Слухи, слухи 1953 года! Каждый человек немножко премьер-министр: он сам слухи сочиняет, сам их распускает, сам распределяетпортфели в кабинетах — наивное племя люди!
Сейчас очень внимательно занимаюсь Евангелием и Библией. Хочунаписать маленькую повесть антиклерикальную, гуманистическую,которая будет называться «Последний день Иисуса». А в том, что онбыл, в этом я ни секунды не сомневаюсь теперь, и то, что он исцелял,в этом я тоже сейчас все меньше и меньше сомневаюсь.
7 марта 1963 года
СТРАНИЧКА ОБ ОЛЕШЕ
Незадолго перед смертью у него начался очередной приступ белой горячки.Но даже в состоянии этой тяжелой, изнуряющей болезнион оставался самим собой — выдумщиком, чуточку манерным ибесконечно талантливым.
Он встретил Тура и сказал ему:
— Вы знаете, Петя, я шел по улице Горького к Большому залуЧайковского и никак не мог угнаться за огромной черной собакой.Когда она поворачивала ко мне голову и смотрела на меня, я былпоражен ее зелеными смарагдовыми глазами.
Значит, у человека и в «потустороннем» состоянии мысль работала какими-то своими,особыми зигзагами, отмеченными блистательной печатью таланта — не просто черная собака, не просто с зелеными глазами,но обязательно — с глазами смарагдовыми.
Слово здесь приобретает поразительное самодовлеющее значение. Это — литература.
В тот же последний период своей жизни он после возлияния в«Национале» вышел на улицу и около дверей ресторана увидел высокого мужчину в золоте и с позументами.
Олеша сказал:
— Швейцар, вызовите такси.
«Швейцар» возмущенно отозвался;
— Какой я вам швейцар! Я — адмирал.
Олеша моментально ответил:
— Если адмирал, тогда вызовите катер!
Последняя хохма Ю.К. Олеши. Он подарил ее поэту Н. Шатрову.
— Вы еще молоды и возможно невинны, поэтому я дарю вам свойпоследний анекдот. Так вот — один старый еврей по случаю купилдешевого тигра...
Шатров ждал, что дальше, Олеша впился в него глазами, потомдосадливо:
— Вот, собственно, и все...
Генрих Боровик принес прелестную историю. За такой историейгде-то огромнейшая опять-таки литература. А история простая.
Сидит старик еврей — часовщик и копается отверточкой в часах. Кнему приходит другой старик еврей и говорит ему:
— Слушайте, Хайм, вы слыхали — Рабинович умер.
Старик Хайм, продолжая копаться в часах, отвечает:
— Умер шмумер. Важно, чтобы был здоров.
Когда услышал эту историю, в голове сразу замелькал Шолом Алейхем, начало «Мальчика Мотла»: «Мне хорошо. Я — сирота».
Читал сегодняшнюю «Комсомолку» — корреспонденциюЗюзюкина из Хабаровска про некую Олю М. и очень сердился. Весьтон и пафос этой статьи можно расширенно сравнить с такойкартинкой.
Стоит тысяча гробов, в гробах лежат молодые сильныекрасивые люди-мертвецы, а пришел некий, отвечающий за этихмолодых людей, которые должны были быть живыми, и устраиваетразнос: «Почему гробы не той формы, не той расцветки? Маловатокисточек. У покойников руки по закону на груди не сложены».
Авторэтой статьи ханжески рассказывает историю проститутки, при этом онобязательно лягает мальчиков в «черных рубашках, узких брючках икрасных носках, которые говорят о спорте, Ремарке и чарльстоне; очерствых девушках из общежития, которые не помогли вовремяостановиться подруге, — словом, говорит он о том наборе штампов,который всем до невозможности набил оскомину. А говорить-то надобы о другом...
На днях я смотрел телевизор. Занятие это утомительное, но в дниболезни ничего другого делать не остается. Передавали беседу комсомольскихработников и учителей о воспитании молодого поколения.
Выступал с заранее отрепетированной жестикуляцией упитанныймолодой человек, который, как оказалось, является секретаремСахалинского обкома комсомола. Пафос его выступления былнакальным.
Он рассказывал о том, как комсомольская организацияСахалинской области воспитывает молодого человека со школьнойскамьи, делая из него стопроцентного гражданина, хозяина своейРодины.
Как это ни чудовищно, но из его выступления я понял, чтодостаточно школьников выводить на сборку металлолома, и они станут сразу же хозяевами своей страны, прекрасными, добрыми, мужественными людьми, готовыми на подвиг.
Большего безответственногоханжества я не слыхал. Нет, вообще-то, конечно, слыхал ибольшее и безответственнейшее ханжество, но в этом вопросе такогорецепторного ханжества я не слыхал.
Ведь когда такой молодой человек, отвечающий за создание —подчеркиваю, за создание человека завтрашних лет, считает, что сбор металлолома — главное ввоспитании и формировании мировоззрения, так это либо вопиющаяглупость, либо форма идеологической диверсии.
Я настаиваю вот на этих двух возможных решениях вопроса.Почему? Да потому что никогда сбором металлолома не воспитаешьв молодом человеке хозяина своей судьбы, судьбы своих друзей, судьбы своей Родины.
Если мы и впредь будем воспитывать на металлоломе, то мы проиграем тем, которые воспитывают детей своих наБиблии и на Евангелии, на бессмертных основах извечного — добраи зла. Какой к чертовой матери металлолом для детей от восьми допятнадцати лет!
Надо именно в эти годы разбудить в молодом человеке любовь в первую голову — к родному краю. Любовь к родномукраю можно разбудить, только активно уводя ребят в походы по руслам маленьких речушек в серединной России,по Валдаю, под Ленинградом.
Ничто так не сближает людей, ничто так не очищает их,ничто так не обязывает их друг перед другом, как совместная ночевкав лесу у костра, как не затверженная по радио, а самими во времяпохода сложенная песня, не купленный консерв в магазине, а — дапростит меня ОБХСС — пара украденных кочанов с колхозного поля.
Надо помимо вот таких выходов в родной край (спаси Бог, еслиони будут дежурными или для галочки, — это породит целое поколение человеконенавистников)— вот помимо этого, по-моему, какмне кажется, надо ребят заражать идеей.
Я беру в данном случае негородскую школу, а сельскую или городскую школу, которая близко отреки, или от моря — от черта, от дьявола, но чтобы ребята могли ушефов получить автомобиль, отремонтировать его, поехать на нем на побережье, в Москву, в Вильнюс; чтобы они могли с помощьюшефов построить пару баркасов; чтобы могли летом с помощью техже шефов выехать куда-нибудь в предгорья, в заповедник и там построить два-три дома для юннатского кружка.
Мы хихикаем над бойскаутами. Мы говорим, что бойскаут —идеологическое оружие. Это же неверно! — В смысле хихикать —неверно, а идеологическое оружие — это точно.