— Ты, хоть недалеко их отправила?
Марина поняла мой вопрос.
— Нет. Они в этом же времени, я их забросила в Исландию, а может в северную Норвегию. Там уже холодать начинает, это им будет место, где они успеют остыть, перед тем, как нападать на безоружную женщину. Ты то как? Я видела, что пытаешься мне помочь, кто бы поддержал только.
У Марины ещё остались силы на иронию. На дворе раздался шум:
— Палач из отряда святой инквизиции!
Этот отряд находился в резерве армии короля, посланной на усмирение бунта в непокорной провинции. Прусский король был тоже из немцев, местные не любили ни его, не чванливых вельмож короля. Он окопался в замке Кёнигсберга и боялся оттуда вылезать. Инквизиция тоже базировалась в столице Пруссии, а палач, видимо, был известной личностью на фоне всех этих политических событий. В часовню зашёл мужчина. Один, без сопровождения, он махнул рукой, что-то пробормотав по латыни, и Марина упала на пол, рухнула, как статуя, без подстраховки. На меня мужчина даже не посмотрел. Вошли служивые и связали Марину и меня верёвками. Нас и новых рекрутов повезли на подводах в Кёнигсберг. Пастор успел нам сунуть еду в корзинке. Хотелось сильно пить, но руки были связаны. В город мы приехали ночью, нас выгрузили под землёй, в кельи, вырубленные в песчанике, всё это пространство, скорее напоминало тюрьму, чем казармы для новобранцев. Военные, сопровождающие нас были озлоблены неудобствами в пути, большую часть дороги им пришлось идти пешком, если прибавить к этому горный ночной туман и рой мошки, кружащий над головами солдат, то я их понимаю. К нам в келью ворвались четверо.
— А эту куда? — спросил молодой ещё безусый служивый.
— А эту, палач приказал приковать цепью, и к ведьме…К той самой — из Румынии.
Они подхватили Марину и утащили, разлучив нас. Мои глаза сомкнулись от усталости. Утром нас разбудил шум из соседних келий, ночью сбежала ведьма. Одни из солдат пытались её искать, другие отдавали подзатыльники третьим, обвиняя их в недосмотре. Про нас, временно, все забыли. Палач приказал Марину освободить, развязать, снять с неё цепи и отвести её к брату. Меня иезуит принял за брата, я не знал, что девушку успел осмотреть врач. Рекруты, один за другим покидали келью их отправляли на допрос к следователям инквизиции. Для будущих солдат это была безопасная процедура. Мы с Мариной остались одни в келье, она помогла мне освободиться от верёвок, связывавших моё тело. Марина в рекрутских пожитках нашла сухарь — это был наш ужин и обед. Нас никто не кормил, солдаты смотрели на нас, как на приговорённых к эшафоту. За нами пришли после обеда. Я уже наслышан был о пытках в подвалах инквизиции, но нас привели в чистую не большую уютную комнату. Посредине стоял стол с письменными принадлежностями и скамья для осуждённых. Стул, на котором сидели дознаватели, был спрятан за столом. Мы с Мариной переглянулись. Никого, кроме нас не было.
— Это ты ведьму освободила, — спросил я тихонечко по-русски.
— А то как же? Знаешь кто это был?
— Без понятия, у меня среди румынских ведьм знакомых нет.
— Это была Смерека. Я отправила её в обитель.
— Зачем вернулась сама?
— Тебя выручать, дурень!
Скрипнули петли входных дверей, дознавателем был уже знакомый палач, принимавший участие в нашем пленении. Рядом с ним был писарь — клерк в сутане. Палач, от двери, начал задавать вопросы по — русски, видать в инквизиции были свои методы дознания. Прослушка и здесь под землёй была на высоте.
— Так ты говоришь, что работал легатом в папском государстве?
Не помню, чтобы я такое говорил. У этого палача тоже был дар: он читал мысли осуждённых и получал удовольствие от пыток и бессилия преступников. Конечно, мы для него были преступники, я непроизвольно начал сканировать его мозг. Мой дар вернулся ко мне, я уже увидел, что для нас готовит этот маньяк. Я подал знак для Марины, чтобы она готовила нашу телепортацию. Палач почувствовал опасность, он понял, что я сканирую его мозг.
— Девку. На дыбу. В испанский сапог. А этого на испытание огнём, и обязательно клеймо на лоб — заорал дознаватель. Но мы его уже не слышали, Марина переместила нас в Ватикан, приблизительно в то время, когда мы покинули Италию, и один из злополучных Липарских островов. Своей одеждой мы сильно не отличались от служащих папской республики. Марина вела меня в собор святого Петра, мы беспрепятственно прошли в скрытную келью. Священники смотрели на нас с недоумением, пока кто-то не узнал Марину, секретаршу бывшего главы инквизиции. Ничего не было удивительного, электроника опознала нас, мы имели доступ к тайной комнате. Появился новый глава инквизиции, он пригласил нас в свой кабинет.
— А где Илья Борисович?
Я задал вопрос по-русски, потеряв ориентацию во времени, и месте нашего местоположения. Марина поправила меня:
— Как нам найти отца Франциска, вашего предшественника? Произнесла она на итальянском.
Глава инквизиции представился:
— Отец Себастьян.
И указал нам новый адрес генерала.
— Вы пропали после той операции на острове, вас пробовали искать, но бесполезно, если воин христа решил исчезнуть, то это надолго и без следов. Я не хочу загружать свой мозг лишней информацией, мне абсолютно не интересно где вы были. Вы обязательно посетите вашего бывшего руководителя, ему и расскажите про все ваши приключения. Да вот ещё, прошу вас больше не пропадать, вы мне очень нужны.
Святой отец напомнил насчёт контракта. После отца Франциска, сразу ко мне, я позвоню в бухгалтерию, чтобы начислили зарплату с причитающимися премиальными. А это вам на дорогу и на мелкие расходы. Отец Себастьян передал Марине деньги. Я ещё не отошёл от болезни — такая нагрузка за один день, ещё вчера я был в родном селе, в горах, в шестнадцатом веке, а сегодня уже здесь — в соборе святого Петра. Марина купила в магазинчике карту Италии, и пыталась сориентироваться, где живёт генерал. Для неё это было тяжело, она не прошла обучение в обители, где нас гоняли по всем картам мира. Мне, порой, даже во сне снятся задачки про масштаб и азимут. Я взял карту из рук Марины, чтобы не мучилась. Генерал нашел место для жилья в пригороде Бриндизи. Я так рассчитывал на отдых в поезде, но до Бриндизи добраться из Рима сложнее, чем из Москвы до Северного полюса. Марина купила билеты на автобус, к ночи мы должны быть в Бриндизи. По карте — это конечно не Рим, но вполне крупный город для итальянских курортов. Нам с трудом удалось найти место в гостинице, был самый разгар сезона, все гостиничные места были закуплены на три месяца вперёд. Марина выбила один номер на двоих, никто не смотрел на отметки в паспортах, здесь давно привыкли, что люди едут отдыхать с любовниками или любовницами. Мне было уже всё равно, я заснул, только голова коснулась подушки. Марина просила меня ночью, чтобы я не храпел. Но я не помню. Помню, что у нас была война за одеяло. Комнату нам дали на один день и посоветовали поискать гостиницу в близлежащих городках. Но мы рассчитывали на приют у шефа. Таксист отказался везти нас по адресу:
— Сеньора! Там никто не живёт, район давно должны были снести.
Узнаю генерала! Старая закалка.
— Приезжайте ко мне в гости, когда меня дома нет.
Мы сели с Мариной на лавочку. Этого мы не ожидали, что генерал даже на пенсии не забыл про конспирацию. Я решил пройтись по местным церквам. Мы с Мариной поделились, она взяла на себя католические храмы, а я, помня про приверженность Ильи Борисовича к иудейству, решил пройтись по синагогам. Благо, что на туристической карте города отмечены адреса всех церквей. Мы с Мариной договорились встретиться на центральной площади. Мне повезло — синагог в Бриндизи нет ни одной, Марине тоже, везде, где она не была, ей ответили отказом. Приехали. Я бездумно слизывал тающее мороженное. Генерал сам нашёл нас. Старая школа — откуда он мог знать, что мы будем в центре. Он вышел к нам навстречу из маленького фольксвагена, чем-то похожего на жука и на советский запорожец.
— Вы не успели приехать в город, а столько шуму наделали. Мне позвонили со всех церквей, правда описали одну Марину. Ребята! Как я рад, что вы уцелели! Скажите, куда вы делись? Как вы пропали?
На глазах у Ильи появились слёзы. Ох, уже, эта русская сентиментальность!
— Ладно. Потом. Все разговоры потом, когда мы доберёмся домой. Я приготовлю вам такую баньку, в какой вы никогда не парились. А ещё армянский коньяк, под шашлычок. Ребята! Я до сих пор не верю, что это вы, живые и невредимые. Маринка, дай я тебя поцелую! Я и на пенсию ушёл, потому, что вас потерял. Как мой покойный оппонент — потерял свой смысл жизни.
Глава 11
Генерал жил далеко от города. Мы, минут сорок ехали вдоль побережья, потом свернули к морю, в сторону косы, намытой волнами из ракушек, камней, песка и высохшей морской травы, сразу за косой начинались одиночные скалы с небольшими, размытыми водой углублениями и гротами. Илья Борисович достал пульт, и вскоре перед нами появился небольшой рыболовный катер, с бортами, расписанными арабской вязью. Путешествие по морю было недолгим, мы подплыли к одной из двойных скал, высоко выступающих из воды. На вершине скал гнездились птицы. Это был маленький птичий базар. Мы причалили в развилке, между скалами, птицы подняли гвалт.
— Это мои охранники. Лучше всяких собак, предупреждают меня о наличии чужих на территории.
Генерал снова достал пульт. Мне кажется, что у него был единственный пульт для управления, на все случаи жизни. Он нажал кнопку, и на одной из скал расступилась часть стены, уходящая глубоко в море. Перед нами открылся естественный грот, с небольшим лодочным причалом. Генерал направил катер внутрь скалы, у Маринки раскрылся рот от удивления, в её глазах было столько эмоций!
— Бывшая итальянская военная база. Её построили ещё во времена Дуче. Мне посчастливилось её приобрести за бесценок, маленький реставрационный ремонт с современной автоматизацией и дизайном. И мы имеем, то что имеем! Добро пожаловать в мои апартаменты!
Прямо с причала начинался электрический эскалатор, бесконечной ступенчатой лентой, уходящий вверх скалы. Мы доехали без приключений до просторного фойе. Для нас был непривычен такой образ жизни — вдалеке от людей, в скале, в море. У меня, как у мужчины сразу начали появляться вопросы: где находится генератор, питающий этот транспортёр, от чего светится потолок и стены, как, вообще, здесь работает вентиляция? Почему из крана бежит несолёная вода? Я проглотил своё любопытство, все мои вопросы были объяснимы, но я вовремя вспомнил, что нахожусь в гостях. От генерала не укрылся факт ошеломления гостей своим жильём. Наверное, он на это рассчитывал? Из Фойе было две двери в жилые комнаты, одна из которых была занята под спальню, в другой был рабочий кабинет, напоминающий его апартаменты в соборе святого Петра, даже мебель была похожа: тот же стул, тот же стол, та же полка под компьютер, только вместо компьютера был ноутбук. Кухня, баня и кладовая находилась на другом уровне скалы. Зала не было, его вполне замещало фойе. Генерал усадил нас на диван, включил телевизор и убежал готовить баньку для гостей. Генерал улыбался, он искренне был рад нашему появлению. Никаких ограничений по воде. Я тайком попробовал её на вкус, вода была пресная, лучше, чем в Риме, как из горной реки в нашем селе, я так и не вспомнил, как зовут реку. Мы с Маринкой наплескались от души, по очереди. Генерал отхлестал меня в парилке настоящим липовым веником.
— Извини. Но берёз в Италии, почти нет.
Но мне хватило и этого, чтобы смыть с себя многовековую грязь. Душ в папской гостинице, не идёт ни в какое сравнение с генеральской баней. А потом гостевой стол, с обещанным армянским коньяком. Марине больше нравилось «Амаретто», но коньяк раскрывает мозг и распечатывает речь.
— Скажи генерал! Всё хотел задать тебе вопрос — А инквизиция, это как, хорошо, или плохо? Сколько беды принесли эти инквизиторы: они сожгли Джордано Бруно, замучили кучу различных учёных, стояли всегда на пути прогресса, да и нас с Маринкой, чуть не отправили на плаху.
Генерал задумался перед ответом на мой вопрос. Видимо он сам столкнулся с подобными мыслями, а теперь он выждал необходимую паузу, чтобы правильно, максимально доходчиво сформулировать свой ответ:
— Ты хочешь сказать, что от инквизиции ничего, кроме вреда нет? Тебе непонятны те задания, что я давал? Ты так, до конца не понял, зачем я приказал вам уничтожить эти машины на острове? Ты задал очень сложный вопрос, отвечать на него ещё сложнее. С того самого момента, как человек взял в руки палку, он вступил в ещё большие противоречия с богом. С тех пор, большинство изобретений человека идут ему во вред. От палки — до атомной бомбы, от первых ткацких станков, до межконтинентальных ракет. Инквизиция была создана для того, чтобы противостоять бессмысленному разрушению человечества — это и крупные техногенные катастрофы, и уничтожение экологии, а в автомобильных авариях по миру, гибнет столько людей в течении одного, года, что перекрывает, по количеству, все жертвы инквизиции за всё время её существования. Да, инквизиция — карательный орган, она похожа на хирурга, удаляющего опухоль. Он не знает, как больной перенесёт операцию, и будет ли дальше распространяться болезнь, но первый шаг уже сделан, этот шаг к продлению человеческого существования. Так и мы, не знаем, чем закончится та, или другая операция, наша организация вне политики, но против любого вида оружия. В сердце католического мира работает огромный отдел аналитиков, и день и ночь они проверяют все изобретения человечества на вредность от их реализации. Кто, когда мог подумать, что от простой «игрушки», придуманной китайцами для запуска ракет и фейерверков, будет столько беды. Мы — инквизиторы, стоим на страже перед безумством человеческого гения. Не знаю, дошло до тебя, или нет, но поверь, ты выполняешь нужную, необходимую работу. Без инквизиции человечество давно бы взорвало себя, вместе с планетой.
Маринка устала от дороги и пьяных мужских разговоров, заснула на диване. Илья Борисович накрыл её пледом. Три дня пролетели в гостях у генерала, как один миг. Мы много спорили с ним, купались в море, плавали наперегонки, ругались со средиземноморскими бакланами, но всё хорошее, когда-нибудь заканчивается. Маринка потащила меня назад — в Рим. Контракт нужно отрабатывать, Маринке хотелось встретиться с остальными членами команды. Генерал описал место, где их можно найти. Первым делом мы встретились с отцом Себастьяном. Нас уже успели восстановить в штате, меня, в отличии от Марины, восстановили даже в моей должности. Марина же стала рядовым исполнителем инквизитором ордена внешнего воздействия. Марину это не устраивало:
— Необходимо срочно восстановить нашу команду,
Мы получили заработную плату за всё время нашего отсутствия. Марина напомнила отцу Себастьяну, что прошёл ровно год, со дня подписания контракта, и нам полагается отпуск. Отец Себастьян сам не знал, что с нами делать дальше, если со мной все вопросы были решены, я опять готов был приступить к работе в дипкурьерском коллективе папы римского, то девушка его ставила в тупик. Руководитель инквизиции согласился дать нам отпуск.
На поиск богадельни, для душевнобольных у нас ушёл целый день. Нас пропустили к больным, только после звонка отца Себастьяна. Наших друзей держали в комнатах одиночках. Зрелище, честно скажу вам, не впечатляющее. Смерека сидела, на прибитой к полу, деревянной тахте, в грязном порванном халате, уставившись в одну точку на стене. Она не среагировала на наше появление, не отвела свой взгляд от стены. И только, когда санитарка заслонила своим телом объект обзора подопечной, в глазах Смереки я увидел знакомый огонь. Значит была реакция на раздражители, и как это врачи не замечают. Нам охарактеризовали наших бывших друзей, как «овощи», с отсутствием каких-либо реакций. Мне не верилось, недавно я сам был такой. Марине не понравилось в богадельне, и врачи здесь не такие, мы оставили деньги на благотворительность и покинули заведение. Марина приняла решение — больных необходимо срочно перевести в Израиль, там уход за ними получше, и любыми путями вытащить врача, вылечившего Жилу, из прошлого. У него есть секрет от выздоровления безнадёжно больных, с травмой мозга. И всё травами, никакой лого терапии. Про вторую часть плана она мне не сообщила, знала, что я буду против её участия в проникновение в шестнадцатый век. Слишком нестабильные были обстоятельства в Пруссии в то время. Перед моим лицом до сих пор стоит образ палача. Марина пропала, её не было в гостинице целый день. Вечером она появилась в сопровождении мужчины в странной одежде. Я не узнал лекаря в этом бомже. Лесной человек смотрел по сторонам, он не откликнулся на моё приветствие, врача привлекало, буквально всё: он разглядывал стёкла в окнах гостиницы, наблюдал за транспортом, его поразил телевизор. Он долго не мог отойти от окна, всё, что творилось за его пределами, его завораживало.