Бамлер также проанализировал по моей просьбевозможность работы на советскую разведку высокопоставленногоофицера абвера.
Он даже назвал фамилии тех офицеров восточногоуправления абвера, которые, по его мнению, могли начать работатьна нас, поняв неизбежность краха гитлеризма. Отсюда родился образполковника Берга.
Особенно много вопросов читатели задают о романе «Семнадцатьмгновений весны»: насколько события реальны и сколь точна историческая первооснова происходившего?
В переписке Сталина с Рузвельтом и Черчиллем есть совершенноопределенное утверждение, что советскому руководству стало известно о сепаратных переговорах Гиммлера — Даллеса от «моихинформаторов, — как писал Сталин, — …Это очень честные и скромные люди, которые выполняют свои обязанности аккуратно и неимеют намерения оскорбить кого-либо. Эти люди многократно проверены нами на деле».
И снова я засел в библиотеки, переворошил множество переводов английских, американских, немецких источников, выстроил точную схему исторических событий, а потом занялся поисками\«контрапункта» провала переговоров Гиммлера и Даллеса.
Смешно считать Гиммлера и Даллеса слабыми противниками, это были серьезныеконтрагенты в смертельной схватке. Но в ряде узловых моментов,когда, казалось бы, до заключения сепаратного соглашения рукойподать, включились невидимые мощные рычаги, и все летело втартары. Случайность? …Смешно верить в слишком ужзакономерные случайности.
В Токио я встретился с одним из помощников Даллеса — мистером Полом Блюмом. Память у него великолепная, и он подробно, сдеталями рассказал о том, как первым начал переговоры с двумяпредставителями генерала Вольфа — доверенного Гиммлера — вШвейцарии весной сорок пятого года.
И снова мне помогал генерал Бамлер, рассказывая о тех немцах —интеллигентах, которые втягивались в антифашистскую борьбу — нес самого начала, а когда крах гитлеризма стал очевиден каждому здравомыслящему человеку.
Берлинцы показывали мне, где был бар «Мексико» и «Цыганскийподвал», — эти хитрые места гестапо, где прослушивались всеразговоры посетителей; показывали мне то место, где находился кабачок «Грубый Готлиб», — точность в описании «атрибутов» исторического повествования так же необходима, как выверенность фактаи четкость позиции.
С большим трудом мне удалось найти охотничий домик Гиммлераи Гейдриха. Побывал я и в Каринхалле — замке Геринга, разрушенном в дни войны! На лесную дорогу, которая ведет в Каринхалл,выбегали олени и долго смотрели на нас: с тех пор как рейхсмаршалперестал стрелять из лука, животные привыкли к людям, не боятся ихи уходят с дороги, лишь если шофер резко им посигналит…
В охотничьем домике Гиммлера — его последнем пристанище перед бегством на север — живет крестьянин. Он не знает, естественно, о том, что где-то здесь, неподалеку, зарыто несколько узниковконцлагеря, работавших до последнего дня садовниками, — палачилюбили наслаждаться ароматом цветов…
Любезная фрау Мантай в киноархиве в Бабельсберге помогла мнепознакомиться с уникальными кинодокументами о гитлеровском руководстве, и я просмотрел все выпуски немецкой хроники за последние два года войны.
Много трудностей у меня было с описанием гитлеровцев…
Как дать портрет шефа гестапо Мюллера — человека, именем которого пугали детей, палача и вандала? Как написать блестящего,«интеллигентного» Шелленберга, который в своих кокетливых мемуарах прилагал максимум усилий, чтобы «сохранить лицо» и выставить себя этаким холодным профессионалом…
Можно было пойтипо пути «ужесточения» этих бандитов, но «ужесточить» их, огрубитьзначило бы облегчить задачу нашей разведке — с глупым болваном,изрыгающим проклятия, не так уж трудно сладить, а вот с людьми,которые подмяли под себя всю Европу, — с этими куда как сложнее.
Я решил попросту сложить нужные мне факты из биографий нацистов. И когда я соединил интересующие меня материалы в некиебиографические справки, то получилось, что правда — не подправленная, без всякого тенденциозного переосвещения — и будет «самым верным цветом на верном месте».
Много мне помогал покойный писатель Лев Шейнин, принимавшийучастие в Нюрнбергском процессе, — его рассказы о Геринге и Гессеотличались точностью, он много раз говорил с Герингом, и тотповедал ему целый ряд историй, ранее никому не известных.Не могу не поблагодарить Романа Кармена, который в течениивосьми месяцев прожил в Нюрнберге, работая над своей картиной«Суд народов».
Порой литература — в ее формальном выражении — оказываетсяподобной биллиарду. Удар одного шара по крепко сложенной «пирамиде» вызывает непредугадываемые движения по шершавому зеленому сукну стола, освещенного низкой и яркой лампой, словно быобязывающей к тщательности, логике, точности.
Роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата» начался с ленинского тома, где была приведена его записка члену Коллегии ВЧКГлебу Ивановичу Бокию по поводу хищений драгоценностей изГохрана РСФСР. Драматизм этой записки был сам по себе законченным сюжетом для романа.
В архиве Октябрьской революции я познакомился с запыленными папками Гохрана. Потом — поездка в Таллин, работа в библиотеках и архивах, встречи с самыми разнымилюдьми, сбор по крупицам фактов, из которых должна была вырастиправда того времени.
Десять весенних дней сорок первого года, события в Югославии,реакция на эти события в Москве, Берлине, Лондоне и Вашингтоне,позволили мне подойти к серьезнейшей проблеме национализма всистеме межгосударственных отношений.
Месяц, проведенный в Югославии с учеными, работа в архивахБелграда и Загреба, две недели, проведенные на маленьком островеМуртер, в доме рыбака Младена Мудрони-Бакарелла, который поутрам угощал меня рыбой, жаренной на оливковом масле, которое онсам давит, пробуя на пальцах, словно нефтяник — первую нефть,позволили мне написать роман «Альтернатива» и, как прямое егопродолжение, после работы в институтах и библиотеках Польши иЧехословакии, после громадной помощи украинских ученых — роман«Тридцатое июня».
Можно ли считать, что Максим Исаев-Штирлиц, действующий вэтих исторических хрониках, — фигура выдуманная? Ни в коем случае. Образ этого разведчика «списан» с нескольких ныне здравствующих людей, которым хочется принести благодарность заих великолепную, честную и смелую жизнь.
К Оглавлению
ДНЕВНИКИ
"Искусству или умению изучать русскуюпрозу следует помогать компьютерами,хотя, думается, даже компьютер не сможетподсчитать все трагические компоненты отчаянья, надежды, мольбы, страха, любви,что рвали сердца тех литераторов, комуГосподь дал ум — от него у нас горе, от чегоже еще?!"
Юлиан Семенов
"Дневники отец вел не постоянно — если в конце пятидесятых ив начале шестидесятых годов записывал практически все, тоначиная с 1964-го года регулярные записи делал лишь во время командировок вкачестве корреспондента российских газет.
Говорил,что нельзя доверять памяти, и записывал впечатления «наживую»: любопытные факты, литературные портреты людей,шутки, размышления. Там, где сложно было писать — во Вьетнаме— под бомбами, в Никарагуа, во франкистской Испании, —наговаривал «дневник» на маленький диктофончик и распечатывалпо возвращении. Некоторые из записей легли в основу книги «На“козле” за волком».
Дневник Ю. Семенова неоднороден — однизаписи носят эпизодический характер, другие по отточенностиязыка и выразительности образов больше похожи на законченныелитературные произведения, но все они объединены уважительным интересом к описываемым людям, внимательным взглядом наокружающее и точным анализом."
Ольга Семенова
1962 год
Критики требуют: «Объясните, как, в какое время сложился новыйхарактер молодого человека?» (имея в виду Богачева)*.
А как этообъяснишь, а главное покажешь?
Перестали сажать, перестали бояться и в каждом видеть сексота— отсюда и другие характеры, которые не понятны другому поколению.
Тут не объяснишь — это объяснение было бы унизительным дляобщества. Тут надо все самому понимать.
Внутри каждого общества рождается новое, антагонистичное...родившему его.
* Богачев — главный герой повести Ю. Семенова «При исполнениислужебных обязанностей».
8 февраля 1963 года
Вчера зашел ко мне Юра Холодов — старый, еще школьный друг,с которым я сидел на одной парте с 7- го по 10-й класс. Жил он тогдав покосившемся бараке, с матерью и сестрой Валей, отец погиб нафронте.
Помню его всегда в коричневом джемпере. Руки здоровые, мужские, крестьянские,из джемпера торчат, как у пугала. Из брюк всегдавырастал. Ходил косолапо, потому что в ботинках поджимал ноги, аботинки все равно рвались, причем рвались у мысков.
Еще помню — с8-го класса, когда мы ездили на Фили купаться, он без 10—15 лягушекдомой не возвращался. Делал с ними опыты — опыты для 8-го классанеобычайно интересные.