– Сложно. Дальше.
– Ни-че-го. Разговор ни о чем.
– Берешь билет, едешь, покупаешь цветы, шампанское,являешься в дом – вот и все.
– Вы знаете, она верующая.
Эдуард Федорович даже подскочил.
– Два букета! Два шампанских! Верующая жена! ГосподиБоже мой, он еще тут сидит! Марш за билетом! Суворов, я редко приказываю, нокогда приказываю, надо слушаться. Как отвечают старшему по команде?
– Слушаюсь, – сказал я вяло.
– "Слу-ушаюсь". Ты еще заплачь. Как ее зовут?
– Тоже Саша. Александра Григорьевна.
– Смотри! Я ее тоже уже полюбил. Русская учительница,борец с врагами России, верующая. Красивая?
– Очень. Она... такая... такая вся светлая,темно-русая, курносая, аккуратная вся, ростом... – я показал себе поплечо, – но...
– Что «но»? Что? Ты что, сексуальное меньшинство?
– Да вы что, Эдуард Федорович!
– Тогда что? Как я раньше говорил: а-а, тогда ну да. Наштурм Зимнего! В этом Ленинграде надо все брать только штурмом. Н-ну! Самоевремя появиться Валере.
Валера появился.
– Мужики! – кричал он с порога. – Я зажегся!Я бросаю вызов банковским защитам. Их бывает до четырнадцати, но редко,паролей. Но! – Валера выдернул штепсель телефона из розетки. –Знаете, береженого Бог бережет. А тебя, Федорыч, с твоими идеями, да-авнослушают.
– Умного человека чего не послушать. Чего принес?
– Чего велел. Но вначале разговор на трезвяка. Я решил,что грабануть надо не здесь, а новых нерусских в загранке. Мне волокутноутбуки, часто очень приличные. Со своего телефона упаси Бог. А из автомата.Если даже хвост приделают, можно успеть смыться. Хакеры все так и делают.Хакеры, – объяснил Валера, – сетевые бандиты. Моя цель, – Валеравзял лист бумаги, – пройти банковские пароли, то есть, просто говоря,открыть все двери, дать команду номеру счета, который в банке, перевести наномер счета, который я набираю. Надо дойти без хвоста. Там между паролями, какмежду дверями, все время шарит электронный глаз. От него главное скрываться.
– Конечно, – покачал головой Эдик, – высокаяцель рождает высокие порывы. Но вот чего тебе не хватило, так это большойочереди за вином, вот что жалко в советском прошлом. Большая очередь, умныесобеседники, время на осознание поступка. А ты бегом пошел, бегом купил идумаешь, что все просто. Я тебе сказал: я президентом не хочу быть. Царем –куда ни шло, но царем не назначат. Мне хватает моего места. Я самодостаточен. Атебе, как и Сашке, надо жениться. Тебе в который раз?
– Федорыч, ты за жизнь, и я про то же. Меня все равнобросят.
– Ищи, какая не бросит. А Сашке в первый и в последнийраз. Эх вы, холостежь! Самое счастливое в жизни мужчины – это когда он рветсядомой, когда ему в досаду всякие совещания, фуршеты, всякие бани, всякиерыбалки и охоты. Это ведь все для того, чтоб якобы быть свободным. Разлукинужны и важны, но!..
Эдик уже разливал, но очень помалу, а мне и вовсе надонышко: «Тебе ехать».
– Но когда мужчина в конце рабочего дня достает изнагрудного кармана чистой рубашки листочек, на котором милым четким почеркомнаписано: «Саша, знак восклицания. Не забудь, двоеточие, картошки три кэгэ,молока один лэ, творога одну пэ, хлеба половинку ржаного, батон нарезной. Еслихватит денег, купи шоколадку». В конце записки: «Целую. Твоя!» – Эдик дажеперекрестился. – Почему я, распустив до безобразия дисциплину во вверенноммне подразделении, сам торчу тут как соляной столб? Потому что –подымайте! – мне не хочется идти домой, а утром скорее хочется уйти издому. И это страшно, и это главная трагедия мужчины. Эту трагедию можетзаполнить только... – Он вознес стакан. – Прозит!
– А чего ты, Федорыч, говоришь «паразит»? Я не первыйраз замечаю.
– Валера! – восхитился Эдик. – Ты недавновоспитал наш сканер, он по твоей указке ищет параллельные тексты в памяти – иты не знаешь, что я сказал по-немецки: давайте выпьем. Это же по-шведски будет– «скол», это же по-японски – «чин-чин», по...
– Федорыч, плюнь ты на словарь, – посоветовалВалера. Валера сразу после любой порции хорошел, но уж дальше шел на однойволне. – Федорыч, тем более раз ты домой не спешишь, а я и вовсе, то изаймемся. У тебя в Польше кто есть? Но чтоб полная надега. Отстегаем и ему.
– Слушай, взломщик сетей, хакер хренов! Мы же решили,что я демократов утомлять собой не буду. А на пузырь ты всегда получишь. Пока ятут. И ты, Саш, катайся в Питер до потери пульса, пока я здесь.
Я попросил Валеру включить телефон, который сразу зазвонил.Междугородный, частый. Вдруг Саша, подумалось, но тут же: откуда, она ж незнает номера телефона нашей конторы.
Эдик взял трубку, поздоровался, долго слушал, потом резкоперебил:
– Нет, не приеду. Высказать мнение – пожалуйста.Пожалуйста. – Он прикрыл ладонью трубку. – Магнитофонподключают. – Закурил и четко, как диктуя, заговорил: – Ваша страна,республика, как вам угодно, в составе Союза несла в себе, в составе своейидеологии имперскую мысль и имперское сознание. Белый царь или красный вождь,неважно, определяли ту силу, которая если и доставляла иногда какие-то, всегданичтожные, неприятности, то всегда брала под защиту. У вас росли цены на нефть?Вы голодали по поводу электроэнергии? Вам везли лес из Архангельска? И такдалее. Сейчас же вы просите определить доминанту вашей идеологии. Но простите,какая идеология у карлика в толпе? Лишь бы не затолкали, лишь бы выжить, видитон только под ногами, на всех злится. Зато у вас посольства по всем странам,зато у вас всякие совмины, президентства, смешно же... Вы просили сказать, чтоя думаю о состоянии определяющей для вас идеи. Вырабатывайте свою. Она у вастак или иначе будет направлена не на место, определяющее погоду в мире, а нато, чтоб выжить. Вы превращаетесь в шестерку перед Америкой, ну давайте,попробуйте. Но почему вы решили, что Америка всегда будет сильна? А про русскийум вы забыли? Нам забавно смотреть на ваши игры в государственность. Мы васпожалели, вы окрепли и на нас окрысились. Такие неблагодарности даром непроходят... Почему угрожаю? То есть вы все еще в угаре суверенитета? Вы изнутрибудете подтачиваться. Начнутся разгоны демонстрантов, потом посадки диссидентов,психушки, танки на ваших улицах будут уже не из Москвы, еще вспомните нашитанки, которые будете рады забросать цветами... Да нет, хорошо б, если шутил.Россия как была великой, так и осталась. А вы?.. Эти тоже. Тут я не делю наприбалтов и среднеазиатов, на кавказские пределы и на молдавские, тут...Украина? Там несомненно победит славянская сила семейного ощущения. Ну погуляютхлопцы, хай потешатся. Но все равно почешут в запорижских затылках та спросятсебе: «Буты чи не буты? – ось то закавыка». Есть же общие законы части ицелого, метрополии и провинции, есть же даже физические силы центробежности ицентростремительности. Есть же понятие крыши? Есть. Есть понятие сильного?Есть. Кто в мире самый сильный? Конечно русские. – Эдик засмеялся. –А как же! Наше имперское мышление никуда не делось, что ж делать – нация такая,всех спасать приходится. – Эдик пихнул в бок задремавшего Валеру, показална пустые стаканы. – Нет, спасибо... Сроки? Ну-у, для нас чем тише, темлучше. Для нас. Это вы торопитесь, то в НАТО, то еще куда... Нет, письменно неизлагаю. Говорю вещи букварные, вы ж записали, можете на бумагу перегнать,размножить: вот что москальский прохфессор изрекает. Еще добавьте, что мы оченьблагодарны беловежским зубрам за разрушение СССР. А то так бы и тянули всехвас, да так бы в дерьме и ходили, да диссидентов бы кормили... Коммунист? УпасиБог, никогда не был. Но их понимаю. Их беда, что они никого не понимают и сталиупертыми... Демократы? Демократы стали внутренне испуганными, а внешне хорохорятся.Еще вопросы? Мой караул, – он махнул на нас рукой, – устал...Спасибо. Эдик положил трубку, поглядел на нее и от нее отмахнулся.
– Просят объективности. Говоришь объективно – не погубе. Пасутся на пустыре суверенитета, ясно, что узду наденут, но все тянут,торгуются, а! Суворов! Как говорится, большому кораблю – большая торпеда. Тоесть я все про то же.
– Про что?
– Про записку в нагрудном кармане чистой, постираннойруками любимой жены рубашки. В ней: «Саша, знак восклицания, что же тыбрыкался, как теленок несмышленый, когда тебе твой начальник, многомудрый муж,сиречь философ, рече: женись». Итак, не брыкайся.
– Федорыч, а все-таки ты подумай насчет знакомых, пустьне в Польше. В Польше бы лучше, там криминал похожий, – тянул своеВалера. – Не хочешь президентом быть, разве я заставляю? Мешок же золотане помешает. Нищету с размаху уничтожим. В один заход. А?
Оставив их, я в самом деле поехал на вокзал. Ходил-ходилоколо касс, читал-читал расписание. Думал купить на один из близких к полуночи,но вдруг увидел, что через десять минут отходит дневной. «Есть билеты на него?»– «Пожалуйста».
И опять перенервничал в вагоне, перепил крепкого чая, опятьне спал, торчал у окна, вечером неслась слева молодая луна, как-то игривозапрокинувшись набок. Я вообще очень зависим от луны. Еще в детстве мамазаметила, что я в полнолуние становлюсь то чересчур весел, то быстро обидчив.Потом луна казалась мне одушевленной. Конечно, женского рода. Несуеверный, яостался в одном суеверен – в появлении молодого месяца. Пусть мне стаи черныхкошек перебегают дорогу – ничего. А увижу ранний месяц слева за плечом – боюсь.Смерти родных, знакомых, неурядиц на работе, запнусь, колено расшибу, деньгипотеряю. Ах, говорю луне с огорчением, увы мне, Земфира неверна. Луна полнеет,сияет, лыбится во все небеса, потом худеет, скучнеет, исчезает. И я опять ждуее появления, стараюсь не смотреть налево, тем более на небо. А сегоднявсе-таки увидел луну – пусть не справа, но и не слева, прямо перед собой.Все-таки.
С вокзала позвонил.
– Она в школе, – женский голос.
Набрался смелости.
– В какой?
– Вам номер или адрес?
– И то, и другое.
– Записывайте.
– Запомню...