»
«И как оно? — передразнил он. — Да я был просто потрясен. Я просто таки обожаю самолеты. Они такие классные».
Джинни уже слишком увлеклась, чтобы оскорбиться: «А ты долго работал там? На авиазаводе».
«Да я не помню, господи. Тридцать семь месяцев». Он поднялся и подошел к окну. Посмотрел на улицу, скребя себя по позвоночнику большим пальцем. «Ты только взгляни на них, — сказал он, — дураки чертовы».
«Кто?» — спросила Джинни.