Замечательно, что высокое удовольствие самоуважения, в большей или
меньшей степени, доступно и понятно всем людям, развившим в себе способность
мыслить, хотя бы эта способность привела их потом к чистым и простым истинам
естествознания или, напротив того, к туманным и произвольным фантазиям
философского мистицизма. Материалисты и идеалисты, скептики и догматики, эпикурейцы и стоики, рационалисты и мистики - все сходятся между собою, когда идет речь о высшем благе, доступном человеку на земле и не зависимом
от внешних и случайных условий. Все говорят об этом благе в различных
выражениях, все подходят к нему с разных сторон, все называют его разными
именами, но отодвиньте в сторону слова и метафоры, и вы везде увидите одно и
то же содержание. Одни говорят, что человек должен убить в себе страсти, другие - что он должен управлять ими, третьи - что он должен облагородить
их, четвертые - что он должен развить свой ум и что тогда все пойдет как по
маслу. Пути различные, но цель везде одна и та же, - чтобы человек
пользовался душевным миром, как говорят одни, - чтобы в его существе
царствовала внутренняя гармония, как говорят другие, - чтобы совесть его
была спокойна, как говорят третьи, или наконец, - если взять самые простые
слова, - чтобы человек постоянно был доволен самим собою, чтобы он мог
сознательно любить и уважать самого себя, чтобы он во всех обстоятельствах
жизни мог положиться на самого себя как на своего лучшего друга, всегда
неизменного и всегда правдивого.
Если все мыслители понимают и ценят чувство самоуважения, то мы в этом
отношении никак не должны считать мыслителями всех людей, читающих и пишущих
философские сочинения. Рутинер, буквоед и филистер, к какой бы школе он ни
принадлежал и какою бы наукою он ни занимался, всегда будет работать по
обязанности службы, никогда не почувствует наслаждения в процессе мысли и
поэтому никогда не составит себе понятия о чарующей прелести самоуважения.
Дело в том, что все можно обратить в механику. У нас обращено в механику
искусство надувательства, а в Западной Европе, со времен средневековой
схоластики, в механику превратилось искусство писать ученые трактаты, рыться
в фолиантах и получать самым добросовестным образом докторские дипломы, не
переставая верить в колдовство или в алхимию. Закваска рутины так сильна, что многие немцы и англичане находят возможным заниматься даже естественными
науками, не переставая быть, по своему миросозерцанию, чисто средневековыми
субъектами. От этого выходят презабавные эпизоды. Например, знаменитый
английский анатом Ричард Оуэн (прошу не смешивать с социалистом, Робертом
Оуэном) упорно не желает видеть в мозгу обезьяны одну особенную штучку
(аммониевы рога), потому что существование этой штучки у обезьяны кажется
ему оскорбительным для человеческого достоинства. Ему показывают, Гексли из
себя выходит, а тот так и остается при своем. Не вижу, да и только {13}.
Любопытно также послушать, как Карл Фохт беседует с Рудольфом Вагнером, чрезвычайно замечательным физиологом и в то же время еще более замечательным
филистером {14}. Но Оуэн и Вагнер во всяком случае превосходнее
исследователи; они смотрят во все глаза и сильно работают мозгом, когда
вопрос не слишком близко подходит к их сердечным симпатиям. Напряженное
внимание и размышление всетаки могут расшевелить и развить ум настолько, что
чувство самоуважения сделается понятным и драгоценным. А есть и
второстепенные Оуэны и Вагнеры; во всех философских и научных лагерях есть
мародеры и паразиты, которые не только не создают мыслей сами, но даже не