сорта людей», и он воспринимал их негативно: «1) Консер-
ваторы, люди, желающие спокойствия и продолжения при-
ятной им жизни и не желающие никаких перемен. Недо-
статок этих людей — эгоизм, качество — скромность, сми-
рение. Вторые — революционеры — хотят изменения и берут
на себя дерзость решать, какое нужно изменение, и не бо-
ящиеся насилия для приведения своих изменений в испол-
нение, а также и своих лишений и страданий. Недостаток
этих людей — дерзость и жестокость, качество — энергия и
готовность пострадать для достижения цели, которая пред-
ставляется им благою. Третьи — либералы — не имеют ни
смирения консерваторов, ни готовности жертвы револю-
ционеров, а имеют эгоизм, желание спокойствия первых и
самоуверенность вторых» (23 декабря 1905 г.).
Особенно огорчили Толстого перспективы достижения
революционерами власти. Как бы зря сквозь десятилетие, он писал незадолго до смерти: «Когда революционеры до-
стигают власти, они неизбежно должны поступать так же, как поступают все властвующие, т. е. совершать насилия, т. е. делать то, без чего нет и не может быть власти» (10
октября 1910 г.).
Протест против л ж е ц и в и л и з а ц и и , которую нес с
собою XX век, проявлялся у Толстого в различных фор-
мах. Говоря о том, что его сравнивают с Ж. Ж. Руссо, он замечает: «Я многим обязан Руссо и люблю его, но
есть большая разница. Разница та, что Руссо отрицает
всякую цивилизацию, я же отрицаю лжехристианскую.
То, что называют цивилизацией, есть рост человечества.
Рост необходим, нельзя про него говорить, хорошо ли
это или дурно. Это есть, — в нем жизнь. Как рост дерева.
Но сук или силы жизни, растущие в суку, неправы, вред-
ны, если они поглощают всю силу роста. Это с нашей
лжецивилизацией» (6 июня 1905 г.). Все это не мешало
Толстому делать подчас весьма парадоксальные заявле-
ния, например 15 августа 1910 г.: «Вместо того, чтобы
15
учиться жить любовной жизнью, люди учатся летать. Ле-
тают очень скверно, но перестают учиться жизни любов-
ной, только бы выучиться кое-как летать. Это все равно, как если бы птицы перестали летать и учились бы бегать
или строить велосипеды и ездить на них». Или ограничи-
тельное суждение о роли науки в современном мире: «Су-
еверие науки подобное суеверию церкви в том, что будто
бы те знания, которые приобретены теми немногими, ос-
вободившими себя от необходимого для жизни труда, суть
те самые знания, называемые ими наукой, которые нуж-
ны для всех людей!» (конец июня 1910 г.).
В этом же ряду идут рассуждения Толстого о физиологи-
ческом целомудрии в браке, к которым он пришел на 82-м